ЖЗЛ: Жизнь Замечательных Людей

АРИСТОТЕЛЬ

 Биографическая библиотека Ф. Павленкова

Первые последователи Аристотеля в Греции.— Философская школа перипатетиков.— Судьба сочинений Аристотеля.— Недавно открытая рукопись Аристотеля об Афинской республике.— Выдержки из сочинения Аристотеля об Афинской Республике

К деятельности великих людей часто приходится прилагать слова: медленно зреет то, чему предназначено долго жить. Влияние философии Аристотеля вначале было невелико. Как мы говорили, Аристотель во многих отношениях был чужд афинянам. В числе его последователей не было ни одного истинно даровитого философа. Наиболее выдающимися из них были: Теофраст, Евдем, Стратон. Евдем написал «Этику», по форме своей напоминавшую «Никомаховскую этику», но отличавшуюся меньшею жизненностью и большим аскетизмом, Теофраст был назначен Аристотелем себе в преемники, он был главой школы перипатетиков. В руках последователей Аристотеля философия его мало-помалу утратила свой возвышенный характер; ее разрабатывали не в чисто научном духе: в ней стали искать замены религии, которая в то время у греков потеряла свою силу и власть. Итак, от философии требовали прежде всего цельного миросозерцания, которое учило бы людей, как жить и поступать. Попав в такие руки, разносторонняя философия Аристотеля значительно пострадала. В то время о ней можно было сказать с сожалением: дерево в сук растет. Аристотель никогда не выражал своих мыслей в виде непреложных догматов, особенно когда дело касалось обобщений, выведенных из фактов; все они высказаны в виде предположений. Последователи его постарались придать им твердость и сделали из них правила, обратили их в топор на мысли, как выражался Демосфен. После Платона и Аристотеля народились стоики, эпикурейцы и скептики.

Замечательно, в самом деле, что Аристотель, творец науки и родоначальник положительного знания, не нашел в Греции себе истинных последователей; Б Афинах, и в самом Лицее, одни из его учеников изучали его исключительно как философа и творца логики; другие занимались только задачами нравственной философии; третьи, как Стратон, совершенно предавались естествознанию, последних, впрочем, было немного. Число философских сект в Афинах дошло в то время до четырех, Может быть, это одностороннее изучение творений Великого Стагарита и послужило, главным образом, к неверному толкованию его мыслей как в области философии, так и в сфере естественнонаучной деятельности. Истинных же продолжателей своего дела Аристотель обрел на Сицилии, в Египте, на островах Средиземного моря. Это также можно приписать тому, что Аристотель не был истинным афинянином, и в его стремлениях, умственных навыках и вкусах встречалось много такого, что было совершенно чуждо афинянам,

История внешней судьбы сочинений Аристотеля весьма замечательна. Свою библиотеку и свои сочинения он завещал Теофрасту; по смерти же Теофраста все эти сокровища попали в руки людей невежественных — родственников Теофраста: двести лет они пролежали в подвале, покрытые паутиной и пылью, черви точили их переплеты. В то же время перипатетики, располагая весьма немногими сочинениями Аристотеля, часто терялись в догадках, толковали их вкривь и вкось. В первом веке покорители Афин овладели библиотекой Аристотеля и перевезли ее в Рим. Попорченные рукописи были вновь переписаны не особенно тщательно, но большая часть этих рукописей сгорела в царствование Юлия Цезаря. Птолемей Филадельф первый написал биографию Аристотеля и обзор его сочинений. Из последних особенную популярность приобрела логика; другие сочинения, заслуживающие, во всяком случае, не меньшего внимания, оставались непонятыми, неоцененными. Затем «Органон» Аристотеля попал в руки отцов церкви: с особенной любовью занимался им святой Августин в Константинополе; в Европе в XI зеке сочинения Аристотеля послужили основанием знаменитой философской полемике о реализме и номинализме, на той же почве возникло все учение Абеляра в XII веке. Но отцы церкви воспользовались только формальной логикой Аристотеля, физика и метафизика Аристотеля были долгое время строго запрещены: в 1210 году в Париже все находившиеся там сочинения Аристотеля подверглись сожжению, В то время как отцы церкви создавали схоластическое учение, заимствовав у Аристотеля только безразличный к истине силлогизм, и воздвигали на шатком фундаменте темные, мрачные храмы схоластической науки, арабы занимались более всесторонним и полным изучением Аристотеля. Но первые, совершенно пересоздав Аристотеля согласно своим потребностям, окружили таким почетом его имя, что под страхом смертной казни запретили думать иначе, чем думал их лже-Аристотель, Еще в царствование Людовика ХШ„ в 1629 г., трагической смертью ногиб Рамус за протест против лже-Аристотеля.

