«ТАЙНЫ ДВАДЦАТОГО ВЕКА»

Глава 2   ТВОИ ВОЗМОЖНОСТИ - ЧЕЛОВЕК

ВЫЗОВ КАШПИРОВСКОГО

Его появление на Олимпе самых популярных личностей страны было стремительным и сенсационным. Уникальные сеансы обезболивания хирургических операций на расстоянии, массовая психотерапия по телевидению, приведшая к исцелению многих тысяч больных... «Феномен Кашпировского» — говорят о нем. «Никакого феномена нет», — заявил неожиданный критик... в лице самого Анатолия Михайловича Кашпировского. Обращаясь к «поим пациентам со сцены просторных залов или с экрана телевизора, он настойчиво внушает: «Я — обычный чело-пек». Больные ему верят и... выздоравливают.

—  Срывание покровов загадочного со своей деятельности — это ваша врачебная тактика или кокетство суперзвезды?

—  Отнюдь. До сегодняшнего дня никаких позывов к кокетству за собой не замечал. Тактика? Но уместно ли то понятие в отношении естественной, с моей точки зрения, потребности говорить правду?

— В чем тогда секрет вашего воздействия на людей?

—  Секрета нет. Используя набор психотерапевтических приемов, я «включаю» в человеке систему саморегуляции, которая обеспечивает выработку в организме необходимых лекарств, позволяющих справиться с болью, а также с тем или иным заболеванием. То, что в каждом из нас имеется своего рода фармацевтическая фабрика, известно давно. Морфин, инсулин и прочие лекарства, которые мы при необходимости вводим в организм извне, постоянно содержатся в нем в микродозах. Их дефицит означает заболевание. Но почему бы не восполнять его за счет внутренних резервов? Это даже эффективнее.

-- Вы сказали, что надо лишь включить систему саморегуляции, но как это сделать?

—   Традиционно орудием психотерапии считается ' ново как основной фактор воздействия. Однако человек отпадает не только органами слуха. Поэтому лечебное воздействие и вообще любое воздействие может оказать и i ест, и взгляд, и даже молчание. Так почему же этим не пользоваться, раз этими средствами воздействия можно i ать человеку определенную установку? В том числе и установку на исцеление. Как и в какой пропорции применить слова, жесты, молчание, подсказывает интуиция. н ажио чувство обратной связи, то есть как бы «чтение» другого человека, который должен поверить в успех.

— А если этот человек в него не верит?

—  Я считаю, что есть вера сознания и вера подсознания. Мой метод — скорее воздействие на подсознание. Именно через подсознание даю установки на исцеление. 11оэтому пациент может мне не верить умом.

— А чем тогда берут экстрасенсы?

— Верой людей в их якобы исцеляющие жесты и пассы. )та вера иногда возбуждает саморегуляцию. Ведь это своеобразный, но примитивный психотерапевтический метод.

—         Чем в таком случае вы отличаетесь от экстрасенсов?

—         Прежде всего тем, что нет ни одного экстрасенса, действия которого я бы не смог повторить. И нет ни одного экстрасенса, который бы повторил то, что удается мне. Действия экстрасенса чересчур однобоки, рассчитаны на слепую веру людей в исцеляющие свойства их самых обыкновенных рук.

—         Кажется, вы намерены развенчать все загадки, связанные с уникальными способностями человека. Не слиш

ком ли сложная задача? Ведь тот же лозоход никому ни чего не внушает, но с помощью вращающейся в руке рамы

находит подземные источники, залежи подземных ископаемых. Такая же рама в руках диагноста позволяет нахо

дить болезненные зоны в организме. Как это объяснить?

—         Поскольку наука не дала пока четкого объяснения этому явлению, могу предложить свою версию. Человек

воспринимает окружающую действительность не только сознанием, но и подсознанием. 6 процессе эволюции под

сознание все больше уходит на второй план, вытесняемое интеллектуальной деятельностью человека. В итоге он

им почти разучился пользоваться. Поэтому собака, на пример, чувствует приближение землетрясения, а чело

век не Явствует и т. д.

Но вот вы взяли в руку лозу. Уже этим иррациональным шагом вы как бы отказываетесь от услуг своего интеллекта, полностью положившись на «прихоть» вращающейся рамы, а фактически на собственное подсознание, которое, освободившись от давления ума, начинает давать «ответы». Эти «ответы» проявляются в непроизвольном движении руки — вот и завертелась лоза.

