МОНОГРАФИИ БОЯРСКИХ РОДОВ. Древнейшие боярские семьи

С. Б. Веселовский

Смотрите также:

горожане-землевладельцы, служилые по прибору

Служилые люди жалование...

Набор военно-служилого класса...

Карамзин: История государства Российского

Права и обязанности бояр. Вольные слуги и бояре вотчинники...

БОЯРСКОЕ ПРАВЛЕНИЕ

Ключевский: Полный курс лекций по истории России

Царь и бояре...

классы русского общества, сословия бояре

Татищев: История Российская

Покровский. Русская история с древнейших времён

Иловайский.

Древняя история. Средние века. Новая история

Эпоха Петра 1

Соловьёв. Учебная книга по Русской истории

История государства и права России

Правители Руси-России (таблица)

Герберштейн: Записки о Московитских делах

Олеарий: Описание путешествия в Московию

ВСЕВОЛОЖИ-ЗАБОЛОТСКИЕ

Бархатная книга и многие родословцы разных редакций выводят Всеволожей-Заболотских от князя Александра-Всеволода Глебовича Смоленского: «Пришел из Смоленска князь Александр Всеволод Глебович»  . Это родословие сразу вызывает несколько недоуменных вопросов. Во-первых, некоторые источники родоначальником считают не Александра-Всеволода, а кн. Александра Всеволожа или Всеволодовича Смоленского  . Этот вопрос разрешается записями родичей Заболотских в синодиках. Так, в синодике Переяславского Горицкого монастыря в «роде» Заболотских вел. кн. Всеволод и кн. Александр записаны как два различных лица. Таким образом, показание Бархатной книги в этом отношении следует признать неверным. Но в Бархатной книге мы находим путаницу и в другом отношении, что стоит в прямой связи с неполнотой и сбивчивостью родословия смоленских князей вообще. В роде смоленских князей показан кн. Александр Глебов сын Ростиславича, а затем его праправнук кн. Александр-Всеволод Глебович Смоленский, от которого пошли Заболотские. Это совершенно невозможно хронологически. Летописи рассказывают, что сыновья кн. Александра Дмитрий и Владимир в 1380 г. были воеводами на Куликовом поле. Дмитрий и Владимир Александровичи не могли быть сыновьями Александра Глебовича Ростиславича, т. к. о последнем из летописей же известно, что он завладел Смоленским княжеством в конце XIII в. и в 1300 г. был ранен при попытке завладеть Дорогобужем.

Кн. Александр-Всеволод, которого Бархатная книга считает родоначальником Заболотских, жил на целое столетие позже и приходился старшим племянником кн. Юрию Святославичу, который лишился Смоленска в 1404 г. Таким образом, он был современником сыновей Дмитрия и Владимира Александровичей и никак не мог быть их отцом.

Т. к. княжеское происхождение Заболотских очень вероятно, то их родоначальника следует искать не в сбивчивой традиции родословцев, а в других источниках. По времени и другим обстоятельствам их родоначальником можно принять того кн. Александра Глебовича, который в 1341 г. был на княжении во Пскове, но не поладил с псковичами и уехал от них («Сей князь Александр Всеволодович, учинив развратие, и поиде прочь» из Пскова)  . Этого кн. Александра Глебовича с большой вероятностью можно принять за сына кн. Глеба Святославича, но не смоленского, а брянского. При таком предположении возникает вопрос, как примирить с ним показание родословцев о выходе Все- воложей из Смоленска. Мне кажется возможным примирить эти показания. Дело в том, что многочисленные северские и смоленские князья под напором Литвы лишались своих уделов, переходили с места на место или находили себе пристанище в Москве и Твери.

Показание Бархатной книги о выезде в Москву кн. Александра находит косвенное подтверждение в синодике Успенского собора, в котором среди бояр вел. кн. Дмитрия и его сына Василия записан Александр Глебович, очень вероятно Всеволож, а не кто иной.

Во всяком случае, сыновья Александра, несомненно, служили уже на Москве. По родословцам, у Александра Всеволожа было три сына — Дмитрий, Владимир и Иван; «и Дмитрий и Владимир были воеводы у великого князя Дмитрия Ивановича на Дону в передовом полку». Так говорят родословцы, и это подтверждается летопцсями  . Уже этот факт говорит о том, что Всеволожи заняли в Москве высокое положение.

Относительно боярства Дмитрия есть несколько указаний. В заключении договора вел. кн. Дмитрия с Ольгердом (1371 г.) принимал участие, между другими лицами, боярин Дмитрий Алекг сандрович, в котором с большой вероятностью можно признать Дмитрия Александровича Всеволожа  . Несомненно, Всеволож был в числе бояр, которые от имени вел. кн. Василия Дмитриевича около 1392 г. производили мену землями с митрополитом Киприаном. Наконец, в летописях мы имеем определенное указание на одну весьма ответственную службу Д. А. Всеволожа. Вел. кн. Василий Дмитриевич после упорной борьбы с нижегородскими князьями осенью 1394 г. захватил Нижний и посадил в нем наместником Д. А. Всеволожа  .

Относительно Владимира Александровича родословцы сообщают, что он умер бездетным, и больше о нем ничего неизвестно.

Младший Всеволож, Иван Александрович, упоминается в летописях по одному случаю, довольно значительному в истории московской жизни. Спор новгородского владыки с митрополитом Киприаном о подсудности и о подчинении митрополичьей власти обострил отношения между вел. кн. Василием Дмитриевичем и Великим Новгородом и грозил испортить едва наладившиеся отношения великого князя с Киприаном. В 1392 г. вел. кн. Василий Дмитриевич послал в Великий Новгород Ивана Всеволодовича и Данилу Тимофеевича Валуева с двумя ответственными поручениями: «просити черного бору и княжщины» и потребовать присылки к митрополиту, как недействительной, грамоты, по которой новгородцы постановили и целовали крест, «что к митрополиту не зватися на Москву о судех, а судити было владыце». Посольство было безуспешным: «новгородцы того не послушаша, и в том ся учинило розмирье». Великий князь повоевал новгородские волости и захватил Торжок, а новгородцы заняли Кличен и Устюжну и повоевали Устюг и Белоозеро .

* * *

Для понимания дальнейшего изложения необходимо сказать о фамильных прозвищах Всеволожей. Потомки старшего представителя рода, Дмитрия Александровича, в летописях и других источниках, например во вкладных книгах монастырей и в различных актах, пишутся по имени и отчеству. Если лицо имело личное прозвище, то оно упоминается с именем, например Федор Дмитриевич Турик. Иногда к имени и отчеству присоединяется обозначение Всеволож. Старшая линия Всеволожей от Дмитрия Александровича, вымершая в первой четверти XVI в., так и не усвоила никакого фамильного прозвища.

У младшего Всеволожа, у Ивана Александровича, было шесть сыновей со следующими прозвищами: Иван Молодой, Василий Губастый, Глеб Щукаловский, Юрий Кислеевский (в некоторых родословцах Кишлеевский), Семен Рождественский и Василий Заболотский. Как можно видеть, последние четыре прозвища даны по вотчинам, и на это следует обратить внимание.

Источники XV—XVI вв. дают возможность установить, где находились самые значительные вотчины Всеволожей, приобретенные большей частью, наверное, еще в XIV в. Конечно, у Всеволожей, как и у всех крупных людей того времени, были вотчины в различных уездах. Так, у боярина Ивана Дмитриевича были соляные варницы и земли у Соли Переяславской, села в Бежецке и заливные луга по р. Москве, у с. Коломенского (см. об этом ниже), но главные вотчины Всеволожей, район, где они осели еще в XIV в., были юго-западные станы Переяславского уезда и смежные с ними восточные станы Дмитровского уезда. Несколько крупных вотчин мы находим в Повельском стану Дмитровского уезда, по левой стороне р. Вели, которая на всем течении была границей между Дмитровом и Переяславлем. Менее значительные вотчины находились в Каменном стану Дмитровского уезда, на юг от Дмитрова, где ныне километрах в тринадцати от города находится селение Щукалово, вотчина Глеба Щукаловского. В Переяславском уезде самые значительные и многочисленные вотчины находились в бассейне р. Дубны, в Новосельском, Шуром- ском, Рождественском и Верхдубенском станах, и севернее — в бассейне р. Кубри, в Замытском стану. Воды р. Дубны, запруженной тогда во многих местах и медленно протекавшей по засоренному руслу, образовывали большие болота и озера. Здесь, на берегу озера Заболотского, находится с. Заболотье. В старину весь этот район назывался Заболотьем, и здесь находились крупные вотчины Всеволожей. По вотчинам в этом районе получили прозвище Семен Рождественский и Василий Заболотский. Т. к. последний стал родоначальником самой значительной в XV— XVI вв. линии рода, а вотчины многих Всеволожей были в том же районе, то постепенно прозвище Заболотские распространилось на потомков и старших братьев Василия Заболотского. Так, у Гаврилы, второго сына Ивана Ивановича Молодого, было два сына — Иван и Микула Ярой. Они и их потомки в XV в. усвоили фамилию Заболотских с прибавлением прозвищ, например, Забо- лотские-Бражниковы (от Василия Ивановича Бражника Гаври- лова) и Заболотские-Лапины (от его брата Семена Лапы). Сын Дмитрия Шапки Глебовича Щукаловского в конце XV в. писался Шапкиным, а сыновья Михаила Дмитриевича Шапкина писались то Заболотскими-Шапкиными, то Заболотскими, то Шапкиными.

