Орлята партизанских лесов

Яков ДАВИДЗОН

Вася Коробко

Сентябрь выдался теплым — настоящее бабье лето.

Земля в лесу за ночь успевала остыть, но на еловых ветках да под шинелью спится как дома.

Ночью группа Василия Коробко проделала многокилометровый рейд и дважды пыталась приблизиться к железнодорожному полотну Гомель — Брянск. И дважды их встречали пулеметным огнем и гранатами. Хорошо еще, что в темноте охрана не могла стрелять прицельно.

—        Сегодня   прорываться   не   будем,— с   горечью произнес Коробко, провожая взглядом воинский   эшелон.— Не   подпустят   нас   фашисты. Ночь напролет будут ракеты пускать да   простреливать   всякий   подозрительный кустик.

—        Это точно,— вздохнул пулеметчик.— Раз обозлили их, они до утра не лягут спать. Видать, не повезло нам на этот раз...

Группа поспешно покинула опасную придорожную полосу. До леса они добрались по-пластунски, потом пошли в полный рост. Шальные пули еще залетали в чащу, но вреда причинить уже не могли — они впивались в деревья, срезали ветки высоко над головой. Коробко шагал первым, выбирая путь. Неудача не расстроила его. Такой уж у него был характер: чем труднее достичь цели, тем упорнее и настойчивее искал Коробко к ней пути. Он знал, что фашисты усилили охрану железнодорожного полотна. Эту весть принесли в отряд другие группы, выходившие на диверсии. Подтвердил это и связной, ходивший на явку в Гомель.

Когда заглохли вдали звуки выстрелов, Коробко приказал остановиться. Место он выбрал у ключа, бьющего из-под корневища старой березы. Береза росла в лощине, окруженной с четырех сторон густым вековым бором. Пройдет человек в десяти шагах и не заметит ничего. Огонь не разводили. Выставили часового наверху, а сами принялись готовиться ко сну. Кто рубил еловые ветки, кто просто выбирал местечко помягче. Вася быстро настелил широкую полосу из молодых веток, под голову подложил ящик с толом, сбоку пристроил автомат и лег на спину.

Уставшие мышцы ныли, но боль быстро проходила.   Вася  лежал  с  открытыми  глазами и смотрел в небо. Сквозь верхушки деревьев пробивался голубой свет. Вася вспомнил то далекое время, когда он ходил в школу. Он любил сентябрь и особенно первые уроки в школе после лета, когда собирались товарищи. Каждый спешил поделиться увиденным, рассказать, где побывал. Погорельцы — село не маленькое, но и не крупное. Потому даже поездка в Чернигов воспринималась как праздник, и счастливец долго находился в центре внимания. Тогда, перед войной, Вася в городе побывал дважды: один раз взял с собой отец — секретарь сельсовета, вторично Вася ездил в черниговский Дом пионеров вместе с лучшими учениками школы. С нетерпением предвкушал Вася наступление осени. Представлял, как станет рассказывать о музее, о старинных пушках на крепостном валу и о многом другом.

Но война сделала его воспоминания никому не нужными, и шестиклассник Вася Коробко думал лишь о том, как попасть на фронт. Готовился убежать на фронт и его товарищ Иван Снитко. Друзья лишь выжидали подходящего момента.

Между тем война сама спешила им навстречу. Через село проходили обозы с ранеными, а в небе пролетали самолеты с крестами. Погорельцы, правда, не бомбили, но люди в первые дни прятались кто куда. Друзья наметили окончательный срок — в пятницу рано утром уходить. Допоздна засиделись у калитки, обсуждая планы на дальнейшую жизнь. В четверг вечером по селу прокатился слух, что неподалеку упал в болото немецкий самолет.

Слух подтвердил сосед Ивана — пятиклассник Гришка. Он стал с гордостью рассказывать, что его отец сам видел, как немецкий бомбардировщик свалился в Пуховское болото.

—        Дым черный как попрет из него, как попрет! Потом наклонился гитлеряка носом вниз и прямиком на лес. А «ястребок» вокруг летает да из пулемета! — торопливо выпалил сведения Гришка.

—        Ладно, ладно, без тебя знаем,— осадил его Иван, а когда сосед ушел,

Иван горячо зашептал:

—        Завтра, чуть рассветет — айда в лес, на болото! Нужно разыскать самолет!

