ЖЗЛ: Жизнь Замечательных Людей

БОККАЧЧО

 Биографическая библиотека Ф. Павленкова

Тогдашнее значение Неаполя среди других итальянских городов.—Двор короля Роберта.—Влияние на Боккаччо топографических условий Неаполя.— Знакомство его с придворными кружками.—Политическое значение короля Роберта.—Принцесса Иоанна,— Смерть Роберта.—Распущенность нравов при дворе королевы Иоанны.—Убиение принца Андрея.— Нашествие венгров— Бегство королевы Иоанны и мужа ее Людвига из Неаполя.—Возвращение их.—Мир с венгерским королем.—Никколо Аччануоли и его политическое значение.—Знакомство Боккаччо с Аччайуоли, открывающее ему доступ в высшие слои общества.—Образ жизни Боккаччо в Неаполе и его занятия литературные и научные

Неаполь занимал в то время выдающееся место между городами Италии и был как в политическом, так и в культурном отношении руководящим центром. Милан и Флоренция были заняты внутренней борьбой партий; Генуя и Венеция оспаривали ДРУГ У друга первенство в мировой торговле и были всецело поглощены этой борьбой; Пиза, Болонья, Сиена и другие города стояли вообще на втором плане, а Рим, оставленный папами для Авиньона, спал тихим сном, грезя прошлым величием, и был всего менее в это время способен к главенству, Вся Италия пребывала тогда в периоде брожения и некоторого хаоса, и только в Неаполе более или менее твердо установилось правительство: там находился двор короля Роберта (из Анжуйской династии), единственный королевский двор во всей Италии и притом сделавшийся, благодаря личным качествам короля Роберта, сборным пунктом выдающихся людей и рассадником утонченных форм общественных отношений.

Король Роберт был одним из первых царственных меценатов, сам лично занимавшийся поэзией и науками, и в особенности поощрявший ученых и поэтов. Он торжественно короновал лавровым венком Петрарку и дал ему титул поэта, за что, конечно, и сам был прославляем Петраркой, а позднее и Боккаччо.

Общество, которое группировалось тогда вокруг короля Роберта и около Неаполя вообще, состояло из самых разнообразных и иногда противоположных элементов. Здесь перекрещивались, иногда смешиваясь, сливаясь, иногда сменяя друг друга, разные культурные течения: и греческое, и римское, и византийское, нормандское. мавританское, провансальское, французское и северо-итальянекое, Такое смешение не представляло, конечно, прочного фундамента для развития возникавшего движения эпохи Возрождения, и поэтому Неаполь, хотя и играет в этом движении почетную роль, но не столь важную, как можно было бы ожидать, и скоро должен был уступить свое право на умственную гегемонию другим.

Тем не менее во время царствования короля Роберта и его ближайших преемников эта мозаика разнородных культурных форм держалась еще довольно прочно и своим внешним блеском производила неотразимое впечатление на всякого свежего человека. Поэтому понятно, какое влияние могло оказать на поэтическую натуру Боккаччо пребывание в этом своеобразном обществе. Уже одно сравнение Флоренции с Неаполем должно было заставить его встрепенуться и открыть простор его фантазии. Флоренция — в то время серьезный, почти суровый, тихий город, окруженный крепостными стенами, лежащий хотя и в красивой местности, но почти на севере Италии, на берегу скромной речки,— должна была показаться Боккаччо чуть ли не темницей сравнительно с шумным, живым, поющим и смеющимся Неаполем, раскинутым просторно по берегу гордого, волнующегося моря, среди природы, напоминающей уже Африку и тропики. И тут же, в Неаполе, столько памятников, заставляющих вспомнить о римской поэзии и древнем, похороненном под развалинами римском мире, Тут, тотчас за воротами города, гробница Вергилия; далее та знаменитая пещера, через которую, как гласит предание, Эней спускался в царство теней; потом прелестные Байи, чудные развалины которых говорят о их прежнем значении в жизни римской аристократии; наконец, скалы Капреи, где каждый шаг напоминает о мрачном тиране Тиберии, жившем здесь, вдали от целого мира, лишь в кругу своих паразитов к гетер. Множество других, более или менее значительных памятников возбуждают здесь фантазию не только поэта, но и простого смертного. Поэтому указания некоторых биографов на то, что Боккаччо почувствовал свое поэтическое призвание в первый раз, стоя у гробницы Вергилия, быть может не лишено основания, хотя, как мы видели из его собственного признания, он уже писал стихи, будучи только семи лет от роду. Конечно, если бы Боккаччо и никогда не попал в Неаполь, он все равно сделался бы поэтом, потому что был рожден им; но несомненно, что пребывание в Неаполе укрепило в нем решимость идти по этому пути.