Потомки Федора Семеновича Черленого Рождественского носили фамилию Черленых-Заболотских.с родины, заняли почетное место в первых рядах боярства, но с их стороны нужно было иметь много такта и выдержки, чтобы службой и хорошими родственными связями упрочить занятое положение и сохранить его в дальнейшем. В истории выезжих родов мы нередко можем наблюдать как случаи деградации ближайших потомков выходца, не сумевших закрепить занятые их родоначальником позиции, так и случаи катастрофической потери занятого места вследствие слишком быстрого и неосмотрительного возвышения, которое вызывало в боярской среде зависть, раздражение, интриги и упорную борьбу. В этом отношении карьера Всеволожей очень интересна — старшая их линия утратила в боярской среде первоначальное высокое положение вследствие слишком быстрого размножения и недостаточных успехов.

У Дмитрия Александровича Всеволожа было два сына, Иван и Федор. Совершенно исключительный интерес представляет личность старшего сына, боярина Ивана Дмитриевича. Весь строй жизни Московской Руси, и не только удельной, но и царской, не давал простора для развития и проявления крупных характеров и ярко выраженных индивидуальностей. Люди Московской Руси ценили в человеке более семейные, родовые и сословные добродетели, чем яркую индивидуальность. Карьеристы (в лучшем смысле слова), «самовыдвиженцы», если можно так выразиться, не находили у книжников и современников вообще ни сочувствия, ни даже правдивого изображения. Достаточно напомнить, как агиографическая литература обесцвечивала своих героев, даже тогда, когда герой был несомненно крупным характером с ярко выраженной индивидуальностью. Книжники, летописцы и слагатели житий просто не находили на своей палитре красок и в своем словаре слов для письма выразительных портретов.

Для нас, историков, эта трафаретность и бесцветность деятелей далекого прошлого становится печальной неизбежностью не потому, что мы невнимательны к большим характерам, не ценим их и не желаем отвести им в истории подобающее место, а потому, что сама история лишила нас источников и средств давать яркие характеристики лиц. Даже о крупных несомненно деятелях мы имеем так мало данных, что лишены возможности различать черты лица и вынуждены изображать их «по образу и подобию божьему». Мы никогда не знаем мотивов их поступков и действий и оказываемся вынужденными гадать и разгадывать с большей или меньшей правдоподобностью.

Так складывается печальная неизбежность писать историю человеческого общества без живых людей, а от этого один шаг до «принципиального» обоснования преимущества или даже исключительного права на существование безличной истории классов, сословий, «слоев», «широких масс».

Личность и карьера Ивана Дмитриевича Всеволожа оставили по себе в источниках довольно много следов, так что на нем является возможность отдохнуть от безличных трафаретов и дать по" чти живой образ человека, который по сравнению с другими деятелями XV—XVI вв. представляется каким-то великаном, настолько ярким и характерным, что сам по себе бросает свет на время и людей, среди которых он жил. Без преувеличения можно сказать, что он достоин быть главным действующим лицом большой исторической драмы в стиле шекспировских хроник.- Трагедия его жизни—это трагедия большого и талантливого человека, погибшего лично и погубившего от чрезмерного честолюбия свое потомство после больших успехов и достижений.

Иван Дмитриевич был старшим сыном Дмитрия Александровича, воеводы вел. кн. Дмитрия Донского на Куликовом поле. По времени жизни его дочерей и внучки, он должен был родиться приблизительно около 1370 г. Его младшей дочери, которую он прочил в жены вел. кн. Василию Темному, в 1431/32 г. было не более 15 лет. Его старшая дочь, Елена, была замужем за кн. Андреем Владимировичем Радонежским, а ее дочь, внучка Ивана Дмитриевича, в 1431/32 г. была обручена с кн. Василием Юрьевичем Косым. Принимая во внимание обычай ранних в то время браков, можно сказать, что кн. Елена Радонежская родилась в последнем десятилетии XIV в., а сам Иван Дмитриевич родился лет на 20—25 перед тем, т. е. приблизительно около 1370 г. Ему было лет десять, когда на Куликовом поле происходило Мамаево побоище, на котором его отец был воеводой и в бою был убит его будущий тесть, окольничий Микула Васильевич Вельяминов. Через несколько лет после Куликовской битвы Иван Дмитриевич женился на дочери Микулы Васильевича и через этот брак вошел в свойство с великокняжеским домом (его жена по матери была родной племянницей жены вел. кн. Дмитрия Ивановича, кн. Евдокии Суздальской, на старшей сестре которой был женат Ни- кула Васильевич). Этот брак сам по себе говорит о том, какое высокое положение занял Иван Дмитриевич.

В известном письме Геннадия Бутурлина к боярину Федору Даниловичу Хромого есть несколько интересных указаний на высокое местническое положение Ивана Дмитриевича и других Всеволожей в боярской среде, а также на борьбу, которую им приходилось выдерживать с представителями старых боярских родов. Г. Бутурлин приводит случаи, когда Всеволожам приходилось уступать. Все эти случаи относятся к местничеству с представителями первостепенного боярства. По словам Геннадия Бутурлина, Андрей Иванович Акинфович, отец бояр Федора Свибла, Ивана Хромого, Александра Остея и Ивана Бутурли, был «местом выше» Ивана Дмитриевича и молодых Кобылиных — Игнатия Семеновича Жеребцова, Федора Колыча и Григория Вентеева. Несколько позже Иван Иванович Молодой Всеволож, двоюродный брат Ивана Дмитриевича, должен был уступить место Федору Федоровичу Голтяю Кошкину, а его меньшой брат, Василий Ива- яович Заболотский, «служил у кн. Дмитрия у Меньшого (т. е. у кн. Дмитрия Юрьевича Красного.— С. В.), и Василий (Михайлович.— С. В.) Морозов не дал ему места и выше его сидел;».

О ратной службе Ивана Дмитриевича мы имеем только одно известие, да и то для него нелестное. В летописном рассказе об этом явно звучит упрек по адресу воевод. Симеоновская летопись рассказывает, что в 1429 г. казанские татары повоевали галицкие волости, на Крещенье «изгоном» захватили Кострому и с большим полоном и добычей стали отступать под защитой Волги восвояси. Великий князь послал за ними в погоню своих дядей, князей Андрея и Константина Дмитриевичей, «и с ними Ивана Дмитриевичи с своими полкы; доидоша же до Нижнего Новагорода, и ту, не угонивши их, возвратишася». Тогда кн. Федор Пестрый Старо- дубский и Федор Константинович Добрынский по своей инициативе, «утаився у князей и у воевод, с своими полкы погнаша за татары, и угониша зад их, побиша татар и бесермен и полон весь отняша». «Тем воеводам при животе честь, а по смерти вечная память»  .

Таланты Ивана Дмитриевича обнаружились не на ратном поприще, а там, где нужны были дипломатическая гибкость ума и житейская ловкость.

Старшую дочь, Елену, Иван Дмитриевич выдал замуж за кн. Андрея Владимировича Радонежского. После смерти кн. Андрея во время эпидемии 1426 г. Иван Дмитриевич стал естественным опекуном семьи Елены Радонежской. В 1421 г. Иван Дмитриевич устроил хорошую партию второй дочери — выдал ее замуж за кн. Юрия Ивановича Тверского  . Так продолжал бы устраивать Иван Дмитриевич детей и внуков и упрочивать благосостояние свое и своей семьи, чтобы провести спокойную и почетную старость, но наступившие после смерти вел. кн. Василия Дмитриевича (1425 г.) события открыли перед честолюбием Ивана Дмитриевича новые перспективы и дали его судьбе новое направление.

Вел. кн. Василий Дмитриевич оставил наследником сына Василия, которому едва минуло 10 лет. Старший дядя малолетнего Василия Васильевича, кн. Юрий Дмитриевич, имел много оснований не признать перехода великокняжеского стола и Московского княжения к малолетнему племяннику, т. к. по старым родовым обычаям второй и третий братья считались старше своего племянника, сына старшего брата, тем более, если этот племянник был малолетним. Какие-то несогласия по вопросу о престолонаследии начались еще при жизни вел. кн. Василия Дмитриевича. Поэтому в ту же ночь, как умер вел. кн. Василий, митрополит Фотий послал за кн. Юрием Дмитриевичем в Звенигород, приглашая его приехать в Москву целовать крест наследнику' престола.

Кн. Юрий не поехал на зов и отправился к себе в Галич, где стал собирать ратных людей. Осведомленное об этом московское правительство со своей стороны быстро собрало войско и двинуло его против кн. Юрия. Кн. Юрий не решился на этот раз на открытую борьбу. Целый ряд обстоятельств удерживал его от разрыва с Москвой. Против него стояли слишком большие силы: митрополит Фотий, пользовавшийся большим авторитетом, вел. кн. Софья Витовтовна, его братья Андрей, Петр и Константин Дмитриевичи и все московское боярство, не вовлеченное еще в распрю дяди с племянником. За спиной вел. кн. Софьи стояла еще более грозная сила — вел. кн. Витовт, на которого вел. кн. Василий Дмитриевич, умирая, возложил «печалование» о его внуке, княжиче Василии.