—        Чего когда рассветет! Затемно выйдем. А то опередят!

Пуховское болото, в которое упал немецкий бомбардировщик, пряталось в лесах. Дорога туда неблизкая, и двое друзей вышли с первыми петухами, когда восток только посерел. Было прохладно и так тихо, что даже не хотелось говорить.

Вася лес любил. Здесь можно было вдоволь набродиться, наиграться в разбойников или устроить поиски клада. Каждая полянка, каждый овражек или опушка были по-своему интересны и непохожи. А родниковая вода в лесу — всем известно — самая сладкая.

Шли легко, подгоняемые волнующей неизвестностью. Тропинки разбегались в разные стороны, но Вася не колебался, на какую свернуть. Иван полностью положился на друга, потому что за Васей Коробко в Погорельцах укрепилась репутация следопыта. Этому немало способствовал позапрошлогодний случай, когда пропал четырехлетний мальчишка, и село вышло на его поиски. Лишь на третьи сутки, когда уже никто не верил в то, что мальчик жив, Вася набрел на него...

Когда солнце пронизало кроны деревьев, ребята присели отдохнуть. Достали сухари, луковицы, яблоки и банку рыбных консервов. Вася набрал в родничке воды в бутылку из-под ситро.

—        Я бы так в лесу и остался,— мечтательно сказал Вася.— Построил бы

шалаш, травы накосил бы...

—        А ночью по лесу знаешь кто бродит? — перебил его Иван, хрустя сухарями.

—        Кто?

—        Черти!

—        Тоже скажешь! А еще пионер!

—        Ну, может, не черти... Лешие, они в болоте живут...

Рассмеялся Вася громко, на весь лес. Весело стало ему и от рассуждений Ивана, и от яркого, теплого летнего дня, и от тишины.

—        Чего смеешься? Уж и пошутить нельзя!

Остаток дороги до болота прошагали молча.

Болото, вернее, его дух они учуяли задолго до того, как блеснула темная вода. Влажный, густой воздух растекался над землей, не в силах подняться вверх. Босые ноги сразу почувствовали холод.

—        А вода там, наверное, как лед,— сказал Иван.

—        В болоте вода всегда холодная, даже в жару.

—        А если самолет упал как раз посередке?

—        Ну и что же! Полезем!

—        А если утонем?

—        Можешь сидеть на берегу — сам полезу!

—        Ты еще сначала его найди!

Искали недолго.

—        Вот тебе и самолет,— произнес Вася.

—        Где? — вскинулся Ваня.

—        Не туда смотришь! Во-он за березой...

Они поспешили. Под ногами зачавкала вода. Темно-серый двухмоторный самолет с паучьей свастикой на хвосте провалился в трясину правым крылом и, казалось, силился вырваться из цепких объятии болота.

—        Ага, попался, гад! — закричал Иван.

—        Тихо ты! — шикнул на него Вася.— А вдруг там фашисты?

Ваня так и присел.

Они некоторое время рассматривали самолет. Стеклянный колпак был разбит, в хвосте зияли рваные дыры.

—        Пошли,— решительно сказал Вася.

—        А может, немцы сидят и ждут нас... Затаились, гады!

—        Тогда я сам. Ты подожди. В случае чего...— Вася не закончил, но Ваня  согласно закивал головой.

Осторожно нащупывая ногами дно, Вася направился к самолету. Сердце стучало в груди.

Но страха не было. Подхлестывало любопытство. И еще — ненависть к машине, на крыле которой красовался черный крест.

Осторожно приближался к кабине. В кабине таинственно блестели приборы.

Нервы у Васи напряглись до предела. Но из самолета не доносилось ни звука.

Вася решительно перекинул ногу вовнутрь. Самолет был пуст: валялись какие-то бумаги, на которых часто встречалось изображение черного орла со свастикой в когтях. Трофеев было немного. Самым ценным оказался пистолет.

—        Только гляди — никому! — снова и снова предупреждал он Ваню.

Весь обратный путь Вася шел молча, прикидывая в уме, как снять с самолета пулеметы. У него родилась мысль: устроить на дереве, что росло на огороде, пулеметное гнездо. «Пусть только попробуют сунуться! — рассуждал Вася.— Узнают, как летать над советской землей!..»

Еще на дальних подступах к родному селу они почувствовали запах гари.