—         В 1988 году вы провели уникальный телемост Киев—Москва, в 1989 году Киев—Тбилиси, во время ко

торых производили обезболивание хирургических операций. Это видели миллионы. Можно ли это считать началом телевизионной психотерапии и будет ли она поставлена на конвейер?

—         Началом телевизионной психотерапии считаю 1986 год, когда на Алма-атинском телевидении была проведена запись моих первых телесеансов. Но тогда эти передачи не пошли в эфир. Наверное, сказалась боязнь всего неизвестного, необычного. А на операции по телевидению я пошел, чтобы доказать возможность психотерапевтического влияния на человека с помощью телевидения. Идея не случайна. Она продиктована огромным спросом населения на нашу помощь. Ведь до сих пор в СССР нет ни одного современного, хорошо оборудованного психотерапевтического центра, в то время, как, например, в США их насчитываются сотни. Поэтому телевизионная психотерапия смогла бы в какой-то мере смягчить этот дефицит.

—         Телемосты закончились успешно. Но что было бы, если бы во время сеанса обезболивания по телевидению

связь прервалась? Высказывая это опасение, некоторые ученые считают, что риск был неоправданно велик: ведь

пациенты от болевого шока могли бы умереть.

—         Что гадать — если бы да кабы. Ведь и во время обычной операции может произойти непредвиденное.

Даже переходя улицу по «зебре», можно оказаться под колесами автомобиля.

Впрочем, и тогда я просчитал все варианты. И если бы отказала телевизионная техника, я вел бы операцию по телефону. И кроме этого, в моей методике есть еще ряд психотерапевтических тонкостей, позволяющих обезболивать операции даже без моего телевизионного присутствия. В Киеве недавно была сделана операция спустя три дня после моей установки на обезболивание и длилась полтора часа. Но все же на поток такие операции я ставить не собираюсь. Это не самоцель.

—         Насколько известно, вы иронически относитесь к «демоническому взгляду» и прочим якобы присущим вашей профессии «аксессуарам». Если это не более чем литературный штамп, то зачем тогда телевизионная связь

при дистанционном обезболивании, почему оперируемый больной должен постоянно видеть вас на экране?

—         А я в свою очередь должен видеть больного?.. Всего лишь условия обратной связи. Я вижу как больной реагирует на меня и на происходящее в операционной. Учитывая это, усиливаю или ослабляю те или иные эмоции.

И разумеется, с помощью телевидения. Но разве я бросаю демонические взгляды?

Между прочим, видеть меня при обезболивании совершенно необязательно. Была такая ситуация. Во время одного из сеансов в зале в темном заднем ряду встала женщина и сказала: «Обезбольте меня». «Уже», — мгновенно отвечаю ей и продолжаю сеанс, тут же забыв о происшедшем. Через две недели она появляется: «Люди добри, а мне зробилы операцию, дивится»,— и показывает перебинтованное место в области ключицы. Оказывается, полуторачасовая операция на лимфатических узлах была проведена безо всякого наркоза.

Главное — установка. Взмах руки, слово, даже едва заметный жест психотерапевта запечатлеваются в сознании больного словно на видеокассете. А включается она в тот момент, когда больной ложится на операционный стол. «Ну что, начнем?» — спрашивает хирург. «Начнем»,— отвечает пациент. Все, кнопка нажата, тут же в организме начинают вырабатываться необходимые вещества.

Другой случай. Мужчине, инвалиду второй группы предстояла операция на носовых раковинах — очень неприятная процедура. В конце сеанса он подходит ко мне: «Обезболь». А мне некогда. Я оборачиваюсь и резко провожу рукой по его лицу. И пошел. А он бегом к операционному столу — установка ведь получена. Мой жест он расшифровал как обезболивание и записал его на своем «видеомагнитофоне». Хирургу говорит: «Кашпировский сказал, что будет небольно». А сам похолодел от страха — это он потом мне рассказывал. «Вижу,— говорит,— здоровую железяку, навроде долота, и знаю, что сейчас она у меня будет в носу. Ее действительно вводят, начинают долбить кость, а боли... нет». Так с операционного стола и прибежал с двумя тампонами в носу: «Ни грамма не больно!»

В психиатрии, как и в любом деле, существует жест, движение мастера. Вот работает плотник. В одной руке он держит крошечный гвоздик да еще в самом неудобном месте, в другой — молоток. Как же ты в него попадешь? А он — «раз, и готово». А я бы наверняка попал в доску.

Если я буду что-то из себя строить, то не смогу с ними разговаривать, не смогу работать как следует. Появится ложь и все испортит. Я должен быть предельно откровенен, искренен.

Была у меня в Виннице операция. Женщине убирали косточку на ноге. Только положили жгуты, она мне шепчет, что ей больно. Громче, и уже кричит. Что делать? Явная боль, а ведь операция еще не началась. Я говорю: «Резать!» Как она закричит! Все. Стоит оператор программы «Взгляд» с видеокамерой. Поражение. Как я взорвусь: «Что я, каждого обязан обезболивать, елки-палки!» Хирург остановился, больная тоже замерла. Ситуация, которая требует немедленного разрешения. Я поднимаюсь: «Все, сдаюсь. Ну вас к чертовой матери, иду домой». Поднимаю руки — снимайте. Вижу у больной лицо вытянулось, она в смятении. Делаю шаг, другой, третий, резкий разворот и жест в сторону ее ног: «Резать!»

И все пошло. Как только больная начала меня терять, я вернулся, неожиданно для всех, для себя самого. Да, потребовалась выдержка, пригодились и Сахалин, и винницкие села. Но я был искренен. А больной резали кожу, долбили кости, под ноготь загнали вот такой штырь, фиксирующий палец, и все это с шутками-прибаутками. Когда х ирург подошел к кости, я взял больную за ногу: «Коленка на пять баллов». «Ну-ну»,— смеется. А я рассуждаю так: сейчас ее подбросит от удара и может быть непредвиденная реакция. Хирург берет долото, а я спрашиваю: «11у что, Галочка, так какие туфельки в это время будем носить?» Подмигиваю. Хирург ударяет долотом, нога отдает мне в ладонь — ха! Еще удар — ха! «Да итальянские, наверное»,— после некоторого раздумья отвечает I аля. Кость срубили. Все. Кажется, мне было больнее, чем ей.

—         После ряда телевизионных передач, особенно сенсационных об обезболивании операций, и газетных выступлений вы стали популярной личностью. Вас узнают на улице, караулят в подъезде дома. Как это — приятно, тяжело, безразлично?

—         Для меня известность становится все более тяжкой пошей. Раньше это было на коротких периодах: приезжаешь на выступление — за тобой толпы, сел в автобус, поезд, самолет — там тебя уже никто не знает, отдыхаешь. А сейчас нельзя спрятаться даже дома. Телефон, и идите, звонит непрестанно, а ведь уже четвертый номер за полгода сменил. Звонки в дверь, толпа на лестничной площадке, мольбы, требования, проклятья...

Как помочь всем нуждающимся? Собственно говоря, с этого вопроса, который я задал сам себе, все и началось. Десяткам, сотням тысяч людей можно скорректировать здоровье через психологическое воздействие. Но как мо осуществить на практике? Через телевидение.

Дело не в том, что я хочу «с минимальными затратами» хватить сразу огромную аудиторию. Телевизионное воздействие нередко даже эффективнее, чем при непосредственном общении. Приведу в пример свою дочь, которая лечебный эффект ощутила, присутствуя на телевизионном сеансе. Серию таких сеансов в прошлом году показало Украинское телевидение.

—         Какие результаты принес тот эксперимент? Ведь это было впервые в стране, когда психотерапевт обращался к своим пациентам с телевизионного экрана.

—         Да, это было впервые. Строго говоря, сеансы предназначались прежде всего для энуретиков, в основном де

тей, страдающих слабостью мочевого пузыря. Но, как показала почта, передачу смотрела гораздо более широкая

аудитория. Трудно назвать болезнь, которая бы не упоминалась в этих письмах. Результаты? Вот письма телезри

телей.

«Десять лет мучаюсь остеохондрозом. Спина болела постоянно. После вашего сеанса уже вторую неделю не чувствую боли». В. Алентьева, Сумская область.

«После сеансов по вашему совету я посетила зубной кабинет, попросив удалить зубы без уколов. За пять минут мне без боли и анестезии удалили три зуба. Я даже не вздрогнула. Это чудо!» Н. Главчева, Запорожская область.

«Получив травму голени, перенесла операцию, ходить могла только с тросточкой. После второго сеанса встала и пошла на кухню, забыв палку. После третьего вообще отказалась от трости. Операционный шов уменьшился, а потом исчез. Л. Рубинчук, г. Симферополь.