 При таких обстоятельствах кн. Юрий не решился на вооруженную борьбу, но отказался заключить мир и тем признать окончательно переход власти к племяннику и согласился на перемирие с условием перенести решение спора о великом княжении в Орду на суд хана. В марте 1428 г. московскому правительству удалось добиться заключения мира с кн. Юрием, но и после этого отношения продолжали оставаться напряженными. Вскоре после этого неустойчивое равновесие было . нарушено двумя событиями: смертью в октябре 1430 г. вел. кн. Витовта и в июле 1431 г. — митрополита Фотия. В Литве после Витовта великим князем стал Свид- ригайло, свояк кн. Юрия Дмитриевича по его жене, а митрополичья кафедра на многие годы осталась без такого авторитетного и убежденного сторонника единовластия и несовершеннолетнего вел. кн. Василия, каким был Фотий. Учитывая эти обстоятельства, кн. Юрий расторг договор 1428 г. и потребовал, как было условлено раньше, перенесения спора на суд хана. Его противникам пришлось уступить, и осенью 1431 г. князья сговорились ехать в Орду.

В числе бояр и слуг, назначенных сопровождать вел. кн. Василия, был и Иван Дмитриевич. Неизвестно, был ли он официально назначен главой посольства или выдвинулся благодаря своим талантам, но, во всяком случае, летописные рассказы об этом посольстве ставят Ивана Дмитриевича на первое место, не упоминая даже имени других бояр. Во главе таких посольств в Орду ставили, несомненно, первостепенных бояр. Так, в конце княжения вел. кн. Дмитрия Донского его сына княжича Василия в поездке в Орду сопровождал Данила Феофанович, почтенный старик, племянник митрополита Алексея, боярин «вернейший паче всех», смерть которого вел. кн. Василий Дмитриевич позже оплакивал «по мног час». Из родословцев известно, что в составе посольства был также и младщий брат Ивана Дмитриевича, Федор Турик, умерший на обратном пути из Орды в Москву. Ивану Дмитриевичу в это время было около 60 лет, и самый факт поручения ему такого дела говорит о том, что он пользовался большим авторитетом й доверием московского правительства й опекунов вел. кн. Василия.

Осенью 1431 г. отслужили много молебнов, и, усердно помолившись богу, вел. кн. Василий со свитой отправился в далекий и небезопасный путь, а за ним следом отдельно поехал кн. Юрий. Когда князья прибыли в Орду, то «взят их к себе во улус даруга московской Миньбулат. Великому же князю Василию Васильевичу честь бе велика от него, а князю Юрью Дмитриевичу, дяде его, безчестье и истома велика. Но добр бяше fto князя Юрья князь великой ордынской Ширин Тегиня, и пришел той, взят его силой у Миньбулата и великое княженье обещанта ему дати». В ожидании прибытия хана и суда Тегиня, захватив кн. Юрия, отправился с ним на зимовку в Крым.

Временем ожидания хана и отсутствием Тегини Иван Дмитриевич воспользовался, чтобы при помощи подарков и интриг привлечь на сторону кн. Василия ордынских князей и вельмож: князей Айдара, Миньбулата и других. С азиатской хитростью он бередил их самолюбие, удовлетворял их алчность и коварно поселял между ними и Тегиней вражду. «Се ли, господине, ваше пе- чалование ко царю (т. е. хану.— С. В.) и верное ваше слово о нашем государе великом князе, что не может царь из Тягинина слова выступити, мимо всех вас, но по его (т. е. Тегини.— С. В.) слову дати великое княжение кн. Юрыо? Князь Юрий князь велики будет на Москве, а в Литве князь велики — побратим его Швит- ригайло. А Тегиня во Орде и в царе волен, не молвив вас», т. е. не разговаривая и не считаясь с вамй, прочими вельможами. Указание Ивана Дмитриевича вельможам, а через них и самому хану на возможность чрезмерного усиления кн. Юрия имело смысл коварного предостережения и угрозы, а могуществом Тегини Иван Дмитриевич дразнил вельмож и уязвлял самолюбие хана. «И тем словам, яко же стрелою, уязви сердца их. Итакивси они, князи ординстии, начяша бити челом царю за великого князя Василяя Васильевичя и впреки глаголати с ним, и одолеша царя. И рече к ним царь: ,,Аще речет Тегиня за князя Юрья о великом княжении, то убити его повелеваю"». Вернувшийся из Крыма Тегиня был предупрежден об этой угрозе хана своим родственником, ханским постельником Усеином, и «слышав же то Ширин Тегиня, и не смев ничто же противу их глаголати».

Наконец, хан приказал своим князьям «судити князей русских, и многа пря бысть межи их». Иван Дмитриевич, по заведенным в Орде порядкам, «умздил довольно» хана, его жен, вельмож и дворню, а на суде построил свою речь на преувеличенной покорности и на грубой, но одновременно тонко рассчитанной лести: «Государь, волный царь, ослободи молвити слово мне, холопу великого князя. Наш государь великий князь Василей Васильевич ищет стола своего, великого княжениа, а твоего улусу, по твоему... жалованию и по твоим девтерем и ярлыком; а се твое жалование пред тобою. А господин наш князь Юрьи Дмит- реевич, дядя его, хочет взяти великое княжение по мертвой грамоте отца своего (т. е. но духовной грамоте вел. кн. Дмитрия.— С. В.), а не по твоему жалованию волнаго царя». Хан под влиянием подарков и своих вельмож присудил великое княжение кн. Василию, а кн. Юрию, по ходатайству Тегини, придал в удел (к Звенигороду и Галичу) Дмитров.

Летом 1432 г. вел. кн. Василий отправился в обратный путь. Одержанная в Орде победа вскружила голову Ивану Дмитриевичу, и он сделал первый ложный шаг, из которого роковым образом вытекли последующие события. Вел. кн. Василию исполнилось брачное совершеннолетие. Иван Дмитриевич, конечно, прекрасно знал, что по обычаям того времени браки таких юных брачущихся устраивали обыкновенно родители. Особенно важную, решающую роль играла воля родителей в княжеских браках, которые имели значение дел большой политической важности. Тем не менее он завел с юным великим князем речь о браке со своей дочерью и получил от него согласие. Никоновская летопись так рассказывает об этом: «Боярин великого князя Васи- лиа Васильевичи Иван Дмитреевич, служивый ему со всем предложением и истинным сердцем во Орде, и великое княжение ему у Махметя царя взя, и возхоте за великого князя Василия Васильевичи дщерь свою дати; и о сем слово бысть ему с великим князем». Однако по возвращении в Москву «не возхоте сего князь велики Василей Васильевичь и мати его София Витофтовна»  .

Вел. кн. Софья выбрала сыну другую невесту — кн. Марью Ярославну, внучку Марьи Голтяевой Кобылиной. Сторонниками этого брака и естественными противниками Ивана Дмитриевича были бояре Федор и Захарий Ивановичи Кошкины-Кобылины. Имея в виду нетактичность сватовства Ивана Дмитриевича помимо матери жениха, можно думать, что он получил отказ в достаточно обидной форме.

Обручение великого князя Василия произошло осенью, вскоре по возвращении из Орды, а 8 февраля 1433 г. состоялась свадьба. К сожалению, неизвестно хронологическое соотношение этих двух фактов с третьим, который имел в последующих событиях очень большое значение. Дело в том, что по возвращении из Орды Иван Дмитриевич обручил свою внучку, княжну Радонежскую, с князем Василием Юрьевичем Косым, но неизвестно, когда это произошло, до отказа вел. кн. Василия жениться на дочери Ивана Дмитриевича или после отказа. Впрочем, и в том, и в другом случае со стороны Ивана Дмитриевича это был очень ловкий ход. Если обручение произошло тотчас по возвращении из Орды, когда Иван Дмитриевич имел еще надежду породниться с великим князем, то оно было важно тем, что привлекало Василия Косого на сторону Ивана Дмитриевича и создавало препятствие для притязаний кн. Юрия Дмитриевича на великокняжеский стол. Если же помолвка состоялась после отказа вел. кн. Василия, то Иван Дмитриевич при заключении ее мог руководствоваться другими соображениями: помолвка внучки с кн. Василием Косым перестраховывала Ивана Дмитриевича на другую сторону и служила подготовкой для перехода его на сторону кн. Юрия Дмитриевича и для борьбы с партией вел. кн. Софьи. Кто знает, что было бы, если бы Ивану Дмитриевичу удалось выдать дочь замуж за вел. кн. Василия, а внучку — за Василия Юрьевича Косого, но несомненно, что борьба княжат против единодержавия Василия Темного приняла бы совершенно другой ход и, наверное, не была бы столь длительной и кровавой.

