"Плясала бы баба, да макушка лета настала". Готовы травы. Успевай, косарь, до больших рос скосить, переворошить, высушить сено и сметать его раньше, чем пожалует блуждающий в эту пору над полями дождь. Такой дождь караулит всякого, кто замешкался. Лишь родство с одушевленным миром помогало предугадать капризы стихий. Как знак этого родства звучала покосная песня. Выйди в поле, и донесется она из былого. Торопятся на полив, на прополку огородники. Наливается озимый хлеб и тяжелеет овес, греча на всходе. Яры пчелки гудут: мед на сладость, воск - на свечи. В июле трудно от жары и горячо от забот. Жарко земле-кормилице. И селянину томно от зноя. Труд на пользу.

 В Новгороде нынче тоже жарко. Только по-иному. Начальные три дня седьмого месяца были объявлены праздничными. Из различных краев России и из-за рубежа съехались гости на Международный телевизионный фольклорный  фестиваль  «Евромузыка-94».

 Многими часами парились певцы и музыканты в очереди, чтобы предстать перед всевидящим и всеслышащим объективом телекамеры. Фильм о русских - миру на дивование! Каждый втайне или явно, верил: наконец-то мы покажем себя настоящими.

Но, как известно, ни людей, ни мнений одинаковых не бывает, и уж особенно в городской, то есть отгороженной от села жизни. Между тем, сельские традиции и составляют прежде всего объект, именуемый (ино) странным словом «фольклор». И не потому ли возле «купальского» костра, заказанного устроителями фестиваля на третье число, разгорелись споры: что есть настоящий фольклор?

Одни доказывали, что, занимаясь фольклором, необходимо бережно относиться к накопленному народом опыту, что желательно бы следовать народным обычаям и обрядам. Другие стояли на том, что фольклор не должен застывать на месте, что он видоизменялся и его следует развивать, не боясь осовременить авторскими элементами.

Журналистка Марина Васильевна Гончаренко из Санкт-Петербурга под впечатлением этого спора поутру появилась в Центре музыкальных древностей. У нас в ту минуту проходила лекция-концерт для директоров Домов народного творчества России. Вспоминается, как один из гостей, глядя на реконструированные сопели, гусли, гудки и другие древние новгородские музыкальные инструменты, произнес: «Ну вот они есть. А дальше-то что? Раскопки ведь, наверное, ничего к этому больше не добавят.,.»

Я ответил, что Новгород - это сундук с драгоценностями. Что здесь не только каждый археологический сезон, но и даже каждая находка сообщает или способна сообщить что-либо новое.

Например, недавно обнаружены два колка – детали струнных музыкальных инструментов. Они во всем, вроде бы, походят на ранее найденные колки, и лишь в одном отличны: изъятые из слоя рубежа X - XI веков, они древнейшие. Состоись эта лекция днями позже, и можно было бы объявить о еще одном открытии. Не называю его сенсационным лишь потому, что в новгородской археологии сенсация - дело обычное. А речь идет о найденной в том же культурном слое кобылке, то есть   детали доселе неизвестного исследователям типа музыкального инструмента, звучавшего в древнем Новгороде - по-видимому, смычкового, и самое главное - однострунного! Уж не ключ ли это к разгадке пресловутого смыка, чем-то отличавшегося, по мнению некоторых ученых, от трехструнного   гудка?

Ну, так вот. По окончании лекции Марина Васильевна обратилась и ко мне с вопросом о «настоящем фольклоре».

- Мы своими лекциями-концертами, - начал я, -во многом отвечаем на подобный вопрос. Естественно, насколько это возможно в городских условиях, мы стараемся следовать народным обычаям и не только в рамках научной программы Центра, но, что важнее, и в повседневной жизни: одно от другого неотделимо. Поэтому, нет-нет, а и услышишь в свою сторону: вот, де, люди странные, необыкновенные. Представьте, что не произошло известного выкорчевывания наших деревенских, да и городских тоже, традиций - так кто был бы сейчас необыкновенным? Да большинство жителей России. Японец, одетый в домотканое кимоно, ничуть не кажется у себя на родине странным. Это мы, русские и многие россияне, позволили надругаться сами над собой. Прозреем ли? Наступит ли понимание фольклора не как концертной потехи, пусть и виртуозно скомпонованной, а как взлелеянной временем народной мудрости, как основы жизни, где все серьезно, даже когда смешно?

Прожив несколько десятилетий под лозунгом «Нам не нужен фольклор, нам нужна самодеятельность», невозможно, как говорится, выйти сухим из воды. Инерция оказалась столь велика, что даже теперь, когда мы объявляем всему свету о телепразднике подлинно русского фольклора, на съемочной площадке подавляюще преобладают сценические постановки народных песен, плясок или даже обрядов в так называемом авторском переложении.

Особенность последнего осознается далеко не всеми. Она состоит в том, что народные во многом обрядовые произведения, устроенные некогда по им присущим классическим законам, приспосабливаются к сугубо эстетической атмосфере и звучат в иных ритмах и гармонии, свойственных современному профессиональному музицированию. Авторы таких переработок сознательно или нечаянно берут на себя смелость править священные творения своего народа. Не высокомерно ли?

Если ты претендуешь на абсолютное авторство, то, идя по этой в высшей степени ответственной, преисполненной одиночества и чаще всего рискованной стезе, не навреди никому. И тем более, не причини обиды прошлому.