Изувеченный Аристотель явился, таким образом, грозой всех свободомыслящих философов, в том числе Декарта. К этому-то Аристотелю относились слова мощного победителя схоластики — Бэкона: «Аристотеля надо жечь». Далее мы видим, что многие гениальные люди, не зная истинного Аристотеля, проклинали его имя, сильный авторитет которого запрещал им говорить истину, вопрошать природу. Галилей с ранних лет платился за то, что осмеливался не соглашаться с Аристотелем, в нем видели заносчивого и неосновательного молодого человека, считавшего себя умнее'самых почтенных комментаторов Аристотеля. В то время в университетах преподавание Аристотеля было введено по настоянию католического духовенства. Замечательно, что протестанты также возлюбили Аристотеля, употребляя в свою пользу данное им орудие силлогизма. Главным приверженцем и толкователем Аристотеля явился Мелан-хтон в XVI веке. Это неизменное освящение Аристотеля религией неминуемо должно было вызвать реакцию, когда свободное изучение природы громко заявило свои права. Аристотель подвергся совершенному изгнанию из школ и университетов. Лейбниц был поражен таким несправедливым отношением к Аристотелю и употребил все усилия внушить к нему должное уважение; позднее Эммануил Кант в Германии и Кузен во Франции также стремшшсь исправить ошибки веков по отношению к Аристотелю. Альберт Великий и Кювье первые оценили достоинство трудов Аристотеля по зоологии. Итак, кот краткий очерк жизни Аристотеля в потомстве. Она напоминает судьбу греческой статуи: сначала ею любовались, йотом изувечили и в изувеченном виде поставили на пьедестал, потом свергли вместе с самим.пьедесталом в преисподнюю, где она долго лежала, покрытая плесенью и пылью, затем ее снова вытащили на свет Божий и снова начали преклоняться перед ее вечной красотой, В настоящее время царство Аристотеля, как и царственного его ученика, распалось; специалисты всех областей знаний считают родоначальником своим Аристотеля, и каждый из них отчетливо сознает, что сделано Аристотелем в ограниченной ефере его специальности, между тем как вся сила Аристотеля в том» что он был живой Энциклопедией древности.

Не так давно газеты оповестили образованный мир о нахождении новой рукописи Аристотеля об афинской конституции. Судьба всех сочинений Аристотеля, как мы уже говорили, имеет свою весьма любопытную и поучительную историю. Это общее замечание относится также к последней рукописи, найденной в Египте и приобретенной лондонским музеем; она написана на папирусе не особенно тщательно и, как видно, предназначалась не на продажу, а для собственного употребления. Первые страницы рукописи заняты росписью доходов и расходов с одного имения, может быть, благодаря этой росписи рукопись сохранилась в целости.

Появление рукописи нового сочинения Аристотеля произвело сильное впечатление даже на людей, не имеющих никаких умственных интересов. Сначала всех охватил восторг, а затем, как всегда, возникли сомнения, точно ли данное сочинение принадлежит Аристотелю. Сомнения, однако, скоро рассеялись. Известно, что до нас не дошли многие сочинения великого философа, поэтому в появлении новых сочинений нет ничего невозможного. Найденное же сочинение принадлежит целой серии описаний различных в то время существовавших республик,, в том числе афинской. Есть основание думать, что Аристотель собирал о многих из них точные сведения через своих учеников, которые стекались к нему из разных стран. Все эти сочинения отличаются большою объективностью и носят исключительно описательный характер; они представляют тот материал для выводов, которые высказаны были Аристотелем в его «Политике».

Писатели, современные Аристотелю, цитируют места из найденного сочинения Аристотеля, и он сам ссылается на этот труд.

Объективный характер труда объясняется также самим положением Аристотеля в Афинах. Мы говорили, что Аристотель, как друг царя Македонского, неминуемо должен был возбуждать подозрение афинян; последнее дошло до того, что Аристотель оставил Афины, не желая подвергать их второй раз греху против философии. Аристотель писал свое сочинение об Афинах в то время, когда там шла сильная борьба партий, поэтому нельзя не удивляться тому спокойствию и той справедливости, с которыми он обсуждает то, чему приходилось ему быть свидетелем; можно подумать, что он описывает отдаленные века и времена!