Летописцы по своему обыкновению не объясняют мотивов поступков действующих лиц, говорят коротко, что после отказа Иван Дмитриевич побежал с Москвы в Углич, затем в Тверь, а из Твери в Галич. Однако нет сомнения, что прежде чем решиться на такой шаг, Иван Дмитриевич составил свой план действий и принял ряд подготовительных мер. Для успеха его замыслов было очень важно привлечь на сторону кн. Юрия Дмитриевича сыновей последнего и втянуть их в борьбу. Кн. Юрий, конечно, был недоволен решением хана, подчинился ему нехотя и уехал к себе в Галич, но его связывало то обстоятельство, что его сыновья по неизвестной нам причине не только не вступились за отца, но выразили определенно свое нежелание поддержать его в борьбе с великим князем и остались в Москве, чтобы принять участие в свадебных торжествах. Что касается кн. Василия Косого, то даже помолвка с внучкой Ивана Дмитриевича не могла побудить его выразить свое сочувствие Ивану Дмитриевичу и изменить свое отношение к замыслам отца.

Таково было соотношение действующих лиц перед известным скандалом на свадебном пиру вел. кн. Василия, имевшим большое значение в дальнейших событиях. Летописцы, рассказывая об этом скандале, как бы извиняются перед читателями за сообщение басни о золотом поясе, в которую явно не верили: «...се же пишем того ради, понеже много зла с того ся почяло» и. И действительно, басня о золотом поясе неправдоподобна до фантастичности. Кн. Дмитрий Константинович Суздальский, выдавая своих дочерей, одну за вел. кн. Дмитрия Ивановича, а другую за Ми- кулу Вельяминова, дал будто бы им золотые пояса, «на чепех с камением»: старшей дочери Евдокии (жена великого князя) — большой пояс, а младшей — меньший. Тысяцкий Василий Васильевич Вельяминов будто бы подменил большой пояс меньшим и дал большой пояс своему сыну Микуле. Свадьба состоялась в 1366 г. Много лет спустя Микула выдал свою дочь за Ивана Дмитриевича Всеволожа и дал ей в приданое большой пояс (здесь в басне о поясе хронологическая несообразность: Микула был убит на Куликовом поле в 1380 г., а Ивану Дмитриевичу в это время было не более десяти лет). Еще много лет спустя Иван Дмитриевич дал этот пояс в приданое своей дочери, при выходе ее замуж за кн. Андрея Радонежского. Наконец, в 1431 г. пояс пошел в приданое дочери кн. Андрея, внучке Ивана Дмитриевича, когда она обручилась с кн. Василием Косым. Таким образом, от похищения пояса тысяцким В. В. Вельяминовым до свадебного пира кн. Василия, на который Василий Косой явился украшенный золотым поясом, прошло 65 лет. За это время пояс три раза на глазах у всех переходил из рук в руки, не вызывая подозрений. Кто мог знать эту семейную тайну Вельяминовых и Всеволожей, если кража действительно произошла 65 лет тому назад? Кто, наконец, был заинтересован в ссоре и в оскорблении Василия Косого?

В Москве хорошо знали об отрицательном отношении кн. Василия Косого к замыслам отца и не могли не учитывать того обстоятельства, что пребывание князей Юрьевичей в Москве и хорошие отношения с ними связывали руки кн. Юрию. Повод для недовольства кн. Косым мог быть один — его помолвка с дочерью Ивана Дмитриевича. Но неужели для провокации разрыва с ним нужно было сочинить такой нелепый предлог, сделать Василия Косого ответственным за такое старое дело, о котором он ничего не знал и в котором был неповинен? На все эти вопросы необходимо попытаться ответить.

Мне кажется, что нет никаких серьезных оснований говорить, будто ссора была подстроена вел. кн. Софьей и ее сторонниками нарочно, чтобы оскорбить кн. Василия Косого, и что басня о поясе была сочинена ими или принята на веру как предлог для ссоры. Такое предположение надо отвергнуть, т. к. ни Софья, ни ее приверженцы, ни московское правительство в целом не были заинтересованы в том, чтобы вызвать разрыв с Юрьевичами и бросить их в объятия отца, который сидел у себя в Галиче и не решался без сыновей предпринять борьбу. Возможно, что Софья и ее сын имели поводы быть недовольными кн. Василием Косым, но от недовольства до безобразной, даже по тогдашним нравам, сцены оскорбления гостя на свадебном пиру очень далеко. Если им нужен был разрыв, что мало правдоподобно, то неужели они не могли достигнуть своей цели в другом месте и в другой форме? Все это невероятно. Если ссора на пиру была кем-нибудь подстроена, то никак не вел. кн. Софьей и не ее приверженцами, а кем-то другим, кому это было выгодно. Кому же это могло быть выгодно? Мне представляется возможным высказать предположение, которое если и не разрешает всех сомнений, то, во всяком случае, делает понятными и вполне естественными некоторые стороны эпизода *.

Когда у Ивана Дмитриевича созрело решение перейти на сторону кн. Юрия Дмитриевича и отомстить за обиду отказа, то для успеха замысла ему было необходимо поссорить Юрьевичей с великокняжеским двором и вовлечь их в дело отца. Подготовляя дело, Иван Дмитриевич принял, наверное, различные меры, сговаривался со своими приверженцами и, между прочим, пустил клевету о краже пояса, в котором кн. Василий Косой должен был явиться на свадьбу. В устах всякого другого человека эта семейная тайна Вельяминовых и Всеволожей не вызвала бы никакого доверия, но Ивану Дмитриевичу было нетрудно найти доверчивого любителя сплетен и ссор и как бы выдать ему эту семейную тайну. Расчет был грубый и верный. Под влиянием хмеля, затуманившего сознание пировавших, одни затеяли ссору основательно, а другие были вовлечены и приняли в ней участие непреднамеренно. Краденый пояс «познал» на кн. Василии импульсивный и неумный Петр Константинович Добрынский, брат которого Никита позже играл одну из первых ролей в захвате и ослеплении вел. кн. Василия Васильевича. Он затеял ссору и рассказал басню о краже пояса. За ним ввязался в ссору Захарий Иванович Кошкин, близкий родственник и не в меру горячий сторонник новобрачной. Он «поимался» за пояс, т. е. от оскорблений словом перешел к оскорблению действием. Наконец, в шумную свалку подвыпивших гостей вмешалась вспыльчивая Софья и приказала снять с Косого пояс.

После такого грубого оскорбления князьям Юрьевичам ничего не оставалось, как удалиться из Москвы — «и с того князь Василей и князь Дмитрей Юрьевичи, розлобившеся, побегоша с Москвы ко отцу своему в Галичь»  . Таким образом, участие братьев Юрьевичей в деле отца было обеспечено.

Иван Дмитриевич, подготовляя почву для борьбы, поехал сначала в Углич, затем в Тверь и, наконец, в Галич. Летописи не объясняют этого маршрута, но он ясен. В Угличе Иван Дмитриевич сделал неудачную попытку привлечь на сторону кн. Юрия его младшего брата, кн. Константина Дмитриевича. Получив отказ, он отправился в Тверь, где мог больше рассчитывать на успех, как. по своему родству с тверскими князьями, так и потому, что в Твери были еще живы воспоминания о вековом соперничестве Твери с Москвой за великое княжение. Правда, прошло уже время, когда Тверь имела силы бороться открыто, но тверской князь был союзником вел. кн. литовского, и если не удалось бы вовлечь его в борьбу, то было важно заручиться его нейтралитетом.

Из Твери Иван Дмитриевич направился в Галич. Можно представить себе удивление и радость кн. Юрия, когда к нему явился с предложением услуг его недавний враг, могущественный боярин, благодаря ловкости и уму которого Василий получил великое княжение. У кн. Юрия могло вызвать сомнение то, что Иван Дмитриевич решался пойти против воли хана и разрушить дело, которое еще недавно при его содействии было основано на решении «вольного царя». Но Иван Дмитриевич лучше, чем кто иной, знал истинную цену и авторитет Орды и сумел рассеять сомнения кн. Юрия. Уже несколько десятилетий Золотая орда переживала период неурядиц, внутренних переворотов и распада, а 1432 год был кануном отпадения от нее и образования независимого Казанского царства. При таких условиях авторитета Орды было достаточно только для того, чтобы дать перевес тому или иному из русских князей, но не было сил сделать свое решение непререкаемым и сопротивление ему невозможным. К тому же, при раздорах и алчности ордынских князей и вельмож всегда был открыт путь интриг и подкупов, столь хорошо известный Ивану Дмитриевичу.

Сам вел. кн. Василий дал недавний пример неповиновения хану: по ходатайству Тегини хан придал кн. Юрию к его уделу Дмитров, но «князь велики взя Дмитров за себя и наместников его (т. е. кн. Юрия.— С. В.) сослал, а иных поймал»  .

