Будущий патриарх, Василий Иванович Белавин, родился 19 января 1865 года в семье сельского священника Торопецкого уезда Псковской епархии. Детские и юношеские годы прошли в русской деревне. После окончания церковноприходской школы в 1878 году он поступил в Псковскую семинарию. Среди товарищей пользовался уважением и любовью. Высокого роста, белокурый, всегда спокойный, уравновешенный, среди товарищей он выделялся своими успехами в учебе и полным отсутствием юношеского тщеславия. Обычно отличники держатся особняком — семинарист Белавин, напротив, всегда стремился помочь своим товарищам. Он рад был объяснить и помочь в приготовлении уроков. Причем часто сопровождал свои объяснения шуткой. Уже в семинарии за ним установилось шутливое прозвище «архиерей». После окончания Псковской семинарии в 1883 году он поступает в Петербургскую духовную академию.

После окончания Петербургской академии в 1888 году назначается преподавателем в Псковскую семинарию. В течение трех лет преподает в семинарии. За это время его полюбили не только семинаристы, но и жители Пскова. Жил он в мезонине деревянного дома близ храма Николы Соусохи. В этот же период принимает решение об избрании монашеского пути, а в 1891 году принимает монашеский постриг. Учитывая всегдашнюю кротость, при постриге ему дают имя Тихон, в честь святителя Тихона Задонского, также отличавшегося кротостью. Вскоре после пострига иеромонаха Тихона переводят инспектором в Холмскую духовную семинарию.

Холм — скромный уездный городок бывшей Люблинской губернии, с польско-еврейским населением, с налетом польской культуры даже на русских горожанах. Основное население — украинцы. Среди посто-

янных жителей немало униатов. Митрополит Евлогий (Георгиевский), ставший ректором Холмской семинарии сразу после архимандрита Тихона, так описывал жизнь Хол-мщины: «Религиозная и народная жизнь Хол-мщины была сложная. В ней скрещивались и переплетались разнородные религиозные течения, воздействия разных культурных наслоений, обусловленные всем историческим прошлым этого края: Русь и православие — как исторический фундамент; Польша и католичество в виде унии — как дальнейшее наслоение...» '.

В Холме он возводится в сан архимандрита и становится ректором семинарии. Семинария была небольшая — всего 175 семинаристов. Его преемник, архимандрит Евлогий, позже вспоминал: «За пятилетие ректорской службы архимандрит Тихон поставил учебно-воспитательное дело отлично. В память открытия святых мощей святителя Феодосия Черниговского он устроил в семинарии второй храм во имя этого новоявленного угодника Божия, пожертвовав для него семинарским залом. В этом новом храме совершалось ежедневное богослужение, причем каждый из шести классов имел свой день, когда он мог нести там клиросное послушание; в праздники туда собирались для богослужения дети семинарской образцовой церковноприходской школы. Совершало будничное богослужение, также по очереди, семинарское духовенство: ректор, инспектор, духовник и преподаватели, носившие духовный сан... Архимандрит Тихон обладал большою житейской мудростью, был человек такта и чувства меры; несмотря на свойственные ему мягкость и добродушие, умел настойчиво проводить полезные мероприятия» 2.

В 1898 году архимандрит Тихон возводится в сан епископа Люблинского и назначается викарием Холмской епархии. При наречении во епископы он сказал: «Да не подумает кто-либо при этом, что мне совсем неведома трудность епископского служения. Конечно, неве-

дома она мне на опыте, на деле, но научен и знаю, что епископство воистину есть бремя. Когда-то, в дни ранней юности, епископское служение представлялось мне — да и мне ли одному! — состоящим из почета, поклонения, силы, власти... Ныне разумею, что епископство есть прежде и более всего не сила, почет и власть, а дело, труд, подвиг. И в самом деле, легко ли быть «всем для всех»? Легко ли изнемогать за всех, кто изнемогает, и воспламеняться за всех, кто соблазняется? Легко ли быть образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте? Легко ли суметь, когда следует, одного обличить, другому запретить, третьего умолить со всяким долготерпением? Легко ли нести ответственность и за себя, и за паству, и за пастырей? Легко ли все сие? Святой апостол Павел свидетельствовал о себе: «Я каждый день умираю». И истинная жизнь епископа есть постоянное умирание от забот, трудов и печалей...»3

И здесь, на Холмщине, как и во Пскове, молодой архиерей стал всеобщим любимцем. «Архимандрит Тихон был очень популярен и в семинарии, и среди народа. Местные священники приглашали его на храмовые праздники. Милый и обаятельный, он всюду был желанным гостем, всех располагал к себе, оживлял любое собрание, в его обществе всем было весело, приятно, легко. Будучи ректором, он сумел завязать живые и прочные отношения с народом... В сане епископа он еще больше углубил и расширил свою связь с народом и стал действительно для Холмщины своим архиереем. Мне постоянно во время поездок по епархии приходилось слышать самые сердечные отзывы о нем духовенства и народа» 4. Но епископское служение в качестве викария Люблинской епархии продолжалось недолго — в декабре 1898 года его направляют в далекую Американскую епархию в сане епископа Алеутского. С собой епископ Тихон взял брата — отца уже не было в живых.

Епископское служение в Америке святителя Тихона продолжалось почти девять лет — с 1898 по 1907 год. Большое внимание святитель уделял все усиливавшейся волне славянской эмиграции в Америку. В одной из своих проповедей он отмечал: «Будущее сокрыто от ограниченного взора человеческого, и мы теперь не знаем, что внесет в жизнь страны сей все усиливающаяся волна славянской эмиграции и мало-помалу возрастающая здесь Православная Церковь. Но хотелось бы верить, что не останутся они бесследными здесь, не исчезнут в море чуждом, а в духовную сокровищницу американского народа внесут присущие славянской натуре и русскому православному люду алчбу

духовную, порывы к небесному, стремление ко всеобщему братству, заботы о других, смирение, покаянные чувства, терпение...» 5 Именно поэтому святитель уделял немало внимания тому, чтобы подготовить пастырей из числа американских граждан.