—        Неужели пожар? — встревожился Ваня.

Они сложили находки в ямку, присыпали хвоей и приметили место. Только с пистолетом Вася не расстался. Он сунул его в котомку, где были остатки еды.

Подрывники уходят на задание

Ребята выбежали на опушку. В разных концах села пылали хаты. По улицам и дворам бегали солдаты в ненавистной форме. Так война ворвалась в родное село Васи Коробко...

Васю разбудило солнце. Его луч, пробившийся сквозь густые ветви, обжигал лоб, и Вася отодвинулся в сторону. Но спать больше не хотелось. Он приподнялся на локтях и огляделся. Партизаны упали и уснули там, где их сморила усталость. Клевал носом и часовой, но Вася не беспокоился. Они находились в такой чащобе, что немцы вряд ли решатся тут рыскать. Правда, нельзя забывать, что среди их пособников есть и полицаи из местных жителей. Но так прекрасен был этот лесной мир, так сладок и прозрачен воздух, что не хотелось допускать даже мысли о предательстве.

—        Иди поспи,— предложил Коробко, неслышно подойдя к часовому.— Да не дергайся, это я...— поспешно добавил он, увидев, как тот схватился за автомат.

—        Задремал,— виновато покачал головой автоматчик.— Ты уж прости...

Дом приснился... будто стою ранним-ранним утром на крыльце... а из-за речки солнце поднимается... взмахнул я руками и взлетел... лечу все выше и выше...

—        Ладно, спи. Расскажешь, куда долетел.

Вася пошел к своему рюкзаку. Осторожно извлек мину новой конструкции, лишь недавно доставленную с Большой земли. Осмотрел ее, смахнул приставший листок. Эти несколько килограммов взрывчатки, подумал Коробко, могут спасти жизни десяткам наших бойцов. Нужно, очень нужно, чтобы мина сегодня же пустила под откос воинский эшелон!

Уже почти два года он жил в лесу. Лес стал его домом, семьей, школой, и выходы на операцию чередовались с короткими передышками. Но все равно к свисту пуль нельзя привыкнуть, как нельзя позабыть все то страшное, что принесли фашисты на нашу землю.

—        Что, Василий, пора бы и подниматься,— сказал пожилой партизан Митрофан Корой. Вася любил ходить с ним — пулемет Корона строчил без промаха, а сам пулеметчик не ведал страха. Бывают такие люди — сами ищут смерти, а смерть бежит от них. У Коропа в живых не осталось никого — и старых родителей, и малых детей фашисты расстреляли как заложников.

—        Пусть еще поспят,— сказал Вася.— Думаю я, дядя Митрофан, выйти к железной дороге через болото.

—        Если ты имеешь в виду Черную гать...— покачал головой Короп.— Гиблое место. Там и днем с огнем не пройдешь, а ночью... Пропадем ни за грош.

—        Раз называют Черная гать, значит, когда-то люди проходили. Сыщем и мы тропу. Иначе к линии не подойдешь! Охраняют, точно самого Гитлера собираются везти!

...Наверное, минуло не менее часа, а они смогли преодолеть метров сто.

Коробко сидел на кочке посреди болота мокрый с ног до головы. Один сапог

остался в трясине Черной гати, намокший ватник казался тяжелым, как свинец.

Партизаны отдыхали молча.

«Неужели я ошибся, неужели так и не удастся пробраться к железной дороге? Видно, потому немцы и не держат здесь постоянных постов...» —

думал Коробко.

—        Возвращаться нужно, Вася,— посоветовал Короп.— Еще можно успеть выйти к «железке» в другом месте...

—        Чтобы получить пулю в лоб?! — не согласился Коробко.— Здесь пойдем... то есть, вернее, я пойду. Короп, давай мину.

—        Ты что задумал?

—        Ничего я не задумал. У меня есть приказ командира, и я его должен выполнить! Пойду один.

—        А мы что, сидеть будем да глядеть?

—        Здесь действительно гиблое  место, дядя  Митрофан,— сказал Коробко.— Потому попытаюсь выполнить задание сам.

—        Нет, ты это брось,— жестко сказал Короп.— Или никто, или все. Тоже мне герой сыскался!