Последующие события подтвердили расчеты и соображения Ивана Дмитриевича, которые он мог высказать кн. Юрию, когда предлагал ему свою помощь и склонил его к борьбе. Убедить кн. Юрия было нетрудно, т. к. он и сам готовился к выступлению, но его останавливало отсутствие сыновей и их желание жить в ладу с великокняжеским домом. Это препятствие было устранено ловкой интригой Ивана Дмитриевича. Оскорбленные на пиру Юрьевичи сами явились в Галич с жаждой мести, и отцу уже не было надобности их уговаривать. «Пришедшим же имь ко отцу в Галич, а он уже собрался со всеми людми своими, хотя ити на великого князя. Сим же к нему пришедшим, и поиде с ними и со многою силою на великого князя Василиа Васильевича, а Иван Дмитреевичь с ними же, а князю великому и не ведущу того»  .

Кн. Юрий Дмитриевич был уже в Переяславле, когда ростовский наместник великого князя Петр Константинович Добрынский прискакал в Москву с известием о движении Юрьевой рати. Теперь вел. кн. Софья и ее не в меру горячие приверженцы могли понять неразумность и близорукость своего поведения на пиру. Московское правительство было застигнуто врасплох, «ничто же не успе сотворити», ни собрать ратных людей, ни сделать вообще необходимые приготовления к борьбе. Чтобы выиграть время и хотя бы оттянуть столкновение, решили завести переговоры. Навстречу кн. Юрию для переговоров о мире были посланы бояре Федор Андреевич и Федор Григорьевич Товарок Пушкин.

А кн. Юрий тем временем быстро продвигался и встретил послов великого князя у Троицкого Сергиева монастыря. И здесь Иван Дмитриевич проявил свою непримиримость: кн. Юрий «миру не восхоте, но таки поиде; а Иван Дмитреевич не дал о миру ни слова молвити. И бысть межи обоих бояр брань велика и слова неподобные, и тако возвратившеся послы великого князя безделни», т. е. без успеха, не сделав дела. А кн. Юрий через день мог явиться в Москву.

Великий князь решился сделать крайние усилия и наспех стал собирать ратных людей: «что было тогда около людей, собра тех, да и москвич гостей и прочих с собою». С небольшими силами великий князь выступил навстречу, и противники сошлись в двадцати километрах от Москвы, на р. Клязьме — «со князем же Юрьем множество вой, а у великого князя добре мало, но единако сразишася с ними». Плохая была помощь великому князю от москвичей — «мнози бо от них пиани бяху, а и з собою мед ве- зяху, что пити еще». (На чей счет происходило это несвоевременное пьянство?) После небольшой стычки великий князь бежал в Москву и «в трепете и в тороплении велице», захватив свою мать и жену, через Тверь бежал в Кострому. Кн. Юрий без боя занял Москву и тотчас послал своих сыновей в Кострому захватить великого князя с семьей, что они и сделали без труда.

Внезапный захват Москвы далеко не разрешал всех вопросов, поставленных перед кн. Юрием ходом событий. Кн. Юрий оказался лицом к лицу с московским боярством, которое имело все основания опасаться, что будет оттеснено на второй план боярами кн. Юрия.

Не менее важен был вопрос, что делать с пленными великим князем, его матерью и женой. Уморить их в тюрьме «нужною смертью» не решались, до такого озлобления еще не дошли. Оставить их на свободе — значило дать им возможность стать центром объединения всех недовольных вокняжением кн. Юрия и обиженных им и возобновить борьбу при первом удобном случае. Иван Дмитриевич прекрасно понимал это, предвидел и советовал принять решительные меры — держать их «в нятстве», в тюрьме, где они могли в случае надобности и умереть. К тому же склонялись и те москвичи, которые скомпрометировали себя колебаниями или открытой изменой. Кн. Юрий по' гуманности или по недальновидности не решился сделать необходимые выводы из захвата Москвы и стал на путь компромиссов, который погубил его предприятие. Посредником явился Семен Федорович Морозов, который по своим звенигородским и галицким вотчинам служил кн. Юрию и был у него любимым боярином, а по своему происхождению принадлежал к старейшему боярскому роду, большинство членов которого около ста лет служило великим князьям. «Семен же Морозов много могий у господина своего у князя Юрьа Дмитреевичя и испечалова великому князю Василью Васильевичю мир и любовь и удел Коломну». «Иван же Дмитреевич вознегодова 0 сем и не любо бысть ему сие зело, что простыню (т. е. свободу.— С. В.) дает ему, еще же и удел хощет дати ему. И не точию един Ивай Дмитреевич, но и инии мнози бояре и слуги разъяришася о семь, и не любо им бысть сие всем».

Кн. Юрий устроил племяннику «честный пир», дал ему «дары многи» и отпустил на удел в Коломну. Так мирно, бескровно и несколько опереточно закончился первый этап междукняжеской «замятии», которая вскоре приобрела иной характер, когда противники не останавливались перед вероломством, предательством и всевозможными жестокостями.

Произошло то, что предвидел и предсказывал Иван Дмитриевич. Московские бояре и слуги «от мала и до велика» начали отказываться от кн. Юрия и отъезжать в Коломну к великому князю. Кончилось тем, что кн. Юрий остался в Москве один со своими боярами и слугами и должен был покинуть Москву и великокняжеский стол так же без боя, как без боя занял его. Уезжая из Москвы, он послал сказать великому князю: «Поиди на Москву на великое княжение, а яз иду в Звенигород»  .

Отъезд кн. Юрия поставил Ивана Дмитриевича в безвыходное положение, он понял, что карьера его окончена. Он не пристал ко двору кн. Юрия, который, быть может, не мог простить ему унижения в Орде и не чувствовал благодарности за корыстную помощь в деле, окончившемся неудачей, и в то же время он бесповоротно испортил свои отношения с великим князем. После тяжелого и долгого, наверное, раздумья он решился ехать в Коломну с повинной. Конечно, он понимал, что карьера его окончена, но, вероятно, не ожидал постигшего его жестокого наказания. В том же году, вскоре после возвращения великого князя в Москву, он был «пойман» «и с детьми, да и очи ему вымали»  .

Само собой разумеется, что Иван Дмитриевич в опале лишился своих вотчин. В договоре вел. кн. Василия с кн. Юрием 1433 г. упоминаются села Ивана Дмитриевича в Бежецке, которые великий князь у него «взял в своей вине», а в договоре 1440 г. указаны три села: Алабузино (существующее ныне, за р. Мологой, недалеко от г. Бежецка), Еско и Новоселки . О других вотчинах, несомненно тоже конфискованных, мы не имеем сведений. Старик Иван Дмитриевич не долго жил после ослепления и вскоре умер. Следует отметить, что жестокое наказание, постигшее Ивана Дмитриевича, стало первым звеном цепи жестокостей и ослеплений, жертвой которых позже был и сам вел. кн. Василий Васильевич.

Судьба сыновей Ивана Дмитриевича неясна. Известно, что он взял их с собой, когда с повинной явился в Коломну, а что сталось с ними позже, неизвестно. У Ивана Дмитриевича было два сына: Иван и Семен. По родословцам, у Ивана Ивановича был один сын, умерший в детстве, а у Семена два сына: Иван и бездетный Андрей. Наконец, у Ивана Семеновича был один сын, бездетный Семен, на котором пресеклось потомство Ивана Дмитриевича. О службе всех этих лиц пока нет никаких известий, что дает основание полагать, что все они были в немилости и служили где- нибудь в рядах городового дворянства.

С другой стороны, известно, что много лет спустя после опалы Ивана Дмитриевича его внучки от сына Ивана сделали блестящие партии» Старшая, Василиса Ивановна, вышла замуж за боярина кн. Данилу Дмитриевича Холмского (умерла около 1511 г.); вторая, Ксения, была замужем за кн. Иваном Булгаковым Патрикеевым (по-видимому, за Иваном Ивановичем, по прозвищу Мешок); третья, Евдокия,— за постельничим Семеном Брюхом Морозовым; наконец, четвертая, Елена,— за кн. Василием Семеновичем Мнихом Ряполовским. Эти браки объясняются, вероятно, покровительством их тетки, кн. Оболенской. Дело в том, что у Ивана Дмитриевича был младший брат — Федор Турик, у которого были два сына, Федор и Никита, и дочь Марья. Федор Федорович Туриков был убит в молодости в известном бою под Беле- вом в 1438 г. и не оставил потомства. Никита в 1431 г. сопровождал вел. кн. Василия в Орду и умер на обратном пути из Орды, тоже не оставив потомства. За смертью братьев Мария получила если не все, то, во всяком случае, значительную часть вотчин Туриковых и вышла замуж за известного боярина, кн. Василия Оболенского, и была матерью не менее выдающихся бояр: Ивана Стриги, Александра, Ярослава и Петра Оболенских. Очень вероятно, что покровительством Марьи Оболенской объясняются блестящие партии ее племянниц, в то время как мужское потомство Ивана Дмитриевича коснело в безвестности.

Судя по сохранившимся источникам, основными районами поселения старшей линии были Переяславский уезд, Дмитровский уезд и Бежецкий Верх. Иван Дмитриевич дал в приданое за своей дочерью Еленой заливной луг на пойме р. Москвы, между селами Коломенским и Ногатином. Этот луг кн. Елена после смерти кн. Андрея Радонежского дала Троицкому монастырю, «што дал моему господину князю Ондрею Володимировичу отец мой Иван Димитриевичь свою отчину» (вклад сделан при игумене Савве, т. е. в 1428—1432 гг.)  .