С этой целью он преобразовал миссионерскую школу в Миннеаполисе в Духовную семинарию. Этот шаг вскоре привел к тому, что отпала необходимость присылать священников из России. Новые переселенцы оседали в основном в восточных штатах Северной Америки, тогда как епископская кафедра находилась в Сан-Франциско. Поэтому святитель Тихон предпринял ряд шагов, в результате которых кафедра была перенесена в Нью-Йорк. В епископском служении он продолжил деятельность своего предшественника — епископа Владимира (Соколовского), начавшего присоединение к православию униатов. За время святительства преосвященного Тихона к православию присоединилось 32 карпато-русских прихода. Благодаря усилиям епископа Тихона близ города Скрантона в штате Пенсильвания был основан Свято-Тихоновский монастырь, а при нем устроена школа-приют для сирот. Немало усилий приложил святитель для перевода богослужебной литературы на английский язык.

Один из преподавателей Духовной семинарии в Миннеаполисе вспоминал о встречах со святителем: «По природе своей епископ Тихон был добр, отзывчив и необыкновенно впечатлителен. По своему характеру он был тихий, милосердный, незлобивый и всегда старался сохранить в своем лице спокойствие, и это спокойствие он вносил в души всех окружающих его. От каждого слова его, сказанного мягким голосом, веяло тихим, святым покоем. Внешне он был необыкновенно светлый и благолепный и производил самое симпатичное впечатление. Его благородное и выразительное лицо отражало величие его души, он был свеж и бодр... Он был прост как в обществе, так и в делах административных; он часто писал свои распоряжения лично, без всяких консисторских формальностей... При епископе Тихоне все были объединены общностью положений, интересов, чувств и мыслей; в миссии господствовало блаженство мира, согласия, дружбы и любви. Не было разрушительных ссор, озлоблений и взаимной ненависти, не было свары, не было разделений — были один архипастырь и одно стадо...» 6

Своеобразным итогом святительской деятельности епископа Тихона стал созыв первого Православного Собора Североамериканской    Церкви    20—23    февраля    1907    года

в Майнфильде. Одним из главных вопросов Собора стала задача, поставленная его председателем,— как «расширить миссию». Были также поставлены вопросы о самостоятельном существовании православной миссии в Америке, не зависящей от субсидий казны. Поднят был вопрос о юридическом статусе Православной Церкви в Америке. Тогда он был не понят Святейшим Синодом и лишь спустя шестьдесят лет Православная Церковь в Америке получила самостоятельность. Вскоре после Собора архиепископ Тихон был отозван в Россию. Его ждала Ярославская епархия.

В течение семи лет архиепископ Тихон управлял Ярославской епархией: постоянно объезжал приходы и за эти годы неоднократно побывал во всех, даже самых отдаленных. При объездах лично знакомился с настоятелями, расспрашивал о всех проблемах, включая бытовые и семейные. Даже мельчайшие детали жизни причта интересовали владыку. Он любил рассматривать семейные альбомы. Фотографии родных и знакомых хозяина часто помогали глубже постичь внутренний мир. Святитель помнил лично всех священников и их проблемы. В вопросах церковной свободы он всегда становился на сторону священнослужителей. Именно поэтому возник конфликт с ярославским губернатором, который добился перевода неугодного ему архиерея на виленскую кафедру. 22 декабря 1914 года святитель был переведен в Литву.

В Литве ему пришлось прослужить недолго — всего два с половиной года. Вскоре епархия оказалась в сфере военных действий, ее разрезали на две части. Архиепископу Тихону пришлось покинуть свою епархию. Сначала он поселился в Москве, где расположилось большинство виленских учреждений, а затем в Диене, на окраине своей епархии. Архиепископ принимал деятельное участие во всех организациях, помогавших раненым, обслуживавших духовные нужды воинов. Он посещал лазареты, побывал на передовой линии фронта. На литовской кафедре его застали события 1917 года. После бескровной февральской революции настала пора перемен и для Русской Православной Церкви. Преобразования, которые насильно сдерживались императором и его обер-прокурорами, происходили настолько бурно, что очевидцы назвали их «церковной революцией».

Почти во всех епархиях образовались Исполнительные епархиальные Комитеты из духовенства и мирян, которые установили контроль над всеми административными действиями епархиальных епископов. Затем по инициативе комитетов были созваны Чрезвычайные

Епархиальные Съезды, состоявшие из представителей клира и мирян. Эти съезды не были кем-то организованы, и тем не менее они проходили одновременно во всех концах России. Этот процесс являлся революционным, поскольку изменение порядков и строя церковной жизни осуществлялось «снизу» и . было взрывоподобным и внезапным. Министр по делам вероисповеданий Временного правительства А. В. Карташев позже так охарактеризовал эти события: «...нужно было «канализировать» революцию в Церкви, дать правильные законные формы для выражения общественного мнения. Нужно было ввести выборное и представительное начало, почти отсутствовавшее в церковной практике» 7.

Все эти реформы в свое время обсуждались в «Предсоборном Присутствии» в 1905 году и широко обсуждались как в церковной, так и в гражданской печати. Часть наиболее консервативного епископата была объявлена лишенными доверия и своих кафедр — архиепископы Алексий Владимирский, Серафим Тверской, Дмитрий Рязанский, Василий Черниговский, Иоаким Нижегородский, Палладий Саратовский. Одновременно принуждены были уйти в отставку архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий), митрополит Петроградский Питирим и митрополит Московский Макарий.

Каждый Епархиальный Съезд вырабатывал свой план преобразований бюрократического строя церковного управления, основные положения которого сразу же вводились в практику. Так, прежде всего был введен выборный порядок замещения всех духовных и особенно духовно-административных должностей. Выборное начало восторжествовало. Древний церковный принцип вновь был восстановлен — избирался епископ, а также члены консисторий и всех центральных епархиальных управлений и конечно же благочинные и приходское духовенство. Вакантные епископские кафедры замещались в порядке свободного избрания тайным голосованием представителей клира и мирян епархии на Чрезвычайных Епархиальных Съездах. Так были избраны: на Московскую кафедру архиепископ Литовский Тихон (Бела-вин), на Петроградскую — архиепископ Вениамин (Казанский), на Владимирскую — архиепископ Финляндский Сергий Страгородский, на Харьковскую — архиепископ Антоний Храповицкий.

По исторической случайности митрополит Киевский Владимир оказался в момент революции на самом ответственном посту церковного управления — первоприсутствующим членом очередной зимней сессии Синода. Для

узаконения произошедших реформ необходимо было их санкционировать со стороны Синода. Между тем руководимая митрополитом Владимиром зимняя сессия Синода оказалась недееспособной. Это обстоятельство заставило нового обер-прокурора Синода В. Н. Львова ходатайствовать перед Временным правительством об ускорении роспуска зимней сессии Синода и назначении, согласно действующим в то время старым законам и порядкам, на летнюю сессию нового состава Синода.

Правительство удовлетворило эту просьбу. Об этом пишет А. В. Карташев: «Синод старого состава как будто нарочно хотел доказать неприятному для него обер-прокурору, что для успешного продвижения вперед дела неотложных реформ и спешной подготовки к Собору без правительственного давления обойтись невозможно. В. Н. Львов торопил Синод провести давно назревшую, переходного типа, реформу устарелого и фальшивого бракоразводного процесса. Синод упорно ее отвергал. Особенно остро протекал конфликт из-за передачи консервативного синодального издания «Цер-ковно-общественный Вестник» в руки либеральной редакции профессоров Санкт-Петербургской духовной академии. Царские обер-прокуроры в подобных случаях просто устраняли из Синода нежелательных членов. В. Н. Львову советовали по старому праву распустить этот Синод и создать новый. Но он стеснялся это сделать...» 8

В конце концов упорный саботаж Синода вынудил идейно робкого обер-прокурора на решительный акт роспуска Синода. И вот признание самого В. Н. Львова: «Тлетворное влияние гангренизировало Церковь. Не было никаких учреждений, соответствующих духу времени; очевидно, что нужно было прибегнуть к героическим усилиям и властной рукой подавить все, что противоречило свободе Церкви. Нужно было действовать быстро и сильно; иначе, так как значительная часть епископата была заражена, являлась опасность столкновения Церкви с епископатом. Но хотя Священный Синод, как известно, был составлен темными силами (Распутиным), я не хотел было вмешиваться в его деятельность. Моим стремлением было даровать свободу Церкви, и не мне, конечно, было бы втыкать палки в колеса, если бы Священный Синод встал на новый путь. Но, к величайшему сожалению, Священный Синод встал на иную точку зрения. Он решил, что к нему перешла теперь вся полнота власти, и, пользуясь этим, он может еще более усилить свою власть. Тогда я понял, что Священный Синод, в прежнем его составе, не может идти вперед. Мало того: когда я предпринял некото-

 рые меры к тому, чтобы освободить Церковь от этих гангренозных пятен, которые покрывали ее тело, я опять встретил противодействие Священного Синода.

«Кто нам поручится, что вы и нас не удалите?» — говорили мне члены Синода. Такое отождествление членов Священного Синода с теми лицами, которые нетерпимы были в составе правящей иерархии (ставленники Распутина), было полным крушением прежнего Священного Синода... Вот началось движение к новой жизни; нужно было всячески содействовать этому, но мог ли это сделать прежний Священный Синод? И как должен был поступить в этом случае обер-прокурор: устраниться и ждать, что будет, или, наоборот, пойти этому движению навстречу и распахнуть для него как можно шире дверь? Сомнений быть не может: очевидно, нужно было избрать второй путь и заставить идти по нему и Священный Синод. Меня обвиняют в том, что я ничего не делаю. Но я все время боролся и все силы направил к тому, чтобы появившееся движение пошло по правильному руслу; не будь этого, могла бы начаться анархия. Церковь могла бы отделиться от епископата. Ничего другого, очевидно, не оставалось, как распустить прежний Священный Синод и составить новый... Мои усилия увенчались успехом, и жизнь в Церкви забила ключом. Тверской Епархиальный Съезд постановил было отделиться от Священного Синода, но когда узнал о новом составе Священного Синода, все это движение за отделение от Синода прекратилось само собой» 9.

Эти объяснения обер-прокурор дал на общем собрании Всероссийского духовенства и мирян, состоявшемся в Москве 1 июня 1917 года. Последовавшие за ними по адресу обер-прокурора аплодисменты подавляющего большинства присутствующих с троекратным пением «Многая лета» с очевидностью засвидетельствовали, что церковный клир и народ в подавляющем большинстве одобряют общее направление деятельности обер-прокурора. А. В. Карташев вспоминал: «Новый обер-прокурор начал выполнять свою «антираспутинс-кую» программу с устранения всех епископов, занявших свои кафедры при протекции Распутина или вообще бывших его друзьями. Из них на самом видном месте был митрополит Петроградский Питирим... Параллельно во многих городах были случаи ареста архиереев, известных своей активной приверженностью к старому строю и особенно дружбой с Распутиным» 10.

В составе созванной правительством летней сессии Синода были: первоприсутствущий — экзарх Грузии, митрополит Платон, члены: архиепископ Владимирский Сергий (Страгородс-кий), архиепископ Ярославский Агафангел, епископ Уфимский Андрей (князь Ухтомский), епископ Самарский Михаил, А. В. Смирнов — проф. Казанского университета, протоиерей А. П. Рождественский — проф. СПб. академии, Н. А. Любимов — протопресвитер кремлевских соборов, протоиерей Ф. Д. Фило-ненко — депутат Государственной Думы. Новый состав Синода санкционировал особыми «Временными положениями» уже введенные по епархиям церковные реформы. Этим актом было осуществлено узаконение, хотя, конечно, временное, до проведения Собора.

Перед новым составом Синода стояла важная задача — как можно скорее организовать созыв Поместного Православного Собора. Был организован «Предсоборный Совет» — обширная совещательная коллегия, состоявшая из епископов, клириков и мирян. Правительство ассигновало 1 миллион рублей на проведение Собора. Синод, со своей стороны, решил затратить свои церковные капиталы — 2,5 миллиона рублей, а если потребуется, то и все 4 миллиона. Вскоре был созван Съезд. На Съезде присутствовал обер-прокурор В. Н. Львов и экзарх Грузии, митрополит Платон. Среди членов Съезда присутствовали многие члены будущего Собора: архимандрит Иларион (Троицкий), С. Н. Булгаков, Евгений Трубецкой. За 10 дней работы Съезд разработал и сформулировал основные требования и предложения по всем пунктам предстоящей церковной реформы для Собора. По признанию А. В. Карташева, Съезд явился поддержкой и стимулом для официального «Предсо-борного Совета».