Если же ты хочешь быть автором внутри народной традиции, то ее следует прежде изучить. Она в пространстве и времени, она сохраняет в себе признаки древних цивилизаций, ее величие предстает, скажем, в Великом нашем Новгороде в виде новых и новых археологически к открытий: то это лирообразные гусли, то новгородские трещотки, то какой-то однострунный музыкальный инструмент или еще что-то из неисчислимого ряда распознанных и нераспознанных по назначению вещей. Нераспознанных, быть может, в связи с исказившимся нашим миропониманием. Чем больше народную традицию изучаешь, тем безграничнее в ней ощущение творческой свободы. Изучение вовлекает в саму жизнь. Хочется повторить, обновить то, что в лихолетье было втоптано в грязь. В этом процессе в какой-то миг обнаруживаешь, что специально стремиться к авторству - грешно, хотя творческие откровения -едва ли не первейшее удовольствие девочек-женщин - рукодельниц и отроков-мужчин -плотников. И это при незыблемых датах, символах, нормах! Даже в XX веке пастух, виртуозно играющий на трубе, с верой признается: «Не я. Она сама играет». Вот он нравственный голос еще той эпохи, в которую был рожден грандиозный мифопоэтический образ гуслей-самогудов. Да не в авторстве дело, а в здоровом чувстве слитности со всем миром посредством родных тебе культурных традиций.

За рубежом сохраняется интерес к русской культуре, ее истории. Даже явно развлекательные, во всех деталях бутафорские сцены, созданные по поводу народных традиций умным режиссером, разбавленные «изюминкой» из быта наших селян, без сомнения, вызовут неописуемый восторг несведущих иностранцев. Им простительно: не видавши корабля и корыто в диво. А вот мы-то каковы? Море каплями черпаем.

Конечно, не все так просто. Необходимо помнить, что традиция художественной самодеятельности стала фактом нашей культуры.

Своим возникновением она во многом обязана идее создателя Великорусского оркестра Василия Васильевича Андреева и его сподвижников: представить в концертном зале  совершенствованные русские народные музыкальные инструменты как неуступающие в их исполнительских      возможностях профессиональным европейским.

С тех пор многие талантливые люди посвятили этой традиции свою жизнь. Привыкли сами сквозь призму этой традиции видеть народную культуру и приучили к такому взгляду слишком многих. И все могло бы быть не до такой степени печально, если бы тем же временем не совершалось планомерное, начиная с 1920-х годов, тягчайшее преступление против человечества: под всевозможными предлогами стирались с лица нашей земли тысячи селений. В оставшихся учили «правильно» жить. После чего, не понимая друг друга и кичась оригинальностью, мы, в большинстве вчерашние жители деревень, живем в высотных своих жилищах, отторгнутыми от земли. И - проходит время - неземное это положение вдруг ввергает нас в растерянность: к какому же культурному берегу пристать, чтобы в нас увидели нас?

И мы вроде бы начинаем отмечать традиционные праздники. Но взаимоисключающая смесь самодеятельности и народной обрядности вида, например, уже в том, что принародное сжигание Масленицы под стенами Новгородского кремля устраивается в первый же день масленичной недели, а не в последний. Жаль, что в подобных заказных «обрядах» участвуют и те, кто хорошо знает: в деревнях без времени не запоют, не затрубят, не заплетут березу.

Выход здесь один. Уважающим себя коллективам художественной самодеятельности не пристало переименовываться в коллективы фольклорные ради лишь того, чтобы своим названием, и не более, угодить новым приоритетным министерским программам. Когда-то мы, не задумываясь, подменили народные традиции самодеятельностью. Теперь обратное действие? Может случиться так, что после нас уже не о чем будет спорить, так как исчезнут предметы спора. Но пока таковые имеются, фестивали разумнее называть своими именами: или это пусть будет фестиваль художественной самодеятельности или же фестиваль, например, традиционной народной музыки. Впрочем, относительно второго, можно и не сочинять: у наших предков каждый день в году был чем-либо ознаменован, а иные незыблемые в своих датах дни или недели почитались как великие праздники. Вот оно, золотое отражение опыта жизни.

Нынешнее время - время поиска ясности, время выбора пути для каждого в отдельности и для всех вместе. Мы конкретизируемся в своих помыслах и делах. Кто был привержен разрушению - рушит, кто по природе своей был созидателем - созидает. У тех и других - свои убежденность и оправдание. Но жить нам -сообща. И как-то еще удается нам, столь неодинаковым, осмыслить понятие родного края. Нынче это очень важно. И без обращения к прежнему опыту, заложенному в сказках, песнях, старинах, детских играх, женских и мужских рукоделиях, такое осмысление невозможно.

У моряков существует такой обычай. Если тонет корабль, то они, надев парадную форму, выстраиваются на верхней палубе. Оденутся ли русские люди в царственной красоты свои традиционные одежды, когда догадаются, что корабль их культуры смертельно накренился? Одевшись, будут спасены.

Вот о чем раздумывал я и утром третьего июля, и уже теперь - в ночь на седьмое число (по старому стилю двадцать четвертое июня) на берегу, возле купальского костра, в древнем Славенском конце Новгорода. Девушки -участницы небольшого хора при Центре музыкальных древностей, одетые в традиционные новгородские костюмы, плетут венки. Каждый вплетаемый цветок - с поклоном, с обращением к Матери-земле. «Вселиственный мой венок...» -сколько мудрого смысла и, кажется, недосягаемой по чистоте поэзии в каждом выпеваемом слове! Венок - судьба. И надо ли, чтобы это таинство кем-то подсматривалось, а потом, пусть и не коммерчески, рекламировалось или, как в старину сказали   бы, позорилось?

июль 1994 года