Троицкий монастырь, поставленный на земле радонежских князей, уже в первой четверти XV в. стал излюбленным богомольем московского боярства, и Иван Дмитриевич, по своему родству с радонежским князем, естественно, тяготел к этому монастырю. Приблизительно в то же время, как и его дочь, он дал монастырю ценный вклад — две соляные варницы у Соли Переяславской  .

По переяславским вотчинам многие Всеволожи в XV—XVI вв. находились в тесных сношениях с Переяславским Горицким монастырем. Федор Дмитриевич Турик при жизни дал этому монастырю села Новое (на р. Кубри, на юго-запад от Переяславского озера, в Замытском стану), Княжеское-Чернецкое (ныне деревня Чернецы) и Мордвинцево  . После смерти Ф. Турика его вдова Соломонида (в иночестве Софья) дала около 1432 г. Троицкому монастырю пустошь Добрынинскую в Кинельском стану Переяславского уезда  .

Выше было упомянуто, что у Ивана Дмитриевича в Бежецке были села Алабузино, Еско и Новоселки, конфискованные у него в опале. Можно думать, что это были позднейшие приобретения Всеволожей, быть может, самого Ивана Дмитриевича. Дело в том, что по невыясненным еще причинам крупные московские бояре с конца XIV и в первой половине XV в. охотно приобретали крупные вотчины в Торжке и Бежецке и заводили в них иногда большое хозяйство. Мы видим в Торжке большую вотчину Михаила Федоровича Крюка Фоминского (с. Медиа), в Бежецке — села Федора Андреевича Свибла, кн. Юрия Патрикеевича, Ивана Дмитриевича Всеволожа, некоторых Морозовых и других менее значительных лиц. В Бежецке же приобрел себе очень большую вотчину (села Присеки и Воробьево на р. Мологе) кн. Дмитрий Юревич Красный, по душе которого она была дана Троицкому монастырю.

* * *

Судьбы младшей линии Всеволожей (от Ивана Александровича) представляют другую картину. Для этой линии характерным является сильное размножение членов рода и как естественное следствие — измельчание. В этой линии только самая младшая отрасль рода — Григорий Васильевич Заболотский и его потомки — продержалась около столетия в боярской среде, а все Заболотские вообще во второй половине XVI в. сходят в ряды городового дворянства.

О сыновьях Ивана Александровича мы имеем только показание Геннадия Бутурлина. Иван Иванович Молодой неудачно местничался с Федором Федоровичем Кошкиным, а Василий Иванович Заболотский служил кн. Дмитрию Юрьевичу Красному и должен был уступить место Василию Михайловичу Морозову.

О следующем поколении мы имеем больше сведений. Подобно другим родовитым служилым людям, Всеволожи понесли потери в двух памятных по кровопролитию боях XV в. В бою под Беле- вом 1438 г. погибли Федор Федорович Туриков, Василий Семенович Рождественский и Никита Васильевич Заболотский. Под Суздалем в 1445 г. был убит Данила Глебович Щукаловский. Первые не оставили потомства, что дает основание полагать, что они были убиты в молодости.

Самым значительным лицом в этом поколении был Григорий Васильевич Заболотский. По Новиковскому списку думных людей, Григорий Васильевич был боярином и дворецким вел. кн. Василия Темного. В 1465 г. он показан только боярином, в 1471 — 1472 гг.— вторично дворецким. Умер он около 1473 г.

В Бархатной книге про бездетного кн. Семена Андреевича Андомского сказано, что его убил Григорий Васильевич Заболотский. Вероятно, это произошло в одном из княжеских сражений середины XV в.   В частных разрядных книгах сохранились местнические споры Григория Васильевича с боярином Василием Федоровичем Сабуровым и Петра Григорьевича Лобана Заболотского с Петром Михайловичем Плещеевым. Первый суд происходил в начале княжения Ивана III. По расспросу бояр вел. кн. Иван обвинил Григория Васильевича на том основании, что отец Василия Сабурова боярин Федор Иванович Сабур «Григорьева отца Заболотского (Василия Ивановича.— С. В.) сидел выше за много мест». Во втором деле сохранились две грамоты вел. кн. Василия Васильевича (последних лет княжения), из которых видно, что Василий Тимофеевич Чулок Остеев и Григорий Васильевич Заболотский были наместниками в Великом Новгороде, т. е. на очень важном и доходном посту  .

Григорий Васильевич перед смертью постригся в монашество и дал Троицкому Сергиеву монастырю в Кинельском стану Переяславского уезда сельцо Воскресенское с деревнями Фоминой, Скворцовой и Алексеевой  . Из этих селений в настоящее время существует только деревня Алексейкова, недалеко от с. Шарапова. В связи с этим вкладом в архиве монастыря сохранилось несколько актов, характеризующих способы приобретения Григорием Васильевичем этого владения. В середине XV в. посель- ский Григория Васильевича купил своему государю у Ивашки Скворцова пустошь, «его отчину, Скворцовскую землю, дал на ней два рубля да свинью пополнка»  . Из других актов видно, что в этом районе было множество мелких вотчинников, которые давали и продавали свои земли монастырю или «задавались» с землей в холопы сильным людям. Так, Ивашка Алексеев сын Носов во второй четверти века после смерти отца «бил челом Григорию Васильевичу служити, и своею вотчиною, с тем сельцом Алексе- евским». Позже, на суде с соседями, Иван Алексеев показывал: «И как аз, господине, бил челом Григорию Васильевичу, и Гри- горей, господине, тое мое селцо Олексеевское взял за собя, а мне, господине, дал тут жеребей земли у церкви, с попом по половинам. И как Григорей, господине, постригся, так меня, господине, отпустил, и с тем моим жеребеем с церковным».

Интересно отметить, каковы были соседи Ивана Носова, с которыми он судился из-за церкви Вознесения. На суде, обосновывая свои права на церковь, они ссылались на то, что их отцы «придавывали к той церкви свои земли». И. Носов возражал: «Давали, господине, отцы их игумену или попу,— кой будет игумен или поп силен, много всхочет пахати, и отцы их, господине, по четверти или по две дадут в поле вспахати, чего сами не возмогут попахати; а к церкви, господине, земли не придавывали». На основании этих показаний церковь с имуществом была присуждена И. Носову  .

Из всей массы Заболотских потомки Григория Васильевича были самыми значительными и продержались в боярской среде около ста лет. Потомки пяти старших братьев Григория Васильевича сильно размножились и измельчали уже в XV в. Они изредка достигали «стратилатского чина», но ни один не попал в думу.

Начну обзор по старшинству ветвей линии.

У Ивана Ивановича Молодого было три сына. Из потомства первого сына, Льва Ивановича, стоит отметить только его правнука — Ивана Петровича, который был боярином у царя Симеона Касаевича (после крещения царя Симеона великий князь его пожаловал и «учинил у него в боярьское место Ивана Петровича Заболотцкого и всех чиновников по чину по государьскому»  ). Это бутафорское дворянство было не очень большой честью. Иван Петрович не имел потомства и перед смертью постригся у Троицы.

У Гаврилы, второго сына Ивана Молодого, было два сына: Иван и Микула Ярой. Иван Гаврилович как сын боярский двора великого князя участвовал в Казанском походе 1469 г.   В 1480 г. Иван Гаврилович был на почетном и доходном кормлении — наместником в Вологде  .

Второй сын Ивана Гавриловича, Василий Бражник, в 1495 г. как дворовый сын боярский принимал участие в Новгородском походе. В походе 1499/1500 г. на вогуличей июгричанВ. И. Бражник командовал особым отрядом  . Краткие сведения об этом походе находятся в Никоновской летописи и в Разрядной книге официальной редакции. Интересные дополнения дает одна частная разрядная книга из собрания Е. В. Барсова (позже В. О. Ключевского, а ныне моя). В походе приняли участие три отряда, всего 4024 человека. «А пошли до Пинежского Волочка реками 2000 верст, да тут сождались с двиняны да с пинежаны да с важаны. А пошли с Ильина дни Колодою рекою 150 верст, с Оленья броду на многие реки ходили и пришли в Печору реку». Здесь все отряды соединились, «да тут осеневали и город зарубили». На Вве- денье богородицы пошли от Печоры и «шли до Камени две недели и тут разделились. Воеводы князь Петр (Ушатый.— С. В.) и князь Семен (Курбский.— С. В.) через Камень Щелью, и побили воеводы на Камени самоеды 50 человек и взяли 200 оленей. От Камени шли неделю до первого городка Ляпина. Всех по та мест верст шли 4650 вуэрст. Из Ляпина встретили задора (?— С. В.) на оленях югорские князи, и от Ляпина шли воеводы на оленех, а рать на собаках. Ляпин взяли, поимали 33 города, да взем 1009 человек лучших людей, да 50 князей привели. Да Василий же Бражник взял 8 городов да 8 голов. И пришли к Москве, дал бог, здорово все на Велик день».