Съезд отверг идею отделения Церкви от государства, высказав пожелание, чтобы Православная Церковь оставалась на положении «первенствующей», чтобы все Церкви, все религиозные организации (инославные и нехристианские) получали от государства правовую и материальную поддержку, чтобы Закон Божий был обязателен в школах и чтобы в руках Православной Церкви оставались руководимые ею народные школы. Поместный Собор Русской Православной Церкви 1917—1918 годов открылся в день праздника Успения Божи-ей Матери в Москве. Он стал самым представительным, самым свободным и самым демократическим в истории Русской Церкви. Свободным и от давления государственной власти. По своей демократичности этот Собор весьма напоминал Первый Апостольский Собор Иерусалимской Церкви, на котором присутствовали   и   решали   вопросы   «апостолы,

пресвитеры и братия». В связи с этим протоиерей Сергий Булгаков писал: «Московский Всероссийский Собор 1917—1918 годов, который состоял из епархиальных, т. е. имеющих единение с паствой, епископов, священников и мирян и в этом составе точнее отображал каноническую норму Иерусалимского Апостольского Собора, нежели даже Соборы Вселенские» и.

«Церковная революция» часто наталкивалась на непонимание и даже сопротивление со стороны епископата, привыкшего самодержавно повелевать. В эти дни авторитет архиепископа Литовского Тихона проявился небывало высоко — Съезд духовенства и мирян Московской епархии, собравшийся 19 июня 1917 года в Московском епархиальном доме для выборов Московского митрополита, единогласно избрал его на эту высокую епископскую кафедру. В это время ему исполнилось 52 года. А 18 августа на первом заседании Поместного Собора Русской Православной Церкви митрополит Московский Тихон был избран председателем Собора и руководил общими собраниями до самого избрания патриарха.

28 октября старого стиля, когда в Москве разворачивалась борьба за власть, Собор принял решение о восстановлении в России патриаршества. 31 октября были избраны три кандидата — архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий), архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий) и митрополит Московский Тихон (Белавин). 5 ноября 1917 года в храме Христа Спасителя состоялась торжественная литургия, во время которой должен был решиться вопрос о том, кто же, по указанию Божию, станет патриархом Русской Церкви. Власть большевиков уже утвердилась в Кремле, поэтому с огромным трудом удалось добиться разрешения принести в храм икону Владимирской Божией Матери. Литургию служил старейший из иерархов, митрополит Киевский Владимир (Богоявленский), в сослужении сонма архиереев. Кандидаты в храме не присутствовали — они оставались на своих подворьях.

Митрополит Евлогий, участник этой исторической литургии, позже вспоминал: «Перед началом обедни на аналой перед иконой Владимирской Божией Матери был поставлен ларец с тремя записками, на которых были начертаны имена кандидатов. После литургии служили молебен с чтением особой молитвы. Храм, вмещавший до 12 000 человек, был переполнен. Все с трепетом ждали, кого Господь назовет... По окончании молебна митрополит Владимир подошел к аналою, взял ларец, благословил им народ, разорвал шнур, которым ларец был перевязан, и снял печати. Из алтаря

вышел глубокий старец — иеросхимонах Алексий, затворник Зосимовой пустыни (неподалеку от Троице-Сергиевой лавры), ради церковного послушания участвовавший в Соборе. Он трижды перекрестился и, не глядя, вынул из ларца записку. Митрополит Владимир внятно прочел: «Тихон, митрополит Московский». Словно электрическая искра пробежала по молящимся... Раздался возглас митрополита «Ак-сиос!», который потонул в единодушном «Ак-сиос!.. Аксиос!..» духовенства и народа. Хор вместе с молящимися запел «Тебе Бога хвалим»... Ликование охватило всех. У многих на глазах были слезы. Чувствовалось, что избрание патриарха для всех радость обретения в дни русской смуты заступника, предстателя и молитвенника за русский народ... Всем хотелось верить, что с патриархом раздоры как-то изживутся...

Все епископы и множество мирян направились на Троицкое подворье приветствовать патриарха Тихона. Но прежде чем мы успели доехать, нашлись гонцы, которые уже его оповестили. Патриарх Тихон вышел к нам спокойный, смиренный. Архиепископ Антоний сказал приветственное слово и поклонился ему в ноги. Мы, епископы, тоже земно ему поклонились. Он — нам. В ответном слове патриарх со свойственным ему смирением говорил о своем недостоинстве, о непосильном для него бремени патриаршества, «но надо исполнить волю Божью». Этими словами он закончил свою речь...» 12

Интронизация патриарха была назначена на 21 ноября. Поскольку Кремль уже был захвачен большевиками, пришлось долго хлопотать о разрешении провести интронизацию, как того требовал обычай, в Успенском соборе. С большим трудом удалось получить разрешение. Патриарх уехал в Троице-Сергиеву лавру молитвенно приготовиться к этому дню. Конечно, патриарх отдавал себе отчет, какая непосильная ноша ложится на его плечи. В своем кратком слове к соборному посольст- ву, известившему его об избрании на патриарший престол, он сказал: «...ваша весть об избрании меня в патриархи является для меня тем свитком, на котором было написано: плач, и стон, и горе, и каковой свиток должен был съесть пророк Иезекииль (2, 10, 3, 1). Сколько и мне придется глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне патриаршем служении и особенно в настоящую тяжелую годину! Подобно древнему вождю еврейского народа Моисею и мне придется говорить ко Господу: «Для чего мучишь раба Твоего? И почему я не нашел милости перед очами Твоими, что Ты возложил на меня бремя всего народа сего?

Разве я носил во чреве весь народ сей и разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка? Я один не могу нести всего народа сего, потому что он тяжел для меня» (Книга Чисел, гл. 11, стихи 11—14). Отныне и на меня возлагается попечение о всех церквах российских и предстоит умирание за них во все дни. А к сим кто доволен, даже и из креплих мене! 13 Но да будет воля Божия! Нахожу подкрепление в том, что избрания сего я не искал, и оно пришло помимо меня и даже помимо челове-ков, по избранию Божию» 14.