«Я врач с тридцатилетним стажем. После ваших передач у меня исчезло расширение вены на левой ноге, а также сопутствующие этому боли». Гаврилюк, г. Ворошиловград.

«На последнем сеансе, проводимом Украинским телевидением, присутствовало 28 детей, страдающих энурезом. На следующий день у 25 из них постели оказались сухими. Это стало праздником для детей!» В. Груша, главный врач детского санатория «Ручеек», г. Комсомольск Донецкой области.

«Такое письмо пишу впервые. Мне 46 лет, из них половина отдана алкоголю. Лечилась у Довженко, закодировалась на пять лет. Все эти годы жажда к спиртному не проходила. Потом снова запила. У меня хорошая семья — муж, дети, внуки, которых я позорила и отравляла им жизнь. Потом появились вы. После первых двух сеансов я очень плакала... Дорогой Анатолий Михайлович, я не пью три месяца, спиртное мне даже не противно — безразлично. Господи, если бы вы знали, что сделали для моих дочек, для всех нас!» В. Г., Киевская область.

—         Но ведь есть и такие письма, в которых авторы сообщают об отсутствии эффекта, а некоторые, правда не

многие , и об ухудшении состояния.

—         Правильно, но не надо торопиться с выводами. Например, как определить, что вызвало боли в желудке: сеанс Кашпировского или съеденная за полчаса до него несвежая курица?

Надо учитывать и то, что есть определенный процент людей, небольшой, но есть, у которых организм на то или иное воздействие реагирует парадоксально, по принципу: «ты ему — бритый, он тебе — стриженый».

Вот новокаин. Абсолютное большинство его приемлет спокойно, но бывают и аллергические реакции с тяжелыми последствиями. Нет в медицине такого метода, лекарства, которые у какого-то числа людей не вызывали бы парадоксальную реакцию.

Какие выводы я делаю из таких писем? Из нескольких вариантов действий психотерапевта я выбираю наиболее щадящие: лучше недобрать, чем перебрать. Как говорит-(я, недосол на столе, пересол на голове. Лучше недосолить. Пусть не будет никакой реакции, чем плохая.

В то же время некоторые пишут: «Сеанс на меня никак не подействовал»,— имея в виду то, что они не погрузились в состояние транса. Между тем у меня есть сотни пациентов, которые, как они говорят, «ничего не чувствовали», но после нескольких сеансов избавились от недугов, у них рассосались швы на теле, исчезли следы псориаза и т. д.

—         Вы часто подчеркиваете, что важную роль в вашей жизни и, в частности, в совершенствовании врачебного

искусства играют книги. Значит ли это, что какие-то литературные персонажи стали для вас объектом подражания? Ваше отношение к таким фигурам прошлого, как граф Калиостро, Григорий Распутин?

—         Свое отношение могу высказывать лишь к литературным описаниям этих людей, которые наверняка не являются абсолютно достоверными. Убежден, что это были незаурядные личности.

На своих сеансах я обычно говорю о таланте пациента, способности его организма к саморегуляции. Но существуют так же талант и умение человека, «включающего» '•гот процесс у другого. Роль его проста лишь на словах. Нот акробат делает тройное сальто. Спросите его, как он «то делает? Он вам скажет: я разбегаюсь, подпрыгиваю, три раза переворачиваюсь и встаю на ноги. А теперь вы попробуйте сделать то же самое...

Я думаю, что и Калиостро, и Распутин большое значение придавали внешним факторам, таким, как облик, жест. Первый, судя по всему, был талантливым фокусником, второй — незаурядным актером, выступавшим под маской старца. Но и тот и другой хорошо знали человека, имели чутье на людей, знали, как к ним подойти и чем на них воздействовать... Хотя не уверен, что кто-то из них смог бы обезболить хирургическую операцию.

Подражал ли я кому-то из них и вообще кому-то? Нет, потому что всегда, видимо от природы, имел критическое отношение ко всему происходящему, по принципу «во всем сомневайся». 6 то же время всегда и из всего стараюсь извлекать уроки. А учиться, как известно, можно постоянно. Толстой когда-то учился у вороны. Долго стоял и смотрел, как она ходит, лапами разгребая землю. Его спросили: «Что вы делаете?» А он: «Учусь».— «У кого?» — «У вороны». — «Чему?» — «Вот она целый день разгребает землю, она меня учит: «Работай, работай...»

—         Ваш распорядок. Сколько времени уделяете спорту?