Единственный сын Василия Ивановича Бражника, Тимофей, в 1534 г. был гонцом в Польшу, а в 1536—1537 гг. с дьяком Ше- метом Воробьевым был в составе посольства в Валахию  . Не имея детей, онпостригся (в иноках Тихон), роздал свои вотчины Переяславскому Горицкому и Троицкому монастырям и умер в 1548/49 г.

Брат Василия Бражника, Семен Иванович Лапа, в 1520 г. был воеводой в Мещере.

У Микулы Ярого был один сын, Иван Микулин. В Новгородском походе 1495 г. он был постельником в свите великого князя. В 1502 г. великий князь посылал его в Стародуб к воеводам в полки со своей речью и с похвалой. Такие поручения давали обыкновенно дворянам или даже дворянам, которые «жили в думе», т. е. думным. В 1511 г. Иван Микулин Ярого исполнял ответственное гражданское поручение — был писцом на Белоозере  . Весной 1515 г. с дьяком В. А. Белого он был в составе посольства в Данию  . В последний раз он упоминается в разрядах в 1522 г. в должности подручного воеводы или полкового головы.

У Ивана Микулина было два сына, Иван и Андрей, и дочь Марья, вышедшая замуж за кн. Петра Владимировича Туренина. В 1548 г. Андрей дал на вечное поминание, по своей сестре Троиц- ко-Сергиевому монастырю 50 рублей. Андрей Иванович в 1565 г. был вторым воеводой в Васильгороде, [в 1577 г. он — московский дворянин]. Больше о нем ничего неизвестно. Его старший брат Иван Иванович, по свидетельству родословцев, бежал в Литву, что следует поставить в связь с казнью в опричнине Игнатия Заболотского.

Многочисленное потомство Василия Ивановича Губастого в служебном отношении было не выше представителей первой ветви.

Иван Александрович Губастого в 1495 г. был сыном боярским в Новгородском походе. В «стратилатских чинах» были два лица: Павел Петрович Паук и казненный в опричнине Игнатий Иванович Ушаков. Павел Паук в 1552 г. служил на Вятке и был послан с Вятки во главе устюжских и вятских волостелей и их людей на Каму против казанских татар  . В 1556 г. он был полковым головой у татар, в 1563 г.— воеводой в Лаюсе, затем в Виль- не. Игнатий Иванович Ушаков в 1555 г. был воеводой на Вятке, а в 1559 г. воеводой передового полка, и больше нигде не упоминается зб.

В избранную тысячу из этой линии попало в 1550 г. и было испомещено под Москвой пять человек: Семен Васильевич (убит при взятии Казани), Павел Паук, Богдан Васильевич Меньшого, Тихон и Федор Терентьевичи (Тихон убит в 1555 г. на Судьби- щах).

Представители третьей линии, от Глеба Щукаловского, «стра- тилатского чина» не достигали, но из этой линии вышло два писца. В самом конце XV в. Михаил Дмитриевич Шапкин был писцом на Белоозере, а Василий Михайлович Чертенок — в Ростове. На полях сражений из этой линии пали: Василий Михайлович Шапкин под Оршей, Иван Васильевич Чертенков в Костроме, во время набега в 1536 г. казанских татар, и Иван Васильевич Усатый Чертенков под Кесью, в Ливонском походе.

Четвертая линия, от Юрия Кислеевского, была самой незначительной из всех шести линий. Среди ее представителей нельзя отметить ни одного человека, выделившегося по службе, и этим,

вероятно, объясняется то, что в родословцах и в Бархатной книге эта линия прерывается на лицах, живших в начале XVI в. Очевидно, ко времени составления Государева родословца они так опустились, что не попали в родовую роспись.

Служебный уровень пятой линии, от Семена Ивановича Рождественского, в общем такой же, как и первых двух линий. Из Рождественских три лица были в «стратилатских чинах». Василий Федорович Черленого служил кн. Юрию Ивановичу и был его воеводой в походе 1527 г. Затем, Иван Петрович Тонкого в 1540 г. был воеводой в Муроме, в 1548 г.— в Смоленске, а в 1550—1553 гг. был валовым писцом Двинской земли. Наконец, Григорий Иванович Дровнин в 1559 г. был воеводой полкового наряда (артиллерии), а в 1563 г.— воеводой в Опочке. Брат Ивана Тонкого, в иночестве Гурий, сделал карьеру на духовном поприще: сначала он был игуменом Николы Песношского монастыря, а затем, в 1539— 1555 гг., архиепископом в Смоленске. В избранную тысячу были зачислены и испомещены под Москвой Григорий Иванович Костицын и Иван Иванович Тонкого.

Самой значительной линией, как было сказано выше, была младшая линия — потомство боярина и дворецкого Григория Васильевича, у которого было пять сыновей: Угрим, Петр Лобан, Константин, Василий Асанчук и Алексей. Мужское потомство оставили только Угрим и Константин. У Василия Асанчука в родословцах детей не показано. Но у него был сын Иван Асанчуков, который в 1504 г. владел землей на границе Дмитровского и Кашинского уездов  . Вероятно, он умер бездетным до составления . Государева родословца.

Семья Григория Васильевича, подобно сыновьям и внукам боярина Михаила Борисовича Плещеева, выделялась в боярской среде культурностью и образованностью: из пяти сыновей Григория Васильевича четверо подвизались на дипломатическом поприще.

Петр Лобан начал свою карьеру писцом Клина  . В 1495 г. он был пожалован в окольничие. Это было хорошее продвижение по службе, т. к. именно в это время старым боярским родам приходилось особенно интенсивно бороться с наплывом к московскому двору княжат. В 1497 г. Петр с дьяком Волком Курицыным был в посольстве в Литву к вел. кн. Александру  . После этой службы Петр Лобан в 1499 г. был писцом Владимира и Владимирского уезда и умер в чине окольничего в 1505 г.   Его старинная вотчина в Переяславле, с. Никольское с деревнями, перешла к его дочери

Анне, вышедшей замуж за кн. Петра Федоровича Ногавицына За- секина  .

Константин Григорьевич с сентября 1492 по октябрь 1493 г. был послом в Крым к Менгли-Гирею  . В 1497 г. он с Михаилом Кляпиком Еропкиным ездил для переговоров с немцами на р. Нарове  . Перед этим и после этой службы Константин Григорьевич был несколько лет писцом в Московском, Коломенском и Юрьевском уездах. Затем, с мая 1503 г., он был вместе с окольничим Петром Михайловичем Плещеевым, Михаилом Кляпиком Еропкиным и дьяком Губой Моклоковым в составе полномочного посольства в Польшу. После смерти вел. кн. Ивана III Константин Григорьевич был послан отмежевывать Дмитровский и Звенигородский уезды от Можайска и Клина  . Это было важное поручение, стоявшее в связи с выделом уделов братьям вел. кн.. Василия. Вскоре после этого Константин Григорьевич был пожалован в окольничие, а в декабре 1507 г. послан в Крым с очень ответственным, по обстоятельствам времени, поручением. Он пробыл в Крыму почти два года и вернулся в октябре 1509 г. с полным успехом — привез от Менгли-Гирея шертную грамоту, «какова великому князю надобна и какова была с отцом его с великим князем Иваном Васильевичем»  . По возвращении из Крыма Константин Григорьевич сопровождал вел. кн. Василия в Великий Новгород. Последняя его служба относится к 1512 г., когда он был воеводой против татар на южной украине. Константин Григорьевич умер после более чем двадцатилетней службы около 1515 г.

Василий Григорьевич Асанчук в 1493 г. был послом в Мазовию к кн. Конраду  . После этого он упоминается как сын боярский двора великого князя в Новгородском походе 1495 г. Больше о нем ничего неизвестно. Он не успел продвинуться по службе (умер молодым).

Пятый Григорьевич — Алексей. В 1495 г. он был в свите великого князя в Новгородском походе. Затем известны его две посольские службы: в 1502—1505 гг.— в Крым и в 1515 г.— к императору Максимилиану 4в. В разрядной книге из собрания Барсова есть весьма вероятное указание, что Алексей Григорьевич в 1512 г. был дворецким. Конечно, речь идет о дворечестве в каком-либо из малых дворцов, а не о Большом дворце. Дворечест- во в малых дворцах места в думе не давало.

Из всех Заболотских младшей линии единственным представителем, дослужившимся до боярского чина, был Семен Константинович, старший сын Константина Григорьевича. Не входя в подробности, приведем его двадцатилетний послужной список по разрядам. В 1537 г. он был вторым воеводой в Нижнем, в 1538 г.— в Рязани, в 1540 г.— наместником в Нижнем, в 1541 г.—третьим воеводой в Калуге; около 1550 г. он пожалован в окольничие, а затем вскоре — в бояре. В апреле 1552 г. он был послан на годо- ванье в Свияжск и принимал участие в военных действиях против Казани  ., В 1555—1557 гг. он был в походах при царе и на береговой службе в Коломне. Умер Семен Константинович в 1559 г. или немного позже.

У Семена Константиновича были младший брат, Владимир, и два сына: Владимир и Алексей. Ни они, ни их потомство, вымершее в середине XVII в., ничем не выделились. Вероятную при чину этого можно видеть в том, что Владимир Семенович (сын боярина) бежал во время опричнины в Литву, возможно, в связи с казнью его сородичей, Игнатия Ушакова и других.