В день Введения во храм Пресвятой Богородицы в Успенском соборе Кремля состоялось возведение на патриарший престол патриарха. Ввели его в алтарь и усадили на патриаршее место митрополит Киевский Владимир и митрополит Тифлисский Платон, экзарх Грузии. Здесь же ему передали и патриаршие облачения — накануне из патриаршей ризницы удалось выхлопотать мантию и крест патриарха Никона и рясу святителя Гермогена. После литургии, когда митрополит Владимир вручил ему с приветственным словом жезл святителя Петра, митрополита Московского, святейший патриарх ответил: «...патриаршество восстанавливается на Руси в грозные дни, среди огня и смертоносной орудийной пальбы. Вероятно, и само оно принуждено будет не раз прибегать к мерам запрещения для вразумления непокорных и для восстановления порядка церковного. Но как в древности пророку явился Господь не в буре, не в трусе, не в огне, а в прохладе, в веянии тихого ветерка, так и ныне слышится веяние словес Твоих: «Еще семь тысяч мужей не преклонили колена пред современным ваа-лом и не изменили Богу истинному». И Господь как бы говорит мне так: «Иди и разыщи тех, ради коих еще пока стоит и держится русская земля. Но не оставляй и заблудших овец, обреченных на погибель, на заклание, овец, поистине жалких. Паси их и для сего возьми жезл сей, жезл благоволения. С ним потерявшуюся — отыщи, угнанную — возврати, пораженную — перевяжи, больную — укрепи, разжиревшую и буйную — истреби. Паси их по правде». В сем да поможет мне Сам Пастыреначальник, молитвами Пресвятые Богородицы и святителей Московских...» 15

Когда после интронизации молящиеся вышли из Успенского собора, один из участников вспоминал: «...я удивился разрушению кремлевских церквей. Октябрьский штурм был беспощаден... Дыры на куполе Успенского собора, пробоины в стенах Чудова монастыря. Пули изрешетили стены собора двенадцати апостолов. Снаряды повредили соборы Благовещенс-

кий и Архангельский. Удручающая действительность... Веяние духа болыневицкой злобы и разрушения — вот что мы почувствовали, когда в высоком духовном подъеме вышли из Успенского собора... Полной радости не могло быть, только молитвенная сосредоточенность и надежда, что патриарх, быть может, остановит гибельный процесс.

По древнему обычаю, после интронизации патриарх должен торжественно объехать Кремль, благословляя народ. Эта процессия обставлялась когда-то с большой пышностью. Теперь патриарший объезд Кремля являл картину весьма скромную. Патриарх ехал на извозчике, с двумя архимандритами по сторонам; впереди, тоже на извозчике, — «ставро-фор», то есть крестоносец, иеродиакон с патриаршим крестом. Несметные толпы народа при приближении патриарха Тихона опускались на колени. Красноармейцы снимали шапки, патриарх благословлял народ. Никаких приветствий из толпы, — благоговейная тишина... Бо-лыпевицкая кремлевская стража косо посматривала на процессию, но выражать неудовольствие не решалась» 16.

Обстановка в стране стремительно менялась. Начало 1918 года ознаменовалось рядом декретов, в том числе декретом об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. В этот же день, 2 февраля, открылась вторая сессия Поместного Собора. Все резче становится  расхождение  и   оценка   происходящих в стране событий иерархами Церкви и ее новым правительством. В официальной прессе начинается огульное охаивание как прошлого, так и настоящего Русской Церкви. Страна находится на грани Гражданской войны. В провинциях все чаще расстреливаются крестные ходы верующих. 18 марта 1918 года патриарх Тихон обратился к верующим по поводу заключения Брестского мира:  «...а между тем у нас продолжается все та же распря, губящая наше   Отечество.   Внутренняя   междоусобная война не только не прекратилась, а ожесточается с каждым днем. Голод усиливается, и, чтобы ослабить его, грозят даже изгонять из столиц мирных жителей, не знающих, где им приклонить голову. Рабочим угрожает лишение заработка, возвращающиеся из полков воины не находят работы. Умножаются грабежи и убийства, и для борьбы с ними часто прибегают к ужасному самосуду. Устранит ли объявленный мир эти вопиющие к небу нестроения? Не принесет ли он еще больших скорбей и несчастий? Увы, оправдываются слова пророка: «Они говорят мир, мир, а мира нет. Нет мира и нет радости, спутницы мира...» 1?

Вспыхнула Гражданская война, постоянно

усиливается гонение на Церковь. С июня 1918 года  все  чаще  появляются  газетные  статьи разоблачительного характера — власти закрыли помещения, в которых проходила третья сессия Собора. Повсеместно закрывались домашние церкви, были закрыты все духовно-учебные заведения, прекращено преподавание Закона Божьего в школах. 11 июня патриарх Тихон прибыл в Петроград. Отвечая на речь председателя правления Петроградского братства православных приходов, протоиерея Николая Рудницкого, патриарх сказал: «Я слышал сейчас, что братство объединяет людей, готовых на подвиги исповедничества, мученичества, готовых на смерть. Русский человек вообще умеет умирать, а жить и действовать он не умеет. Задача братства не в том, чтобы воодушевлять людей на мучения и смерть, но их наставлять, как надо жить, указывать, чем должны руководствоваться миряне, чтобы Церковь Божия возрастала и крепла.  Наши упования —- это жизнь, а не смерть и могила» 18. Патриарх очень часто служил, в первый год своего первосвятительства служил почти через день.

В сентябре  1918 года еще продолжались последние заседания Собора, но вскоре стало ясно, что далее они продолжаться уже не могут. Разворачивавшиеся события не дали Церкви возможности решить самые насущные вопросы церковной жизни. И тем не менее структуры высшей церковной власти претерпели существенные изменения. Возникли два высших органа   управления   Церковью — Священный Синод,  состоящий  из  патриарха  и   12  членов — епископов, и Высший Церковный Совет, возглавляемый также патриархом и состоящий из 15 членов — трех иерархов из Священного Синода по выбору патриарха, а также по избранию Собора, одного монаха из иноков, пяти клириков и шести мирян. Были разграничены и сферы деятельности Священного Синода и Высшего Церковного Совета. Священный Синод, согласно постановлению Собора, был призван ведать делами вероучения, богослужения, церковного просвещения, управления и дисциплины. Высший Церковный Совет — административными делами, делами хозяйственными,  контроля,  ревизии и юридической консультации. Если вопросы, представленные в  Синод или в Высший Церковный Совет, носили смешанный характер, то рекомендовано было проводить для их разрешения совместные совещания.  Таким образом был восстановлен один из древних принципов, согласно которому в делах управления Церковью наряду с епископатом принимали участие священники и миряне.

Но к сожалению, Гражданская война, а также усиливавшиеся гонения не способствовали нормальному развитию церковной жизни. Декрет об отделении Церкви от государства спровоцировал на местах ожесточенные гонения верующих, конфискации церковных зданий, массовые  закрытия   монастырей.   Только   за

1918    год было закрыто 26 монастырей, 94 хра

ма, убито  102 священника,   154 диакона,  94

монахов и монахинь. Многие иерархи были

подвергнуты тюремному заключению. Начало

1919    года   ознаменовалось   постановлением

Президиума Московского Совета о передаче

монастырских помещений Отделу народного

просвещения. А 16 февраля  1919 года было

опубликовано  постановление Народного ко

миссариата    юстиции    об     организованном

вскрытии мощей. Процесс вскрытия мощей со

провождался по всей стране массовым сопро

тивлением верующих и конечно же расстрела

ми и арестами как мирян, так и духовенства.

Патриарх    Тихон   неоднократно    обращался

к высшим властям страны с просьбами прекра

тить глумления над чувствами верующих, но

волна воинствующего атеизма продолжала на

растать. Неоднократно в эти тяжелые для Цер

кви дни патриарх Тихон, по долгу печалова-

ния, обращался и к правительству, и к верным

чадам Русской Церкви: «...трудная, но и какая

высокая  задача  для  христианина  сохранить

в себе великое счастье незлобия и любви и тог

да, когда ниспровергнут твой враг и когда

угнетенный страдалец призывается изречь свой

суд над недавним своим угнетателем и гоните

лем. И Промысел Божий уже ставит перед

некоторыми из чад Русской Православной Це

ркви   это   испытание.   Зажигаются   страсти.

Вспыхивают мятежи. Создаются новые и но

вые лагери. Разрастается пожар сведения сче

тов. Враждебные действия переходят в челове

коненавистничество. Организованное взаимо

истребление — в партизанство, со всеми его

ужасами. Вся Россия — поле сражения! Но это

еще не все. Дальше еще ужас. Доносятся вести

о еврейских погромах, избиении племени без

разбора   возраста,   вины,   пола,   убеждений.

Озлобленный обстоятельствами жизни, чело

век ищет виновников своих неудач и, чтобы

сорвать на них свои обиды, горе и страдания,

размахивается так, что под ударом его осле

пленной жаждой мести руки падает масса не

винных жертв. Он слил в своем сознании свои

несчастья с злой для него деятельностью ка

кой-либо партии и с некоторых перенес свою

озлобленность на всех.  И в массовой резне

тонут жизни  вовсе  непричастных  причинам,

пролившим такое озлобление...

...Мы содрогаемся, что возможны такие яв-

 ления, когда при военных действиях один лагерь защищает передние свои ряды заложниками из жен и детей противного лагеря. Мы содрогаемся варварству нашего времени, когда заложниками берутся в обеспечение чужой жизни и неприкосновенности. Мы содрогаемся от ужаса и боли, когда после покушений на представителей нашего современного правительства в Петрограде и Москве, как бы в дар любви им и в свидетельство преданности и в искупление вины злоумышленников, воздвигались целые курганы из тел лиц, совершенно непричастных к этим покушениям, и безумные эти жертвоприношения приветствовались восторгом тех, кто должен был остановить подобные зверства. Мы содрогались, но ведь эти действия шли там, где не знают или не признают Христа, где считают религию опиумом для народа, где христианские идеалы — вредный пережиток, где открыто и цинично возводится в насущную задачу истребление одного класса другим и междоусобная брань. Нам ли, христианам, идти по этому пути. О, да не будет!..» 19

К началу 1921 года было ликвидировано 573 монастыря, а за несколько первых месяцев этого года еще 40. Этот год стал преддверием той кровавой трагедии, которая постигла Русскую Церковь в 1922 году. Летом этого года разразился небывалый голод — следствие как Гражданской войны, так и продовольственной политики большевиков. Голод захватил многие районы России, угрожая перерасти в национальную катастрофу. К началу 1922 года голодало более тридцати миллионов человек. Попытки российской общественности помочь голодающим привели к созданию Всероссийского комитета помощи голодающим. Комитет был узаконен постановлением Президиума ВЦИК 21 июля 1921 года: постановление подписано председателем ВЦИК М. И. Калининым. Но просуществовал ВКПГ немногим более месяца — 27 августа того же года появилось постановление Президиума ВЦИК за подписью заместителя председателя П. За-луцкого о его ликвидации.

В вину членам Комитета вменялось обращение за помощью к патриарху Тихону, а также напечатание летом 1921 года стотысячным тиражом его воззвания к верующим в России и за рубежом с просьбой помочь голодающим. В нем прозвучали следующие слова: «Пастыри стада Христова! Молитвою у престола Божия, у родных святынь исторгайте прощение Неба согрешившей земле. Зовите народ к покаянию: да омоется покаянными обетами и Святыми Тайнами, да обновится верующая Русь, исходя на святой подвиг и его совершая, да возвысит-

ся он в подвиг молитвенный, жертвенный подвиг. Да звучат вдохновенно и неумолчно окрыленные верою в благодатную помощь свыше призывы ваши к святому делу спасения погибающих. Паства родная моя! В годину великого посещения Божия благословляю тебя: воплоти и воскреси в нынешнем подвиге твоем святые, незабвенные деяния благочестивых предков твоих, в годины тягчайших бед собиравших своею беззаветною верою и самоотверженной любовью во имя Христово духовную русскую мощь и ею оживотворявших умиравшую русскую землю и жизнь... Помогите! Помогите стране, помогавшей всегда другим! Помогите стране, кормившей многих и ныне умирающей от голода...» 20

Комитет и воззвание патриарха Тихона сделали свое дело — 21 августа 1921 года в Риге заместителем наркома М. Литвиновым было подписано соглашение с представителем Американской организации помощи (АРА). Американцы заявили о немедленной высылке первых вагонов с продовольствием, а Гувер, глава АРА, обещал, что ежемесячно на нужды голодающих будет расходоваться не менее полутора миллионов долларов. От имени общественности соглашение о поставке продовольствия подписал и знаменитый Фритьоф Нансен. После разгона ВКПГ почти все его организаторы были препровождены на Лубянку. Ленин призвал прессу «на сотни ладов высмеивать «Кукишей» 21— так он называл ВКПГ.

Тем временем голод в стране приобретал все больший размах. Разгон ВКПГ показал, что власти не намерены терпеть какой-либо помощи, в том числе и от Церкви. 23 февраля 1922 года был издан декрет ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Спустя пять дней патриарх Тихон обратился к верующим с посланием, в котором прозвучало: «Тогда же (в августе 1921 г. — С. Б.) был основан Нами Всероссийский Церковный Комитет помощи голодающим, во всех храмах и среди отдельных групп верующих начались сборы денег, предназначавшихся на оказание помощи голодающим. Но подобная церковная организация была признана Советским Правительством излишней и все собранные Церковью денежные суммы потребованы к сдаче и сданы правительственному Комитету.

Однако в декабре Правительство предложило Нам делать, при посредстве органов церковного управления <...> пожертвования деньгами и продовольствием для оказания помощи голодающим. Желая усилить возможную помощь вымирающему от голода населению Поволжья, Мы нашли возможным разрешить церковноприходским Советам и общинам жерт-

вовать на нужды голодающих драгоценные церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления, о чем и оповестили православное население 6 (19) февраля с. г. особым воззванием...

Но вслед за этим, после резких выпадов в правительственных газетах по отношению к духовным руководителям Церкви, 10 (23) февраля ВЦИК для оказания помощи голодающим постановил изъять из храмов все драгоценные церковные вещи, в том числе и священные сосуды и прочие церковные богослужебные предметы. С точки зрения Церкви подобный акт является актом святотатства...» Патриарх запретил верующим отдавать священные сосуды и богослужебные предметы.

Противостояние, которое на протяжении нескольких лет нарастало между Церковью и правительством, достигло апогея. Вспыхнул конфликт — попытка изъятия церковных ценностей в городе Шуе привела к вооруженному столкновению, в результате которого было убито четыре человека и ранено десять. События произошли 15 марта, а 19 марта Ленин обращается к В. М. Молотову с секретным письмом для членов Политбюро. Давая оценку событиям, произошедшим в г. Шуе, он пишет: «Я думаю, что здесь наш противник делает громадную стратегическую ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадежна и особенно невыгодна. Наоборот, для нас, именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления...» 22

На следующий день'прошло заседание Политбюро в составе Троцкого, Молотова, Сталина и Каменева. Ленин не присутствовал на этом заседании. Обсуждался проект директив об изъятии церковных ценностей, разработанный Л. Троцким. На этом заседании он был принят с небольшими поправками. В нем указывалось: «В центре и губерниях создать секретные руководящие комиссии по изъятию ценностей по типу московской комиссии Сапронова — Уншлихта... Наряду с этими секретными     подготовительными     комиссиями

имеются официальные комиссии... или столы при комитетах помощи голодающим для формальной приемки ценностей, переговоров с группами верующих и пр.» Но Троцкий пошел дальше, предложив следующие меры: «Одновременно с этим внести раскол в духовенстве, проявляя в этом отношении решительную инициативу и взяв под защиту государственной власти тех священников, которые открыто выступают в пользу изъятия... Видных попов по возможности не трогать до конца кампании, но негласно, но официально (под расписку через губполитот-делы) предупредить их, что в случае каких-либо эксцессов они отвечают первыми» 23.

А 28 марта в «Известиях» был опубликован «Список врагов народа» и первым указан патриарх Тихон «со всем своим церковным собором». Решительное сражение, к которому призывал Ленин, разворачивалось по всей стране. Массовые изъятия церковных ценностей привели к кровавым столкновениям — их насчитывалось к концу года более полутора тысяч. 26 апреля проходил процесс в Москве — к расстрелу были приговорены 11 человек. 5 мая на процессе в качестве свидетеля выступал патриарх Тихон, находящийся под пристальным надзором ГПУ. А 12 мая, словно по мановению волшебной палочки в руках Л. Троцкого и Ф. Дзержинского, возникает раскол в РПЦ, который позже получил название «Живой Церкви». Несколько . священников — Введенский, Боярский, Белков — пытаются узурпировать власть в Церкви. Пресса оказывает им поддержку, их декларация публикуется, по личной просьбе Л. Троцкого, в «Известиях» от 14 мая.

Эта попытка взорвать единство Церкви изнутри едва не увенчалась успехом. В отчете начальника 6 отделения ОГПУ Е. А. Тучкова, направленном заместителю председателя ОГПУ Менжинскому, он пишет: «Момент изъятия церковных ценностей послужил как нельзя лучше к образованию обновленческих противоти-хоновских групп, сначала в Москве, а потом по всей стране. До этого времени, как со стороны органов ГПУ, так и со стороны нашей партии, внимание на Церковь обращалось исключительно с информационной целью, поэтому требовалось для того, чтобы противотихоновские группы овладели церковным аппаратом, создать такую. осведомительную сеть, которую можно было бы использовать не только в вышеупомянутых целях, но и руководить через нее всею церковью, что нами и было достигнуто. Достижение это, само собой разумеется, не могло получиться сразу и без затраты денежных средств...» 24

К февралю 1924 года, когда составлялся отчет, уже было ясно, что обновленчество проиграло и держится только поддержкой ОГПУ.

Так что известная доля дезинформации содержится и в этом документе. Но в 1922 году «Живая Церковь» действительно господствовала по всей стране. Патриарх Тихон находился под домашним арестом. После отказа митрополита Петроградского Вениамина подчиниться Высшему Церковному управлению, сформированному «живоцерковниками», 29 мая он был арестован. А уже 31 мая на имя Ленина представителями церквей Великобритании была направлена телеграмма с протестом против преследований патриарха Тихона. Весь июнь на имя Ленина продолжают поступать телеграммы в защиту патриарха. 11 июня открывается процесс в Петрограде. 5 июля прозвучал приговор — 10 человек приговариваются к расстрелу, остальные — к тюремному заключению. 10 августа ВЦИК помиловал шестерых, но оставил в силе приговор над остальными четырьмя подсудимыми. Митрополит Вениамин, архимандрит Сергий (Шеин), а также профессора Новицкий и Ковшаров были расстреляны.

К концу года по делу об изъятии церковных ценностей погибло и было расстреляно более восьми тысяч человек. 1923 год начался усилением антирелигиозной пропаганды; повсеместно проводились показательные суды над Богом. 26 марта заканчивается процесс над группой католиков во главе с архиепископом Яном Цепляком. Архиепископ и прелат Буткевич приговорены к расстрелу. В апреле нарастает волна протестов на Западе против преследований верующих в СССР. В конце марта архиепископ был помилован, а прелат Буткевич расстрелян. 8 мая прозвучал ультиматум министра иностранных дел Великобритании лорда Керзона с требованием прекратить коммунистическую пропаганду в Азии, а также остановить казни духовенства и верующих. Г. Чичерин и Л. Троцкий обратились к Петроградскому и Московскому Советам с призывом не делать ни одного шага, который мог бы осложнить международную обстановку. Англия угрожала расторгнуть торговый договор от 1921 года. 17 мая Красин встретился в Лондоне с Д. Керзоном и добился десятидневной отсрочки ультиматума. Именно в эти дни патриарх Тихон переводится во внутреннюю тюрьму Лубянки.

16 июня 1923 года он был освобожден и в печати появилось его заявление, в котором он раскаивался в «антисоветских поступках». Верующими этот акт был воспринят как вынужденный — патриарх оклеветал себя, чтобы спасти Церковь. Летом 1923 года намечается перелом в церковной ситуации — духовенство и миряне массами возвращаются в лоно РПЦ,

покидая «Живую Церковь». Наиболее активные епископы продолжали томиться в заключении. Призыв Ленина: «Чем больше число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать» 25, — был воплощен в жизнь.

Несмотря на то что патриарх Тихон был освобожден из-под стражи, а «Живая Церковь», инспирированная ГПУ, теряла свое влияние, продолжались аресты епископов, сохранивших верность патриарху. К концу 1923 года число заключенных христиан на Соловках достигало пяти тысяч человек. Лишь в марте 1924 года Президиум ЦИК СССР принял решение о прекращении уголовного дела Белави-на В. И. — патриарха Тихона. Но продолжались долгие и утомительные встречи с Е. А. Тучковым, начальником 6 отдела ОГПУ. Тучков добивался от патриарха, чтобы все церковные решения регистрировались представителями государства. Тем самым Церковь опять бы становилась в подчиненное положение. Эти переговоры, сопровождавшиеся угрозами, арестами близких к патриарху людей, подрывали и без того ослабевшее после заключения здоровье патриарха. Врачи обнаружили у него заболевание почек. 9 декабря 1924 года произошло покушение на жизнь патриарха — неизвестные ворвались в его келью в Донском монастыре. Раздался выстрел, но келейник патриарха, Я. С. Полозов, успел заслонить его. Келейник был убит наповал, неизвестные бросились бежать.

Известно, что часто люди, занявшие высокий пост в миру или в церкви, неприметно меняются, отдаляются от людей. Но патриарх Тихон и после своего избрания не изменил ни своим привычкам, ни обычной для него форме общения с паствой. Даже в служении он всегда стремился к простоте, избегая излишней аффектации и театральности. До ареста он продолжал проживать на Самотеке, в Троицком подворье. Дом был окружен небольшим садиком, в котором любил прогуливаться патриарх. Здесь к нему часто присоединялись посетители и гости. Беседы затягивались порой до позднего часа. Сад был отделен от соседних домов высоким забором. Иногда соседские дети взбирались на него, и тогда патриарх оделял их сластями, яблоками. Он отличался невзыскательностью в еде, предпочитая изысканным блюдам щи и кашу.

После освобождения он был вынужден поселиться в Донском монастыре, где занимал

 три небольшие комнаты. Доступ к нему был всегда свободным: в приемной теснились люди со всех концов России. Принимая посетителей, он любил гладить кота, который пристраивался у него на коленях. Келейник лишь спрашивал посетителей о цели их прихода и докладывал патриарху. Выезжая служить, он избегал пышных церемоний, добирался до храма обычно на извозчике, в сопровождении келейника. Так же, как и в молодые годы, любил мягкую, незлобивую шутку. Протоиерей Сергий Булгаков вспоминал: «То, что произошло в нем, — смерть еще до смерти, прохождение через огонь жертвенного очищения :— оставило неизгладимые черты на его духе; он был закален и вырос духовно, как никто другой. То была особая царственная свобода с полным отсутствием страха за свою судьбу. Каждый ощущал радость в присутствий патриарха, так как он не знал страха, хотя и был окружен постоянно грозящей опасностью. Даже мужественные сердца подчас испытывали тайный страх, но он оставался ясным и светлым, даже когда находился'на волосок от смерти...» 26

13 января 1925 года патриарх ложится в клинику Бакунина в связи с обострившимся заболеванием почек. Несмотря на это, он продолжал выезжать для служения в московских церквах. 7 апреля ему стало хуже. Сохранилось описание последних часов жизни патриарха Тихона: «...часов около 10 вечера Святейший потребовал умыться и с необычной для него строгостью, с серьезным тоном, к которому я не привык,— рассказывал его келейник Константин Пашкевич,— сказал:

—        Теперь я усну... крепко и надолго. Ночь

будет длинная, темная, темная.

...Минута проходила за минутой. Святейший лежал с закрытыми глазами. После маленького забытья Святейший открыл глаза и спросил:

—        Который час?

—        Без четверти двенадцать.

—        Ну,  слава  Богу, — сказал Святейший, точно только этого часа он и ждал, и стал креститься.

—        Слава Тебе, Господи, — сказал он и перекрестился.

—        Слава  Тебе,   Господи! — повторил  он и снова перекрестился.

—        Слава Тебе, Господи, — сказал он и занес руку для третьего крестного знамения...»

Так отошел ко Господу Святейший патриарх Тихон, первосвятитель Русской Православной Церкви.

Погребение состоялось 12 апреля 1925 года в Донском монастыре. Его преемник, митрополит Петр (Полянский), сказал над гробом

Святейшего: «...трудна была его жизнь. Тяжелый жребий выпал на долю его — править Русскою Церковью в такое бурное время. Но он уже отошел ко Господу. Труды и подвиги его закончились: он предстоит уже престолу Божию... Осиротели мы. Не стало у нас печальника и молитвенника, который для молодых был отцом, для взрослых мудрым наставником и руководителем, а для всех вообще — другом. Его обаятельная ласка простиралась и на меня... Помолись же, отец наш, за нас, осиротелых...» 2S Очевидцы вспоминали,

 что похороны патриарха вылились в своеобразный смотр сил Русской Церкви. Казалось, что вся Россия собралась у гроба Святейшего. Художник Павел Корин, присутствовавший на похоронах, задумал величественное живописное полотно под названием «Реквием», которое ему не суждено было завершить.

После смерти патриарха Тихона Русская Церковь оказалась перед угрозой уничтожения. Часть христиан вынуждена была уйти в катакомбы, и Церковь продолжала жить в «катакомбах».