—         Режим у меня не показательный, вряд ли стоит ему подражать, тем более больным. Ложусь поздно, в два, три

часа ночи. Встаю, как правило, в семь утра. Иначе ничего не успею.

Физзарядкой занимаюсь не менее одного часа в день, с перерывами. Поскольку подходящие условия для упражнений бывают довольно редко, создаю их себе сам. Есть у меня упражнения «лифтовые», то, что я делаю в лифте. Есть «тамбурные». Есть целый комплекс упражнений, которые я выполняю в купе поезда: хорошо изучил все его углы, знаю, как и за что можно уцепиться. Тело просит нагрузки, очевидно, сказываются многие годы занятий спортом. Кроме того, физические упражнения для меня — одно из самых больших удовольствий.

—         Вы не курите, не пьете. Аскетизм вашей жизни — это насилие над собой или внутренняя потребность?

—         Скорее внутренняя потребность. Мне никто ни когда не говорил: не пей, не кури, но до 33 лет я во рту не

держал ни капли вина. Возможно, интуитивно я уже готовил себя к будущей работе, в которой самодисциплина до

истязания — важнейшее условие.

Кроме того, были для аскетизма и объективные причины. В детстве я покалечил левую ногу, она была намного тоньше правой, к тому же — страшные боли. Практически это стало толчком к занятиям спортом, серьезным, который не допускает послаблений. Если на первом курсе мединститута я приседал со штангой весом 125 килограммов, то уже через год штанга весила 220. Делая «пистолет» на левой ноге, держал штангу в 100 килограммов... Так и исцелил ногу.

Хочется привлечь внимание людей к проблемам психотерапии, разбудить интерес к психологии в целом. Мое участие в телемостах заставило многих в стране поверить, что, воздействуя на психику, можно добиваться очень сильного эффекта. Авторитет психотерапии значительно возрос. Но ее возможности, а также процессы, происходящие в человеческом организме под воздействием психотерапевта, еще далеко не изучены. Для этого требуются усилия специалистов разных стран.

Кроме того, хочется, как говорил Никита Сергеевич, «показать кузькину мать» тем, кто считает, что наша психология и психотерапия остались далеко позади. Я с этим совершенно не согласен. Более того, считаю, что отечественная психотерапия в лице отдельных ее представителей, таких, как Райков из Москвы, Довженко из Феодосии, Рахманов из Днепропетровска, в какой-то степени и меня — это самые передовые позиции, на Западе еще не достигнутые. Возьмите того же Довженко. Ведь это настоящая революция в борьбе с алкоголизмом!

Есть и другие психотерапевты, которых мы сегодня не знаем, потому что они не соприкасались ни с прессой, ни с телевидением, работающие на высоком уровне. Кто-то ещё только «зреет» в глубинке.

—         Как сделать, чтобы они не потерялись?

—         Единственный путь — это создание психотерапевтической ассоциации, одной из главных задач которой будет выявлять интересных специалистов, помогать им. Ассоциация могла бы не только организовывать наши встречи, устанавливать контакты с зарубежными врачами и учеными, но и популяризировать достижения психотерапии через свой журнал или газету.

Важный принцип ассоциации — самофинансирование. Поэтому мы будем включать в нее асов, которые смогут зарабатывать достаточные средства не только на проведение различных мероприятий, но и в фонд поддержки перспективной молодежи. Скажем, нужен врачу кабинет. Мы вкладываем деньги и строим ему кабинет. Может быть, ему нужна квартира — строим квартиру.

—         И все-таки, если посчитать, особенно если сравнить с другими странами, психотерапевтов у нас чрезвычайно

мало...

—         Зато экстрасенсов полно. Почему? Во-первых, потому что стать экстрасенсом очень легко: достаточно

объявить себя таковым и со значением махать руками. С другой стороны, как вы правильно заметили, в стране

ощущается острый дефицит психотерапевтической помощи.

Спрос рождает предложение. И вот на место специалистов — пустующее место — становятся дилетанты. Используют они все те же способности человеческого организма к саморегуляции, но облекают это в покровы таинственности, мистики.

Казалось бы, все очевидно. Но вот парадокс: экстрасенсы утверждаются едва ли не на государственном уровне, а психотерапевты остаются в тени, как какие-то замухрышки. Потому что первые более активны. Но сейчас в моем лице они получили очень серьезного антагониста. Я не собираюсь с ними соперничать, но не могу скрыть правду.