В заключение характеристики Всеволожей-Заболотских следует отметить неполноту их родословия в Бархатной книге. В Бархатной книге показаны только потомки Угрима и Константина Григорьевичей и Ивана Андреевича Дровнина Рождественского. Очевидно, потомки других линий так измельчали к концу XVII в., что не были в состоянии подать дополнения к Государеву родословцу. Потомство Константина Григорьевича и Дровнины вымерли в третьей четверти XVII в., и при составлении Бархатной книги в живых было только пять-шесть человек Угримовых. Служебный уровень их можно видеть из нижеследующего.

1.         Угрим Григорьевич

2.         Семен Угримов        1

3.         Иван — в 1551 г. воевода кн. Владимира Андреевича в Пронске         2

4.         Данила — служил кн. Владимиру Андреевичу. Бездетный     2

5.         Калинник. Бездетный          2

6.         Василий — убит в 1580 г. под Торопцом 3

7.         Федор. Бездетный    3

8.         Софон-Богдан— в 1577 г. московский дворянин; в 1614—1615 гг. воевода в Михайлове и Черни; в 1620 г.— на Волоке Дамском      6

9.         Лев     6

10.       Иван-Дорофей          6

11.       Афанасий — в 1638 г. воевода в Алексине; в 1648—1652 гг.' ловчий царя Алексея     8

12.       Матвей — убит «ворами» в Смутное время. Бездетный            9

13.       Артемий — в 1646 г. дворянин; в 1650 г. воевода в Лебедяни       10

14.       Михаил — в 1662—1664 гг. стольник; убит под Глуховом       И

15.       Лука — в 1658 г. жилец; убит под Быховцом. Бездетный            13

16.       Андрей           13

17.       Иван — в 1671—1686 гг. стольник           14

18.       Алексей — в 1698 г. стольник и воевода в Коломне            16

Землевладение Всеволожей-Заболотских оставило по себе сравнительно мало документов, так что нет возможности дать общую картину несомненно весьма больших и многочисленных вотчин первых Всеволожей. Это понятно, т. к. вотчины Ивана Дмитриевича были конфискованы, а вотчины его брата Федора Турика частью достались монастырям, частью ушли по женской линии в другие роды. Вотчины же младшего Всеволожа, Ивана Александровича, уже в XV в. раздробились между шестью его сыновьями, затем между двадцатью тремя внуками, а в дальнейшем — между полусотней правнуков.

С трудом удается установить с некоторой вероятностью остатки двух старых вотчин Заболотских.

В конце XVI в. Троицкому монастырю принадлежало в По- вельском стану Дмитровского уезда владение на границе с Переяславским уездом, там, где ныне находится селение Думино. В книгах конца века оно показано как пустошь, «что было село Думино», а к ней деревни Кирдево и Дегтярева и пустоши Новинки Борисова, Пенягин, Ильинское, Головково и Круглое  . В третьей четверти XV в. с. Думино с деревнями было вотчиной Никиты Львовича Молодого, получившего на него несудимую грамоту  .

Позднейшие акты дают основание полагать, что смежно с с. Думином находились вотчины других Заболотских, образовавшиеся путем семейных разделов. Никита умер бездетным, и часть его вотчины перешла (по той же линии И. Молодого) к Василию Ивановичу Бражнику, а затем к его единственному сыну Тимофею. Тимофей Бражников, не имея детей, постригся и дал в 1548 г. свою вотчину монастырям: Горицкому Переяславскому половину с. Думина и двор в Москве, а Троицкому — деревни Головково и Круглое. Душеприказчиками инока Тихона (Тимофея Заболотского) были Семен Константинович Заболотский (позже боярин) и Федор Григорьевич Адашев  . В том же 1548 г. Богдан Васильев Заболотский (из линии Губастых) выкупил деревни Головково и Круглое, дав монастырю 50 рублей и половину деревни Мартьяновы б1. Каким образом Головково и Круглое достались опять Троицкому монастырю, неизвестно. Неясны также пути перехода к Троицкому монастырю Думина. Тимофей Бражников дал половину села Горицкому монастырю, но позже оно оказалось во владении дьяка Ивана Григорьевича Выродкова (может быть, по родству с Заболотскими) и в 1565 г. было дано Выродковым Троицкому монастырю.

Небольшая часть той же вотчины досталась Троицкому монастырю от других лиц той же линии Губастых. У Терентия Ивановича (в 1538 — 1539 гг. полковой голова) в родословцах показано четыре бездетных сына. В действительности у него было еще три сына, тоже бездетных: Василий и троицкие старцы Иона и Олимпий. Последние постриглись у Троицы в молодости, и Иона уже в 1538 г. был большим посельским старцем, т. е. главным помощником келаря по управлению монастырскими вотчинами. В 1566 г. старцы Иона и Олимпий по духовным грамотам отца и брата Василия дали Троицкому монастырю деревни Кирдево, Новинки и Пинягино с селищем Ильинским. В том же году Иона и Олимпий по приказу своей матери Стефаниды дали ее внуку, а своему племяннику Юрию Борисовичу Багримову половину деревни Борисовой, которая позже тоже досталась монастырю  .

Остатки другой крупной вотчины Заболотских мы находим в Шуромском стану Переяславского уезда, у существующего ныне с. Хребтова. Километрах в четырех от Хребтова было некогда с. Рождественское (ныне Рождество Пустое), вероятно, вотчина Семена Рождественского (середина XV в.), с деревнями Петруши- ной, Новым, Бояровым (Боровым), Вонятиной, Катуниной и другими. От этой вотчины в середине XVI в. у Заболотских оставались только клочки, а с. Хребтово принадлежало Владимиру Васильевичу Морозову. Морозов, округляя владения с. Хребтова, купил у Данилы Владимировича Заболотского сельцо Матвеевское, а затем продал с. Хребтово со всеми деревнями митрополичьему дьяку Никите Авксентьевичу Парфентеву, который в 1571 г. дал с. Хребтово Троицкому монастырю  . Небольшая часть той же вотчины попала в Троицкий монастырь другим путем. Данила Семенович Угримов Заболотский (бездетный) поручил своим душеприказчикам Ивану Савельевичу Волынскому и троицкому игумену Иоасафу дать монастырю с. Новое с деревнями, разрешив вотчичам выкупить его за 111 рублей. В 1563 г. его племянники Василий и Федор Ивановичи Угримовы пожелали выкупить вотчину, но, не имея денег, произвели условную мену.

 Они дали монастырю свою коломенскую вотчину, сельцо Шилково с деревнями в Устьмерском стану, и обязались при этом до выкупа коломенской вотчины, оцененной в 111 же рублей, не продавать и не закладывать без ведома троицких властей сельцо Новое. Угримовым не удалось выкупить своей вотчины, и сельцо Новое, очевидно с разрешения троицких властей, перешло к жене Григория Ивановича Дровнина Заболотского, Матрене, которая по приказу мужа в 1571 г. дала сельцо Новое с деревнями (между прочим, с Петрушиным, Бояровым и Катуниной) Троицкому монастырю бВ. Вклад был обусловлен пострижением и пожизненным «покоем» в монастыре Богородицы под Сосной, на р. Торгоше. Этот филиал Троицкого монастыря пользовался особыми милостями царей Федора и Бориса, и в 1598 г. Борис дал монастырю Богородицы на имя игуменьи Маремьяны (Матрены) Заболотской две вотчины в Твери бв.

Несколько вотчин Заболотских в Переяславском уезде досталось Горицкому монастырю. Иван Петрович Тонкого дал по душе своего брата, смоленского владыки Гурия (1551 г.), деревню Золотуху. Три вотчины поступило от Щукаловских. Федор и Василий Глебовичи (бездетные, в родословцах не указанные) дали в середине XV в. с. Марининское. Вдова их племянника Михаила Дмитриевича Шапкина дала в начале XVI в. с. Ильинское. Наконец, по душе его сына, Василия Михайловича Шапкина (убитого под Оршей), было дано с. Макарово. Не удается установить точно, где находились перечисленные селения, но, по-видимому, они были все в Переяславском уезде и, может быть, частью в Дмитрове, в тех станах, которые были указаны выше как районы родовых вотчин Заболотских.

Размножаясь, дробя и теряя свои родовые вотчины, Заболотские устраивались в других уездах. Так, в конце XV — начале XVI в., по неполным данным, в Великом Новгороде были помещены Андрей Меньшой Никитич Губастого, Племянник и Волк Семеновичи Кислеевские, Иван Федорович Черленого Рождественский, Петр и Константин Григорьевичи  . Однако и в середине XVI в. большинство выдающихся Заболотских служило по Переяславлю и Дмитрову. При царе Иване по дворовому списку (Тетрадь дворовая 7045 г.)   служили не менее пятнадцати человек по Переяславлю, четыре человека по Дмитрову, четыре — по Можайску и по одному человеку по Костроме и Волоку Ламскому.

22 июня 1938 г., Ново-Гиреево.

К содержанию книги: Степан Борисович Веселовский - ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ИСТОРИИ КЛАССА СЛУЖИЛЫХ ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЬЦЕВ