Материалы X международной научной конференции 29 мая - 3 июня 2001 г.

Международные отношения

в бассейне Черного моря в древности и средние века

Издательство Ростовского педагогического университета

А.П. Беликов (Ставрополь)

Древняя Фракия была плодородной и густонаселенной страной, по ее южному побережью располагались богатые греческие колонии. Занимая подступ к сухопутному мосту из Европы в Азию, она являлась ключом к проливам, плацдармом для тех, кто планировал бы военный переход через проливы, т.е. - стратегически важной территорией. Поэтому Фракия издревле была вовлечена в международные отношения, но не столько в качестве самостоятельной силы, сколько объекта территориальных притязаний со стороны амбициозных соседей.

У Македонии были традиционно сложные отношения с Фракией. После поражения Филиппа V во 2 Македонской войне его царство выглядело ослабленным, и этим решил воспользоваться Антиох III, вторгшийся в сферу жизненных интересов Македонии с целью установить свое господство над Фракией. Продвижение Антиоха в Европу стало одной из причин заключения Римом относительно мягких условий мира с Филиппом (Polyb. XVIII, 39; Liv. XXXIII, 13). Несомненна также связь между появлением Антиоха во Фракии и "освобождением" Греции римлянами в 196 г. до н.э. (Журавлев, 1982, С. 12).

Предвидя возможность войны с Селевкидским царством, римляне не хотели оставлять у себя в тылу враждебно настроенную по отношению к ним Грецию. С той же целью (обезопасить тылы), сенат вынудил Филиппа заключить союз с Римом, чтобы не казалось, будто он ждет Антиоха, желая примкнуть к нему (Polyb. XVIII, 48, 4). Аппиан полагает, что Филипп мог бы очень навредить Риму, если бы присоединился к Селевкиду (Mac. IX, 6). Как отмечают Юстин (XXXIII, 44) и Ливий (XXXI, 1, 6), Фламинин начал войну против спартанского тирана Набиса по прямому приказу сената, опасавшегося, что Спарта станет союзником Антиоха.

Таким образом, притязания Антиоха III на Фракию существенно повлияли на политику Рима на Балканах. И не только Рима - Филипп теперь был вынужден учитывать новую ситуацию, когда он уже не мог выступать как самостоятельная сила, и ему оставалось только присоединиться к одной из двух противоборствующих сил.

И здесь римский сенат сделал очень тонкий ход. Филиппу вернули сына, находившегося в заложниках в Риме, обещали простить недоплаченную контрибуцию и признать за ним все территории, которые он [106] сумеет отнять у Этолии и ее союзников во время ожидаемой войны с Селевкидским царством (Liv. XXXVI, 10; Арр. Syr. 16). И царь, ставший, по меткому определению Г. Вебера <вынужденным союзником>, помог Риму не из любви к нему, а из ненависти к Антиоху (Вебер, 1892, с 538). С последним утверждением мы позволим себе не согласиться. Филипп, конечно же, ненавидел Рим несравненно сильнее, чем Антиоха, но у него просто не было другого выбора. Сыграли свою роль и мелкие частные мотивы: желание мести этолийцам, стремление прибрать к рукам хоть что-нибудь, желание мелких сиюминутных выгод.

Как справедливо отмечает С. Уст, Филиппа возмутило, что Селевкид на всякий случай держал при себе своего собственного претендента на трон Македонии - это действительно было большой ошибкой Антиоха (S.I. Oost, 1957, р. 9). Отсутствие единства эллинистических царей позволило столкнуть Антиоха с Филиппом.

Но самым главным для Филиппа было желание <мирного сосуществования> с могучим Римом. Он прекрасно понимал, что новая война с Римом окончится полным крахом Македонии, а, оказав помощь римлянам, мог надеяться на их благодарность. Притом, заключив foedus с Римом, царь не мог остаться даже нейтральным. Союзный договор предусматривал общих врагов. Соглашения такого типа регулировали отношения Рима с побежденным, но еще не покоренным противником (Мишулин, 1944, с. 106).