И такое неодобрение звучало в голосе партизана, что Васе стало жарко от стыда. Хотел было сказать, что не мальчишеская заносчивость заставила его принять такое решение. Когда он ушел с головой под воду и едва не задохнулся в гнилой жиже, понял: здесь действительно не пройти. Чудом избежав смерти, Вася испугался. Хорошо, что никто из товарищей не заметил его состояния!

—        Ладно. Пусть со мной идут добровольцы...

—        А мы все здесь добровольцы,— прозвучало в ответ.

И снова Васе пришлось краснеть из-за своих слов.

...Они прошли через болото. Одного Коробко все же не мог предусмотреть — топь подходила к самой насыпи, и укрыться было негде. Вася легко себе представил, что произойдет через пять минут после взрыва. Охрана ринется к месту диверсии с двух сторон. Партизанам придется или сложить головы вот здесь — на насыпи, или утонуть в болоте.

—        Дела...— протянул Короп.

Коробко лихорадочно искал выход из создавшегося положения. Конечно, можно было, пока охрана не обнаружила их, уйти тем же путем. Но тогда эшелоны будут катить к фронту...

Вася Коробко (первый слева) и его бесстрашные товарищи

—        Слушай мою команду! — приказал Коробко.— Всем двигаться вправо

вдоль железной дороги!

—        Там же немцы, охрана,— тихо сказал Короп.

—        Задача,— словно не услышав голоса партизана, продолжал Коробко,—

как можно ближе подобраться к охране и замаскироваться. Я остаюсь

здесь, минирую. После взрыва охрана кинется сюда. Не стрелять, пока она

не минует вас. Бить в спину, неожиданно!

О себе он не сказал ни слова, но каждый из шести партизан диверсионной группы понял — у Коробко остается один шанс из ста выбраться живым. Но здесь уже никто не мог нарушить приказ. Командир на то и был командиром, чтобы иметь право рисковать собой.

Они уползли в темноту, и Вася не услышал ни звука. «Здорово!» — похвалил он их мысленно.

Немного посветлело. С болота наползал сырой воздух. Вася взобрался на насыпь. Ножом выкопал углубление. Осторожно установил мину. Проверил взрыватель. Потом приложил ухо к рельсу и прислушался. Ему показалось, что рельс чуть слышно вибрирует. ...Когда тяжелый паровоз вздыбился и завалился на бок, из топки вдруг вырвалось яркое пламя и озарило картину крушения. С открытых платформ, срывая крепления, катились вниз орудия и танки, офицерский вагон смяло, и вверх полезли листы железа, какие-то доски. В хвосте поезда рвались боеприпасы.

Васю ударило взрывной волной, засыпало землей. Оглушенный, полуослепший, Коробко побежал к своим. Там уже разгорался бой. Партизаны обстреляли охрану.

Гитлеровцы долго и упорно преследовали подрывников, и был момент, когда, казалось, им не удастся вырваться. Но вот за спиной у фашистов раздалась частая стрельба, и они сами вынуждены были спасаться бегством. Когда с преследователями было кончено, Коробко увидел выходящего из-за деревьев Федора Ивановича Короткова, командира соединения имени Попудренко.

—        Разрешите доложить, товарищ командир! — спросил Коробко.

—        Погоди докладывать! Санитара ко мне!

Когда подоспел санитар, Коротков приказал:

—        Перевяжите раненого!

И лишь после этого разрешил:

—        А теперь можешь докладывать...

Я навсегда запомнил нашу последнюю встречу с Васей Коробко. Мы уже соединились с частями Советской Армии. Я сказал Алексею Федоровичу Федорову:

—        Васе Коробко нужно учиться, Алексей Федорович. Рекомендуйте его в суворовское училище.

—        Дело говоришь,-— согласился Федоров.

Вечером в хату, где расположилась моя походная «фотолаборатория», ворвался Коробко. Я и слова не успел ему сказать, как он подлетел ко мне, схватил за гимнастерку и с силой дернул на себя. Он закричал:

—        Зачем, зачем вы сказали это командиру?! Я хочу воевать! Пока хоть один живой фашист есть на земле, нет мне покоя!

...Коробко таки добился своего. Он ушел в соединение Героя Советского Союза Петра Вершигоры и в 1944 году погиб смертью героя. Василию Коробко тогда едва исполнилось шестнадцать. Подвиги его Родина отметила орденами Ленина и Красного Знамени.