Весьма важным обстоятельством для дальнейшего развития Боккаччо было то, что ему представилась в Неаполе возможность попасть в придворные кружки и таким образом расширить поле своих наблюдений. Хотя это пребывание в довольно испорченной нравственной атмосфере имело и свои дурные стороны, но у Боккаччо развращенность среды только как бы отлиняла на поверхности: зараза не пустила корней вглубь. Но на то он и был настоящий поэт, избранная натура, отмеченная самой природой, чтобы не слиться с толпой авантюристов, которые окружали блестящий по виду, но глубоко развращенный неаполитанский двор и для которых в их стремлениях к достижению своих честолюбивых целей все средства были хороши: и предательство, и клятвопреступление, и тайное, продажное убийство, и грабеж, и отравление, и все возможные и невозможные пороки чувственности. Зато пребывание среди этих придворных дало Боккаччо возможность выводить в своих произведениях людей из всех классов на основании личных и всесторонних наблюдений. И здесь кстати будет заметить, что хотя в той раме, которая окружает сто новелл «Декамерона», участвующие лица — жители Флоренции, но в их разговорах и действиях отражается гораздо больше та жизнь высших классов, с которой Боккаччо познакомился в Неаполе, чем нравы флорентийского общества.

Для лучшего уразумения последующих событий в жизни Боккаччо скажем теперь несколько слов о тех событиях политических, среди которых прошла жизнь Боккаччо в Неаполе, как во время первого его пребывания там, так и позднее.

Когда Боккаччо приехал в первый раз в Неаполь (1330 год), король Роберт царствовал там уже с 1309 года. Это был внук Карла I Валуа, графа Анжуйского, отнявшего Неаполь у Гогенштауфенов. Все царствование Роберта было блестяще; он был признан главой гвельфов в Италии, и его влиянию подчинялся почти весь полуостров и даже такие города, как Рим, Флоренция, Генуя, Милан, прислушивались к его властному слову. Но, кроме выдающихся качеств полководца и государственного человека, он, как мы видели, отличался и любовью к наукам и искусствам. Он стремился укрепить анжуйскую династию в Неаполе не только силой, но и привлечением любви народной к царствующему дому. И похвалы, которые ему расточали придворные поэты с Петраркой во главе, основаны не на одной лишь лести, а и на действительных заслугах короля. Хотя, с другой стороны, его упрекали в жадности и скупости, но здесь надо принять во внимание, что у королей даже благоразумная расчетливость нередко принимается их приближенными за скупость и подвергается порицанию и нападкам.

Король Роберт взошел на неаполитанский престол не по праву первородства — это право принадлежало скорее его племяннику, сыну Карла Мартеллз, сделавшемуся позднее королем венгерским под именем Карла Роберта,— а потому, что за него стоял папа, решивший дело в его пользу. Это обстоятельство имело огромное влияние на дальнейшую судьбу династии. Единственный сын и наследник его умер еще при жизни самого Роберта, в 1328 году Желая передать престол своей внучке Иоанне (род. 1326 г.) и в то же время оградить королевство от притязаний со стороны потомков своего брата Карла Мартелла, король Роберт обручил в 1333 году малолетнюю Иоанну с малолетним же принцем Андреем, сыном венгерского короля Карла Роберта. Когда обрученные достигли надлежащего возраста, они были обвенчаны, а в 1343 году, по смерти короля Роберта, Иоанна взошла на престол, и с этих пор для Неа-поля наступает тяжелое, смутное время.