Мы сказали, что сочинение это, переписанное кем-то для собственного употребления, уцелело благодаря росписи доходов и расходов, занимавшей первые страницы. Но любопытно знать, для чего именно оно предназначалось. Сочинения Аристотеля служили образцами красноречия, и потому есть основание предположить, что обладатель найденной рукописи изучал его также как образец красноречия, которое было в те времена, пожалуй, так же необходимо для домашнего обихода, как и ведение росписи доходов и расходов.

В заключение этого очерка жизни и деятельности Великого Стагарита мы приведем выдержки из сочинения Аристотеля об афинской конституции, предоставив, таким образом, Аристотелю самому сказать о себе слово нашим читалелям.

«Ареопаг,— говорит Аристотель,— был блюстителем законов и смотрел за тем, чтобы чиновники правили по законам. Всякий потерпевший несправедливость имел право подать жалобу в Ареопаг, указав тот закон, который был нарушен по отношению к нему. Но лично они находились в кабале, как выше сказано, и земля принадлежала немногим».

«Вследствие такого устройства государства и порабощения большинства народ восстал против знати. Острый характер разлада и продолжительность враждебных отношений заставили обе стороны сообща выбрать Солона архонтом для водворения между ними мира и поручить ему государственное устройство, после того как он сочинил элегию, начало которой следующее: «Я понимаю, и печаль наполняет мое сердце, когда я взираю на старейшую Ионийскую землю». Тут он нападает и на тех, и на других, заступаясь в то же время за обе стороны, и затем убеждает их прекратить возникшую вражду. Солон по личным качествам и популярности принадлежал к числу первых граждан, но по состоянию занимал среднее положение, как это признается и другими и как он сам свидетельствует в следующих стихах, убеждая богатых не быть алчными: «Вы, которые пресытились многими благами, усмирите свое непреклонное сердце в груди и воспитайте в смиренности гордый свой дух, ведь мы вас не послушаемся и вам не все целым останется». Вообще он всегда приписывает вину раздоров богатым; так и в начале элегии он говорит, что боится корыстолюбия и высокомерия, усматривая в них причину бедствий. Став во главе правления, Солон освободил народ как в настоящем, так и в будущем, воспретил давать ссуды на условиях кабальных, издал законы и уничтожил долговые обязательства частным лицам и государству,— что принято называть сисахфиею, так как народ, благодаря этой мере, стряхнул с себя бремя. По поводу этой меры некоторые нытаются оклеветать его. Случилось, что Солон, задумав ввести сисахфию, предварительно сообщил об этом некоторым знакомым, и затем, как говорит народная партия, его перехитрили друзья, а как говорят злые языки, он и сам был причастен к этому. А именно: друзья его на взятые в долг деньги скупили много земли, а затем, недолго спустя, когда были уничтожены долговые обязательства, оказались богатыми, откуда, как говорят, и ведут свое происхождение крупные состояния так называемых издавна богатых домов. Однако более правдоподобна народная версия. Невероятно, чтобы он, проявивший столько умеренности и беспристрастия во всех других делах,— что не пожелал возвышения над другими и сделаться тираном, а предпочел личной выгоде исполнение долга ш благо государства, вследствие чего не угодил ни той, ни другой партии,— невероятно, чтобы этот человек мог запятнать свою честь в таком низком и недостойном деле. Но что он располагал такою возможностью и тем не менее исцелил больной государственный организм, об этом он и сам часто говорил в стихотворениях, и все другие в этом согласны» Таким образом, это обвинение должно считать ложным».

Мы привели эти слова Аристотеля в защиту Солона, заимствуя их из вновь открытого его сочинения об Афинском государстве. Эта благородная защита Солона теперь, после того как прошли века, может служить также сильной защитой памяти самого Аристотеля, которую также преследовала живучая клевета. Лаплас в своем сочинении «Precis de 1'histoire de I'astronomie» говорит об Аристотеле следующее: «Слава Птолемея испытала ту же участь, как и память Аристотеля и Декарта; их ошибки и заблуждения были сознаны только тогда, когда слепой восторг перешел в несправедливое негодование. Даже в науках революции — самые плодотворные по своим последствиям — не обходились никогда без игры страстей и возмутительного пристрастия».

Все это еще в большей степени относится к нравственной стороне личности Аристотеля.