Можно согласиться с оценкой М. Ростовцева - Филипп стал фактически зависимым монархом (Rostovtzeff, 1941, р. 53). Не осмеливаясь думать об уничтожении зависимости, он думал лишь о том, как смягчить ее суровость (Монтескье, 1955, с.71). Сохранился любопытный фрагмент Полибия - "Важнее всего было отвращать войну от Македонии..." (fr. 108). Кто, кроме царя, мог это делать. Эта фраза служит явным подтверждением тому, что Филипп не собирался затевать новой войны с Римом. Как известно, текст Полибия о Сирийской войне дошел до нас не полностью и приведенный фрагмент, вероятно, и есть сохранившийся ее осколок.

Еще до начала войны, послы Антигонида в Риме обещают дать вспомогательные войска, хлеб и деньги (Liv. XXXVI, 4). Невозможно, однако, верить утверждениям Ливия (XXXV1, 8) и Аппиана (Syr. 16), что на это Рим толкнуло захоронение Антиохом костей павших при Киноскефалах македонян, оставленных своим царем без погребения; а до того Филипп, якобы, хотел соотнести свое решение с военным счастьем сторон. На самом же деле у царя просто не было другого выхода, кроме как помогать Риму и тем самым избежать уничтожения Македонии. [107]

Суммируя, можно признать, что во Фракии тесно переплелись интересы Селевкидов, Рима и Македонии. При этом, если смотреть на вещи реально, у Антиоха не было никаких шансов завоевать Фракию. 1) Теперь она входила в сферу интересов Рима, не потерпевшего бы конкурента на Балканах. 2) В противостоянии Антиоху римляне опирались почти на всю Грецию, Эгеиду, Македонию и Пергам, опасавшийся чрезмерного усиления Селевкидов и готовый сражаться против них на стороне Рима. 3) Встретив упорное сопротивление фракийцев и явно враждебную позицию Рима, Антиох мог рассчитывать лишь на помощи Этолии, как позже выяснилось - ничтожную; и Вифинии, однако римляне угрозами и давлением добились ее нейтралитета (См.: Polyb. XXV.10-11; App. Syr. 23).

Осознавая свою силу, Рим, тем не менее, не форсировал события и затягивал переговоры с Антиохом. Царь настаивал на том, что он появился в Европе с целью овладеть землями своих предков. Римляне упрекали его в том, что он пользуется плодами их побед. Как полагает Аппиан, стороны обменивались посольствами больше для того, чтобы выяснить намерения друг друга (Syr. 6, 9). Антиох не исключал войну с Римом, но сначала предложил дружбу и равный союз без взаимных требований и условий. Однако это противоречило самим принципам римской внешней политики. Как отмечал М. Таубе, foedera aequa была для римлян только неприятной вынужденной остановкой перед foedera non aequa (Таубе, 1894, С. 44).

По удачному определению Э. Бэдиана переговорный процесс превратился в состояние "холодной войны" (Badian, 1964, Р. 112). Стороны делали вид, что предпринимают усилия для мирного разрешения конфликта (Бокщанин, 1960, С.216), но в принципе война была предрешена, и внутренне они были к ней готовы (См.: App. Syr. 2, 5; 15).

В 192 г. до н.э. Антиох, поняв, что переговоры ни к чему не приведут, вторгся в Грецию. Однако был стремительно разбит, а позже битва при Магнезии в 190 г. до н.э. и Апамейский мир 188 г. до н.э. низвели Селевкидское царство до положения второстепенного государства и знаменовали собой установление римской гегемонии во всем Средиземноморье.

Так фракийский конфликт с Римом стал отправной точкой падения Селевкидской державы.

Характерно, что по пути в Азию римское войско только благодаря помощи Филиппа V прошло Фракию без потерь. На обратном пути, когда царь уже не обеспечивал безопасность дороги, фракийцы отбили у победоносной римской армии даже часть трофеев, а консул с потрепанным войском спасся, только уйдя на территорию Македонии (App. Syr. 13). [108] Это показало римлянам, что завоевание Фракии непростая задача, и они отложили ее на потом. Ведь главная цель: устранить возможных претендентов на обладание ею уже была достигнута.