Ни по годам, ни по своим личным качествам молодая королева не была способна управлять королевством, а в то же время у нее не было достаточно самосознания, чтобы понять это и предоставить дело правления людям более ее сведущим. Она хотела не только царствовать, но и править, вследствие чего, при ее неопытности и неспособности, королевский двор сделался ареной борьбы честолюбивых фаворитов, интриганов и властолюбивых представителей католического духовенства. Учрежденный по духовному завещанию короля Роберта совет, который до совершеннолетия королевы должен был помогать ей в делах правления, существовал только на бумаге. Сам папа пробовал вмешаться с своими увещеваниями, отправить к Иоанне специального посла, которому поручено было объяснить молодой королеве все неудобство ее поведения, и посол этот был не кто иной, как Петрарка. Но ничто не помогало: и при дворе, и во всем государстве водворилась полная анархия. Частная жизнь королевы была дурным примером для всех. Легкомысленная и чувственная Иоанна вела себя так, что даже при ее нравственно распущенном дворе ее поведение, переходившее всякие границы приличия, каждому бросалось в глаза и казалось предосудительным. Но хуже всего были ее отношения к молодому супругу, принцу Андрею, которого она всеми мерами старалась устранить от какого бы то ни было участия в делах правления. Честолюбивый молодой принц не мог помириться с этой ролью и, со своей стороны,, через посредство папы, хлопотал о том, чтобы вместе с Иоанном быть признанным королем, короноваться и делить с ней власть. Однако в то самое время, когда его старания почти увенчались успехом, и он, по-видимому, был уже близок к цели, несколько человек враждебных ему придворных напали на него в одном из загородных замков и задушили его. Народная молва обвинила королеву Иоанну II подстрекательстве к этому преступлению, ибо все знали, что она ненавидела своего довольно грубого супруга и дарила свое сердечное расположение другим. Хотя тайна ее участия в этом деле так и осталась не раскрытой, но общее мнение находило себе подтверждение в том обстоятельстве, что, казнив нескольких второстепенных участников в убийстве, она оставила ненаказанным того, кого считали самым главным. Через два года после этого кровавого события она вышла замуж за своего еще достаточно молодого дядю, принца Людвига Тарентского.

Но за убитого принца Андрея явились мстители. С одной стороны, другой дядя Иоанны, принц Карло Дурацо, поднял против нее оружие, организовав народные банды в самом королевстве, а с другой — старший брат Андрея, бывший в то время королем венгерским, вторгся в Италию во главе многочисленной армии, провозглашая, что он намерен наказать убийц брата, прогнать Иоанну и возвести на трон родившегося уже после смерти Андрея сына его. Успех его экспедиции был полный. Он завладел королевством и городом Неаполем, а Иоанна с своим новым супругом должны были бежать: она во Францию, а он—-во Флоренцию (1348 г.). Но в это время появилась в Италии чума, а вместе с тем народ венгерский начал сильно тяготиться мадьярским владычеством в Италии, и король должен был удалиться. Иоанна же и ее супруг, пробыв едва год в изгнании, вернулись снова в Неаполь. Папа, после тщательно произведенного следствия, оправдал Иоанну в приписанном ей убиении принца Андрея.

Но и дальнейшее царствование королевы Иоанны было столь же смутно, как и в начале, и кончилось впоследствии погибелью ее тоже в борьбе с одним из претендентов на престол. В 1381 году она была взята в плен Карлом Малым, племянником вышеупомянутого Карло Дурацо, и после нескольких месяцев тюремного заключения задушена.

Среди политических событий этого времени видную роль играл человек, с которым нам придется встретиться в биографии Боккаччо, флорентиец Никколо Аччайуоли (Niccola Acciaiuoli). Его предки, родом из Брешии, переселились во Флоренцию еще во времена древнеримского владычества и занимались обширной торговлей. Богатство их вскоре достигло колоссальных размеров, а вместе с этим члены этой фамилии начинают занимать видные места и при дворах, не только в Италии, но и в Греции и в Византии, не оставляя в то же время и своей торговой деятельности, распространившейся по всем известным в то время странам Европы и даже Африки. Отец Никколо Аччайуоли не раз ссужал крупные суммы королю Роберту Неаполитанскому, за что, в свою очередь, получал разные почетные награды и земли. В 1331 г. молодой двадцатилетний Никколо был отправлен отцом в Неаполь, чтобы заведовать его тамошними торговыми делами. Но эти занятия продолжались недолго: одаренный от природы блестящими наружными и душевными качествами, Никколо стремился к более высокому поприщу, вероятно, поощряемый к этому и своей молодой женой из знатного рода Спини. И когда в 1332 г. умер брат короля Роберта, Филипп, герцог Тарентский, оставив вдову Катарину, умную и энергичную женщину, с тремя малолетними сыновьями, Никколо Аччайуоли был призван Катариною в качестве воспитателя ее детей и в то же время сделался одним из ближайших ее советников по управлению ее владениями. Деятельность его и в том и в другом отношении была плодотворна. Враги и завистники обвиняли его пред его воспитанниками в не совсем благовидных отношениях к герцогине, но он опроверг клевету и еще более упрочил свое положение и влияние. Особенной благосклонностью пользовался он у среднего из своих воспитанников, принца Людвига. Когда был убит муж королевы Неаполитанской Иоанны Андрей, у Никколо Аччайуоли явилась мысль устроить брак принца Людвига с овдовевшей Иоан-ной и, заручившись согласием Людвига и его матери, он довольно быстро устроил это дело, чем заслужил безграничное доверие и расположение молодой четы. Так как Иоанна и Людвиг посвящали свою жизнь преимущественно удовольствиям, то Аччайуоли сделался настоящим правителем королевства. Мы видели, что Иоанна и Людвиг были изгнаны из Неаполя королем венгерским. Во время этого изгнания принц Людвиг жил во Флоренции на вилле Аччайуоли и исключительно на его средства. По возвращении же Людвига и Иоанны в Неаполь и заключении мира с венгерским королем, Аччайуоли снова берет в свои руки бразды правления. С замечательной энергией и умением стремится он умиротворить борющиеся между собой партии; не раз он рискует при этом своим состоянием; не раз приходится ему встать во главе армии и проявить способности полководца; отправляемый Людвигом в качестве полномочного посла к папе, он не только удачно выполняет возложенное на него поручение, но заслуживает особое благоволение папы и награждается им Золотой розой. По смерти короля Людвига он с такой же энергией и преданностью защищает интересы королевы Иоанны от происков враждебных партий и до самой своей смерти занимает выдающееся положение при неаполитанском дворе. Красивый, окруженный блестящей свитой, он всегда искал популярности, был щедр и чаще прощал, чем преследовал наносимые ему оскорбления. Честолюбивый, он был смел и предприимчив; тщеславный, он любил, чтобы хвалили принадлежавшие ему предметы и нередко награждал льстеца, даря ему вещь, которую тот удачно похвалил. Он устраивал роскошные пиршества для своих друзей, будучи сам всегда умеренным в еде и питье. Неразборчивый в средствах для достижения целей, он был в то же время очень набожен и давал монастырям крупные суммы. Недалеко от Флоренции он построил большой картезианский монастырь, при котором учредил школу и библиотеку, и назначил капитал на содержание трех учителей и пятидесяти учеников.

Не подлежит сомнению, что уже в первое свое пребывание в Неаполе Боккаччо был в более или менее близких отношениях к Аччайуоли. Весьма вероятно, что по прибытии в Неаполь Боккаччо, будучи сыном уважаемого во Флоренции купца, отыскал своего земляка, уже имевшего достаточно видное положение при дворе, чтобы быть ему в чем-либо полезным, а Аччайуоли еще не был тогда настолько знатен, чтоб быть недоступным. В одном из писем Боккаччо, относящемся ко времени его первого пребывания в Неаполе, можно видеть, какое впечатление производил тогда на молодого Боккаччо его соотечественник, смело и уверенно шедший к высокой цели: Боккаччо высказывал безграничное, почти детское поклонение и удивление талантам и успехам Аччайуоли. Впоследствии, разочарованный и более опытный в оценке людей, Боккаччо называл его тщеславным, ничтожным и пустым выскочкой. Но и тот и другой взгляд его на Аччайуоли пристрастен: правда лежит в середине между ними,

Через Аччайуоли Боккаччо получил доступ в высшие слои неаполитанского общества. То обстоятельство, что Боккаччо не принадлежал к аристократии, а был лишь сын купца, хотя и почтенного, но не крупного капиталиста, не могло служить препятствием, ибо при итальянских дворах вообще было демократическое направление, а общество, составлявшее неаполитанский двор того временн, стояло выше сословных предрассудков как в хорошем, так и в худом смысле слова. Боккаччо, во всяком случае, не играл никакой деятельной роли в этом обществе; он был там приятным гостем, проницательным наблюдателем, и только. Мы нигде не видим его стремящимся выдвинуться посредством честолюбивых происков; от этого удерживали его, вероятно, застенчивость и скромность, а может быть, и отвращение к тем средствам, какими иногда достигались видные положения. Из своего пребывания в высшем обществе Боккаччо вынес только знакомство с его нравами и воспользовался этим богатым материалом в своих произведениях

В произведениях Боккаччо отразилось также его знакомство с окрестностями Неаполя и с теми древними памятниками, которые там встречаются.

Некоторые биографы предполагали, что Боккаччо жил в Неаполе в нищете; но есть гораздо больше оснований утверждать, что он жил там в относительном довольстве, ибо отец его, несмотря на свою скупость, не мог оставлять его в нищенском состоянии, хотя бы ради приличия и поддержания достоинства своей торговой фирмы. Конечно, весьма вероятно, что молодой студент расходовал иногда больше, чем присылал ему его бережливый родитель, и вследствие этого впадал в мрачное настроение, заставлявшее его жаловаться на свою печальную судьбу; но в его же собственных словах, в позднейшем письме к Франческо Нелли, мы находим подтверждение, что он был обеспечен. «Я жил?— пишет он,— с детских лет до зрелого возраста в Неаполе между сверстниками юношами, которые, хотя и принадлежали к благородному сословию, не стыдились посещать меня в моей квартире. Они видели, что я живу не как зверь, а как человек, и притом довольно комфортабельно (delicata-mente); они видели также, что мой дом и мой домашний обиход устроены, соразмерно с моими средствами, даже весьма блестяще».

Нельзя также предположить, чтоб Боккаччо, если бы был нищим оборванцем, мог заслужить любовь Фьяметты, считавшейся побочной дочерью короля Роберта.

Во всяком случае, хотя в своих стихах того времени Боккаччо и рисует себя иногда в самом мрачном настроении, надо думать, что тогдашняя жизнь его в Неаполе прошла вообще среди тех удовольствий, которые могли доставить ему ею молодость, красота, некоторая обеспеченность и приятные знакомства.

Но и в то же время годы, проведенные им тогда в Неаполе, были для него временем серьезной и усердной работы. Правда, он, по собственному его признанию, не много и не особенно прилежно занимался каноническим правом, но зато тем больше времени посвящал гуманитарным занятиям. Из его произведений, того времени («Ameto», «Filicopo», «Amorosa visione», «Teseide» и др.) видно, какою начитанностью в мифологии и авторах древности обладал он уже тогда. Если кое-что у него и оставалось в памяти от прежних знаний, приобретенных в школе Джованни да Страда, то, во всяком случае, с тех пор, за время его коммерческих занятий, все это было перезабыто, в Неаполе же возобновлено и значительно пополнено. Кто были его учителями и руководителями в это время, определить нельзя; в Неаполе их могло найтись тогда немало. Но об одном из неаполитанских ученых того времени Боккаччо вспоминает с благодарностью, хотя он и не был для него собственно учителем. Это — Павел Перуджинский (Paulus Perusinus), тогдашний библиотекарь короля Роберта, занимавшийся собиранием древних исторических материалов и составивший нечто вроде мифоло-гическо-исторической энциклопедии, которая после смерти его была утеряна. Но Боккаччо еще имел случай пользоваться ей и заимствовал из нее многое для своей «Генеалогии богов».

Занятия Боккаччо в Неаполе не ограничивались лишь областью истории и филологии. Он занимался также астрономией и астрологией под руководством знаменитого в то время Андалоне дель Негро. Этот ученый, кроме своих теоретических знаний, отличался еще практическим знакомством с разными странами света, потому что объездил их лично. По некоторым сведениям, Андалоне был не лишен и поэтического дарования и занимался также греческой литературой. Во всяком случае, знакомство с ним обогатило Боккаччо многими познаниями, которые пригодились ему впоследствии.