ОЧЕРКИ ПО ИСТОРИИ МОСКОВСКОГО БОЯРСТВА

С. Б. Веселовский

Смотрите также:

горожане-землевладельцы, служилые по прибору

Служилые люди жалование...

Набор военно-служилого класса...

Карамзин: История государства Российского

Права и обязанности бояр. Вольные слуги и бояре вотчинники...

БОЯРСКОЕ ПРАВЛЕНИЕ

Ключевский: Полный курс лекций по истории России

Царь и бояре...

классы русского общества, сословия бояре

Татищев: История Российская

Покровский. Русская история с древнейших времён

Иловайский.

Древняя история. Средние века. Новая история

Эпоха Петра 1

Соловьёв. Учебная книга по Русской истории

История государства и права России

Правители Руси-России (таблица)

Герберштейн: Записки о Московитских делах

Олеарий: Описание путешествия в Московию

ЛИЧНЫЙ СОСТАВ БОЯР ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ДМИТРИЯ

Первое место, без сомнения, занимали Вельяминовичи. Старший представитель рода, Василий Васильевич, был тысяцким до своей смерти в 1373 г., его брат Федор Воронец — боярином, а Тимофей — окольничим. Через сына Василия, тысяцкого Микулу, Вельяминовичи были в свойстве с великим князем, т. к. Микула и вел. кн. Дмитрий были женаты на родных сестрах, дочерях кн. Дмитрия Константиновича Суздальского. К концу княжения Дмитрия Донского Вельяминовичей постигает ряд ударов — несчастий. После смерти Василия вел. кн. Дмитрий не назначает никого на должность тысяцкого, потому ли, что решил уничтожить эту должность, или потому, что не желал дать ее сыну Василия или представителю другого рода. По-видимому, на этой почве старший сын Василия, Иван, чувствуя себя обиженным, отъехал в Тверь и добыл в Орде тверскому князю ярлык на великое княжение. В 1379 г. он был пойман и казнен на Кучкове поле за свою измену, а все его потомство навсегда лишилось того положения при дворе, на которое оно могло рассчитывать по своему происхождению. В следующем году Вельяминовых постигает еще новый удар: Микула погибает на Куликовом поле, не оставляя потомства. В конце XIV в. погибает, не оставив мужского потомства, третий сын тысяцкого Василия, Полиевкт. Есть указание, что он «убился с церкви». Так, к концу княжения Дмитрия остаются в живых Тимофей, дочь Полиевкта, вышедшая в 1406 г. замуж за кн. Петра Дмитриевича Дмитровского, единственный сын Федора Воронца Иван и Юрий Грунка, младший брат Василия тысяцкого.

За долголетнее княжение Дмитрия Донского на исторической сцене появилось много лиц. Но выяснить, какие именно роды выдвинулись, представляется довольно трудным. Главным источником в этом вопросе, несомненно, являются подписи на духовных грамотах. Можно с уверенностью сказать, что великий князь приглашал быть послухами у своих духовных не всех бояр, и с большим основанием утверждать, что приглашенные были действительно самые близкие и влиятельные бояре — «вернейшие паче всех», как выражается один летописец. Такой список вернейших бояр, призванных вел. кн. Дмитрием перед смертью (летопись не говорит о подписях на духовной), дает так называемый список Дубровского Новгородской IV летописи Когда сравниваешь этот список лиц с лицами, подписавшимися на второй духовной, то возникает интересный вопрос: заимствовал ли летописец свой список из духовной (что было вполне возможно) или у него были какие-то другие источники. К сожалению, список, несомненно, испорчен переписчиками, что значительно его обесценивает.

Рассмотрим подписи на духовных и список летописца.

Первая духовная (1371 г.)

Вторая духовная (около 1389 г.)

Список Дубровского Новгородской IV летописи

1.         Тимофей Васильевич, окольничий

2.         Иван Родионович

3, Иван Федорович

4. Федор Адреевич вич

6.         Тимофей Васильевич

7.         Иван Родионович

8.         Семен Васильевич

9. Иван Федорович

10.       Александр Андреевич

11.       Федор Андреевич

12.       Федор Андреевич

13.       Иван Федорович

14.       Иван Андреевич вич

16.       Тимофей Васильевич

17.       Иван Родионович

18.       Дмитрий Константинович

19.       Семен Иванович

20.       Иван Федорович

21.       Никита Федорович

22.       Федор Андреевича

23.       Иван Федорович Квашнин

Замечу, что выяснению лиц, подписавшихся на второй духовной, помогает список этих лиц с фамилиями, который мы находим в некоторых частных списках разрядов.

Так, в разрядной книге из собрания В. О. Ключевского (ныне принадлежащей автору  ) читаем такую запись:

«Того же году, волею божиею, князя Дмитрия Ивановича Дон- скова не стало, а у духовной сидели приказщики: отец ево духовной преподобный игумен Сергий, да игумен Севастьян, да бояре сидели Дмитрий Васильевич (ошибка — следует «Михайлович».— С. В.) Волынской, Тимофей Васильевич Воронцов, Иван Родионович Квашня, Семен Васильевич да Иван Федорович Воронцовы, Олександро Ондреевич Азатый, Федор Ондреевич Свибло, Федор Ондреевич Кошка, Иван Федорович Собака, Иван Ондреевич Хромой».

Дословно такой же список, с той же ошибкой в отчестве Д. Волынского, мы находим в разрядной книге Федора Васильевича Бутурлина (окольничий с 7158 [1649/50] г., умер в 7181 [1672/73]г.), списанной с книги Мелентия Клементьевича Квашнина 3.

Как можно видеть, составители этой разрядной имели доступ к такому важному документу, как [вторая] духовная великого князя, и по ней составили свой список, присоединив к нему фамилии и прозвища.

1, 6 и 16-й — несомненно, Т. В. Вельяминов, брат Федора Воронца, окольничий в 1371 г. и боярин в конце княжения Дмитрия Донского.

2-й, 7-й и 17-й — И. Р. Квашня, родоначальник Квашниных, умерший в 1390 г., вероятно в глубокой старости.

{3-й — И. Ф. Собака Фоминский или И. Ф. Воронцов]. 9 и 20-й — И. Ф. Воронцов, племянник Тимофея Васильевича.

4-        й          — из двух бояр Дмитрий Донского с этим именем более вероятным представляется Ф. А. Свибло, правнук Акинфа Великого, т. к. Ф. А. Кошка был, йо-видимому, моложе Свибла.

5-        й          и 15-й — несомненно, Д. М. Волынский, как показано в разрядных книгах.

8-й — единственным возможным лицом является Семен Васильевич, брат Тимофея Волуя Окатьевича, убитого на Куликовом поле. В разрядах он ошибочно объединен сИ.Ф. Воронцовым. В роде Воронцовых-Вельяминовых такого лица не было.

10-      й          — А. А. Остей, брат Федора Свибла, как показано в в разрядах, наиболее вероятен, т. е. на боярство его тезки и современника А. А. Елки Кобылина прямых указаний нет.

11-      й          и 22-й — Ф. А. Свибло, упомянутый выше под № 4.

12-      й          — Ф. А. Кошка, сын Андрея Кобылы, как показано в разрядах. В летописном списке не упомянут, быть может вследствие недосмотра переписчиков.

13-      й          — единственное возможное лицо как указано в разрядах, —Собака, сын Федора Константиновича Фоминского.

14-      й          — И. А. Хромой, брат Ф. Свибла и А. Остея, как показано в разрядах.

Таким образом, мы видим, что сделанное в частных разрядах определение фамилий лиц, подписавшихся на второй духовной, следует признать вполне правильным. Ошибка допущена только относительно Семена* Васильевича Валуева Окатьевича, но это понятно, т. к. этот род, как было выше сказано, сошел со сцены в начале XV в., а указанная редакция разрядов была сделана много позже, когда память об этом угасшем роде исчезла.

В летописном списке вернейших бояр мы видим новые лица.

18-й — Дмитрий Константинович среди боярских родов был один: это — Д. К. Заяц Добрынский, младшие братья которого при вел. кн. Василии Дмитриевиче и вел. кн. Василии Васильевиче были боярами. Но это сомнительно, как потому, .что на боярство Д. Зайца пока не найдено нигде указаний, так и потому, что для его боярства, если оно было, это как будто рано. Если высказывать предположения, то вероятнее, что в данном случае произошла ошибочная перестановка имени и отчества, и, очевидно, можно видеть в втом боярине Константина Дмитриевича Шею Зернова.

19-й—Семен Иванович, это, несомненно, ошибка и следует — Семен Васильевич (№ 8), т. к. Семена Ивановича за это время нет ни в одном роде.

Наконец, 21-й—Никита Федорович. С таким именем есть одно лицо — Н. Ф. Туриков-Всеволож, но он жил много позже (при вел. кн. Василии Темном), и на боярство его тоже нет указаний в источниках.

Таким образом, сопоставление подписей на двух духовных с летописным списком вернейших бояр показывает, что последний заимствовал имена духовной, но через вторые руки, пропустил по недосмотру одного Федора Андреевича и перепутал другие имена, не дав ни одного нового и в то же время достоверного лица.

Внимательное исследование подписей на духовных вел. кн. Дмитрия вскрывает состав ближайших бояр этого князя, а также интересный факт выдвижения Акинфовичей.

Не говоря о Вельяминовичах, по-прежнему высоко стоит старый боярин И. Квашня, единственный сын Родиона Нестеровича. Выдвигается старший правнук Акинфа Великого — Федор Свибло, дядя которого Михаил Иванович, живший в это время и убитый на Куликовом поле, кажется, не дослужился до боярства. Вслед за Свиблом попадают в бояре его братья: Иван Хромой и Александр Остей. Если напомнить, что несколько позже выдвигаются другие братья Свибла — Иван Бутурля, Андрей Слизень и Михаил Челядня, то мы должны признать несомненное выдвижение Акинфовичей.

Другие старые роды стоят на втором плане. В самом деле, из рода Морозовых за это время известен как боярин только старший сын Ивана Мороза, Михаил, но его подписи мы не видим.

Затем, из рода Андрея Кобылы в конце княжения Дмитрия Донского выдвигается только Федор Кошка. Его выдвижение несколько загадочно. Дело в том, что в XIV—XVI вв. в зависимости от счетов старшинства лиц в роде мы видим, что в думу попадают обыкновенно старшие сыновья. Часто, например, можно наблюдать такую картину: старший попадает прямо в бояре, следующий сын или сыновья — сначала в окольничие, а потом уже в бояре, а младшие либо совсем не попадают в думу, либо не дослуживаются до боярства. Федор Кошка, пятый и последний сын Андрея Кобылы, становится видным боярином, тогда как о службе его старших братьев ничего неизвестно. Остается предположить одно из двух: или то, что четыре старших брата не попали в думу благодаря исключительно неблагоприятному стечению обстоятельств, например ранней смерти, или то, что Кошка обладал исключительными способностями и пользовался исключительной милостью великого князя, давшего ему боярство вопреки обычаям.

Из старых родов выбывают из думы Хвостовы. Выше было показано, что возвышение Алексея Хвоста на должность тысяцкого, столкновение его на этой почве с Вельяминовичами и насильственная смерть от рук неизвестных убийц вывели его род из числа боярских родов великого князя.

Несколько непонятно отсутствие Бяконтовых, тогда как во время написания первой духовной были живы братья митрополита Алексея — Феофан Федорович (вероятно) и Александр Плещей (наверное). Наконец, в конце княжения Дмитрия, несомненно, был боярином, и очень значительным, Данила Феофанович. Когда он умер в 1392 г., то летописи отметили-его смерть и заслуги: «Бе истинный боарин великого князя и правый доброхот, служаше бо государю безо льсти в Орде и на Руси паче всех, и голову свою складаше по чюжим странам, по незнаемым и по неведомым местом, многы труды понес и истомы претерпе; егда же бежа из Орды князь Василий, и тако угоди своему господеви; и тако тогда великий князь, любве ради иже к нему, на погребении его сжалився по нем, прослезися и плака на мног час» 4.

Следует отметить еще, что в числе свидетелей духовных нет представителей старого рода Зерновых. Из рода князей Фомин- ских выдвигается второго сына Федора Красного — Иван Собака.

Наконец, отмечу, что как Василий Окатьевич был свидетелем договора вел. кн. Семена с братьями, так его сын Семен является свидетелем второй духовной Дмитрия. (Его брат Тимофей Волуй был убит до написания второй духовной, на Куликовом поле.)

Замечательно, что из новых родов мы видим только одного представителя — Д. М. Волынского, шурина вел. кн. Дмитрия.

Другим источником для выяснения выдающихся бояр вел. кн. Дмитрия являются списки участников Куликовского боя, а также убитых на этом бою, находящиеся в летописях, и список убитых в синодике Успенского собора. К сожалению, и в летописях и в синодике много ошибок, внесенных переписчиками. Дополнением к этим источникам служат данные родословцев.

Наиболее полное и исправное перечисление лиц дает Никоновская летопись. Несколько имен прибавляет Новгородская IV по списку Дубровского. Сопоставляя эти источники, можно установить следующий список главных участников по родам.

Из рода Вельяминовых воеводами были Тимофей Васильевич и Микула Васильевич. Последний убит. Новгородская IV летопись прибавляет к ним, как второго воеводу в правой руке, Федора Грунку.

Из рода Ратши был убит воевода Михаил Иванович, а его племянник Федор Свибло оставлен на Москве для охраны города и семьи великого князя.

Новгородская IV летопись прибавляет еще храброго костромича в полк Ивана Родионовича Квашни   —Григория Холопшцева, правнука Ивана Гавриловича Морхини, брата Акинфа Гавриловича Великого.

Из рода Морозовых был убит воевода Лев Иванович Морозов, По родословцам, убиты также Юрий и Федор Елизаровичи, двоюродные дядья Льва (Федор — родоначальник Вешняковых).

Из рода Зерновых упоминается как костромич в полку И. Р. Квашни 6 один Федор Сабур, родоначальник Сабуровых.

Наконец, из старых родов следует упомянуть убитого Тимофея Васильевича Волуя Окатьевича.

Затем следуют представители новых родов: знаменитый воевода Д. М. Волынский, один из главных организаторов победы, убитые воеводы Андрей Иванович Серкизов и Семен Мелик, воеводы два брата Всеволожи — Дмитрий и Владимир Александровичи и убитый в бою любимец вел. кн. Дмитрия Михаил Андреевич Брен- ко. Некоторые летописи называют его боярином, но, очевидно, это слово здесь не означает боярского чина. Судя по всему, Бренко был худородным любимцем великого князя и ни его родители, ни потомки не входили в состав боярства. В XVII в. Челищевы, выводившие свой род ни мало, ни много, как от Вильгельма Люне- бергского, включили Михаила Бренка в.свое генеалогическое древо. Их родословие, достоверное для XVI—XVII вв., для более раннего времени не может быть подтверждено источниками и весьма фантастично. В общем ни о предках, ни о потомках Бренка мы ничего не знаем.

Имена убитых в большинстве летописей передаются в испорченном переписчиками виде. Относительно некоторых имен мы наблюдаем отмеченное мною в родословных преданиях явление: хронологическое смещение фактов и аберрацию памяти. Так, в числе убитых показаны Дмитрий Минич, который был убит в 1368 г. в бою с Ольгердом, и Дмитрий Александрович Монастырев, убитый в 1378 г. в бою на Воже.

Представляют интерес другие лица, поименованные в летописях: Семен Михайлович, Иван Александровичу Андрей Шуба. В последнем можно видеть с некоторой вероятностью родственника боярина кн. Владимира Андреевича, Акинфа Федоровича Шубы, который был убит Ольгердом в 1368 г. Первые два лица вызывают сомнения. Семена Михайловича нет ни в одном роду за это время, а Иван Александрович только один. Это — младший брат Дмитрия и Владимира Всеволожей, которые упоминаются в летописях и в родословцах, тогда как про их младшего брата не сказано ничего ни в летописях, ни в родословцах. Нет Александра Ивановича и в синодиках. Все это дает основание думать, что в летописях это имя испорчено.

К сожалению, в синодике приходится констатировать порчу имен и, быть может, пропуски, допущенные переписчиками. Так, из числа многих князей, убитых на Куликовом поле, записаны только кн. Федор Белозерский и его сын Иван. После них записан Константин Иванович, но, очевидно, это — ошибка. В Щукинском списке синодика вместо него—Константин Конанович, как раз тот воевода кн. Владимира Андреевича, который указан в летописях в разряде полков, но не упомянут в числе убитых. Далее записан Семен Михайлович. Если это не белозерский князь, который упоминается в летописях в числе убитых, то и это имя следует считать испорченным. Наконец, в синодике после Михаила Ивановича (Акинфовича, как было сказано выше) записано: «другому Михаилу Ивановичу». Мне кажется, что это один из

бояр кн. Владимира Андреевича.

* * *

Это небольшое количество родов, едва достигающее двух десятков, образует очень сплоченный круг лиц, связанных с князьями и между собой узами родства и свойства. Даже отрывочные сведения, дошедшие до нас, дают очень выразительную картину. Микула Васильевич Вельяминов и вел. кн. Дмитрий были свояками, т. к. были женаты на родных сестрах, дочерях суздальского князя Дмитрия Константиновича. Дочь Микулы выходит замуж за Ивана Дмитриевича Всеволожа. Кн. Петр Дмитриевич Дмитровский, сын Дмитрия Донского, женится на дочери Полиевкта Васильевича Вельяминова. Федор Андреевич Кошка выдает свою дочь за кн. Федора Михайловича Микулинского. Иван Федорович Собака Фоминский был сыном несчастной кн. Евпраксии Смолянки, разведенной жены вел. кн. Семена Гордого. Брат Свибла Иван Андреевич Хромой, Александр Андреевич Белеут, Семен Мелик и Иван Толбуга, двоюродный брат боярина Ивана Собаки, — все были женаты на родных сестрах, дочерях боярина Д. А. Монастырева. У третьего сына Ивана Мороза, Дмитрия, одна дочь — замужем за Иваном Семеновичем Меликовым, а другая— за Юрием Степановичем Бяконтовым, митрополичьим боярином, племянником известного боярина Данилы Феофановича. Дочери боярина Константина Дмитриевича Шеи Зернова были замужем: одна— за Федором Кутузом, другая — за кн. Александром Федоровичем Ростовским.

Представители этих родов при дворе вел. кн. Дмитрия все были наперечет, все на виду. В такой среде сложился, как средство самозащиты от инородцев и пришельцев, как принцип внутренней дисциплины и порядка обычай местнических родовых счетов, который одинаково связывал как великого князя, так и его слуг. Еслихоотношение родов между собой и положение того или иного лица в роде связывали в известной мере князя и^ давали право каждому лицу претендовать на соответствующее его происхождению место, то, с другой стороны, они обязывали каждого родича отстаивать свое положение и честь рода, т. к. даже если бы он не желал этого по тем или иным причинам, его заставили бы это делать остальные родичи.

Позже, с наплывом новых родов, в зависимости от роста государства, с разветвлением размножившихся родичей старых родов, с усложнением всех отношений вообще этот строй начинает расшатываться. Непоправимо тяжелые удары наносит ему самодержавная политика вел. кн. Ивана III и в особенности царя Ивана. В XVII в. местнические счеты — уже уродливый анахронизм, благодарная, но едва ли разумная пища для .презрительных насмешек Котошихиных и историков, которые описывают местничество «по Котошихину».

В связи с местническим родовым счетом стоит право выкупа родовых вотчин как средство сохранения за родом основы его могущества — земли.

Это родовое строение служилого класса, особенно отчетливое и последовательное в его верхах, в боярстве, составляет очень существенную черту XIV в., и этим явлением объясняется то, что в течение двух следующих столетий старые роды, несмотря ни на что, занимают в правящем классе первое место.

Вопрос об отъездах бояр и вольных слуг, по праву и на практике, будет рассмотрен особо. Здесь я сделаю только те замечания, которые касаются изучения состава боярских родов.

По родословцам, взятым в связи с другими источниками, мы можем проследить службу около тридцати родов за промежуток времени более двух столетий;. Материал значительный для выводов, тем более что он касается самой верхушки служилого класса.

На основании этого источника мы можем сделать несколько выводов.,

Мы видим, что уже к середине XIV в. образовалось основное ядро московского боярства. К концу этого века его можно считать вполне сложившимся. Позже оно обрастает новыми наслоениями, но все пришедшие позже роды, за небольшими исключениями, уже не могут занять видного и прочного положения. Случаи отъездов и выездов, конечно, бывали, и некоторые из них отмечены в родословцах, но подавляющая часть бояр и слуг служит наследственно, из поколения в поколение. Такое же обособление боярского класса произошло в XIV в. и в других больших княжениях — в Тверском, Рязанском, Нижегородском и т. д. Московские бояре не отъезжают, потому что не желают утратить вводного положения на службе у растущего Московского великого княжения, а боярам и слугам других княжений нет расчета пользоваться своим правом отъезда по той простой причине, что им нет почти никакой возможности занять в сплоченной среде московского боярства видное место. Попытки в этом направлении не могли быть удачными. В родословцах на этот счет есть очень интересные случаи. Например, родословие Сидоровых-Ковыли- ных рассказывает, что их родоначальник Семен выехал из Литвы к вел. кн. Василию Дмитриевичу, но, очевидно, не устроился и отъехал в Рязань. Сын Семена, Семен же, выехал опять на Москву и будто бы был боярином вел. кн. Василия Темного. Но и ему не пожилось на Москве, и его сын Яков опять отъехал в Рязань. Сыновья Якова были в Рязани боярами, но с присоединением Рязанского княжества к Москве потомки этих бояр заняли скромное место в третьих-четвертых рядах московского служилого класса.

Тверское боярство было, по-видимому, много сильнее рязанского, но и оно не смогло сохранить своего положения. Случаи выезда тверских бояр в Москву были крайне редки, так же как и отъезды москвичей в Тверь. Некоторым тверским родам удалось сохранить свое социальное положение только тем, что они перешли на службу в Москву незадолго до присоединения к ней Твери. Из этих родов, покинувших своего государя, когда дни его были сочтены и падение можно было предвидеть, только некоторые отрасли самого могущественного рода Бороздиных заняли в Москве видное и прочное положение.

История московских родов вскрывает еще интересные факты. Когда кто-либо из старых родов отъезжал в Литву или Тверь, то он сам и его потомство теряли навсегда свое положение при дворе. Интересный случай мы можем наблюдать в роде Белеутовых. Феодосий Белеутов, отец, дед и два младших брата которого были боярами, в начале XV в. отъехал в Литву. Его сыновья Алехно и Михаил выехали обратно в Москву, но и они и их потомки вышли навсегда из боярской среды. Совершенно исключительный случай мы можем наблюдать в одной отрасли рода князей Фомин- ских. Внук Федора Слепого, Федор Андреевич Коробьин, отъехал в начале XV в. в Тверь. Незадолго до падения Твери тверские бояре стали отъезжать в Москву, и в 1476 г. выехали, в числе других, внуки Федора Коробьина — Василий Бокеев и сыновья Карпа. Сами выехавшие не были пущены в думу, но внукам Карпа удалось получить место во вторых рядах московского боярства.

Следующее наблюдение подтверждается еще большим количеством материалов и для характеристики боярских отъездов еще более знаменательно. Не только отъезд в чужие княжения был связан с потерей навсегда своего положения при московском дворе, но даже переход рода или той или иной отрасли рода на службу от великого князя московского к его мЛадшим «братьям», удельном князьям, был в огромном большинстве случаев непоправимой деградацией.

Так, Монастыревы, Хвостовы, Полевы, не говоря об отдельных отраслях других родов, перейдя на службу к удельным князьям, не могли по мере уничтожения уделов восстановить своего боярского положения. Этому соответствует и говорит о том же другое явление: исконные боярские роды, служившие удельным князьям, как, например, Новосильцевы, Сатины и другие, не могли при переходе на службу к великим князьям получить место в боярской среде.

Все эти наблюдения приводят к выводу, что боярство как класс уже в XIV в. прочно осело на землю, связалось по родам со своими князьями, и если отдельные представители по нужде или из-за обиды, которой не сумели стерпеть, пользовались правом отъезда, то в огромном большинстве случаев они не улучшали своего положения, а, что называется, переобувались из сапог в лапти. На такое дело среди нормальных людей обыкновенно бывает мало охотников.

Очень многие роды Государева и частных родословцев, а также позже роды, подавшие росписи в Разряд в конце XVII в., приг урочивают свой выезд ко времени княжения Дмитрия Донского. Несомненно, что некоторую роль в этих подчас не отвечающих действительности показаниях о выезде играл тот ореол славы, которым было окружено имя Дмитрия Донского, но также несомненно, что это в какой-то мере является отражением действительности. При критической проверке этих показаний все-таки остается несомненным факт, что на время княжения Дмитрия и его сына Василия приходится наибольшее количество достоверных выездов выдающихся родов. И этот факт вполне гармонирует с сильным ростом и укреплением Московского великого княжения при этих двух князьях.

Но, кроме того, в политике вел. кн. Дмитрия и его бояр и, быть может, в самой личности Дмитрия было что-то такое, что привлекало служилых людей и способствовало росту и усилению служилого класса. Заслуживает, как мне кажется, внимания то, что за время княжения Дмитрия неизвестно ни одного случая опалы и конфискации имущества, ни одного отъезда, за исключением отъезда И. В. Вельяминова, т. е. явлений, которые мы можем иногда наблюдать в XV в. и очень часто в XVI в., особенно при Иване IV. В Москву стекаются выходцы, занимают иногда очень хорошее положение и все находят себе соответствующее место. Очевидно, что сам великий князь и верхушка его боярства умеют принимать пришельцев «с честью» и ставить каждого на свое место. Создается впечатление, что пришельцы встречали на Москве устойчивую и четкую политику отношения великого князя к выходцам, которая их привлекала и отвечала их интересам.

В самом деле, как время Екатерины Великой считают «золотым веком» дворянства, так время Дмитрия Донского можно назвать «золотым веком» боярства. Количество родов невелико; роды еще не успели размножиться и разбиться на ряд самостоятельных ветвей. Счеты между родами и отношения к великому князю ясны. Родовые вотчины еще не раздробились между многочисленными наследниками. Во главе каждого рода стоит признанный старший, который служит великому князю и выходит в походы не один с небольшим количеством послужильцев и рабов, как позже, а со своим двором, в состав которого могли входить и младшие родичи, и вольные слуги, и множество рабов. Частые, но редко удачные походы и обогащали бояр добычей в виде разных материальных благ, рабов и скота, и вознаграждались земельными пожалованиями и «великим» кормлением, которые получал боярин со своим двором.

Необходимо обратить внимание на то, что ни под одной духовной других великих князей нет такого числа подписей бояр. Например, у Василия Темного два свидетеля, а у Ивана III — четыре свидетеля, хотя число бояр значительно увеличилось.

В некоторых списках летописей помещена Повесть о жизни и последних часах вел. кн. Дмитрия. Можно легко согласиться с тем, что Дмитрий не произносил таких речей, которые вложил ему в уста автор Повести, и видеть в них только риторический прием; можно согласиться, что в Повести много традиционных прикрас и гипербол, но нельзя не признать большой осведомленности автора и верности характеристики взаимных отношений князя и бояр, которая дана в Повести. Осведомленность автора видна хотя бы из того, что он подробно и довольно толково излагает духовное завещание Дмитрия, в чем мы можем убедиться, сравнив рассказ с дошедшим до нас подлинником.

Своим сыновьям вел. кн. Дмитрий завещал: «И боляры своя любите, честь им достойную воздавайте противу служению их, без совета их ничьто же не творите». Боярам Дмитрий напоминал, что он родился и вырос на их глазах и с ними царствовал «лет 27».

«И мужествовах с вами на многи страны и противным страшен быв во бранех и поганыя низложих... Великое княжение свое вельми укрепих, мир и тишину земьли Русьстеи*сотворих,~оть- чину свою с вами соблюдох../И вам'честь и любовь даровах, под вами грады держах'и великия власти'и чада ваша любих и никому же зла не сотворих, ни силою что отъях, ни досадих, ни укорих, ни разграбих, ни избезчествовах, но всех любих и в чести дер- жах. И веселихся с вами, с вамиипоскорбех. Вы не нарекостеся у мене боляре, но князи земьли моей...» Помните вашу присягу, как вы обещали «должны есмя, тебе служа и детем твоим, главы своя положити»  .

Еще раз следует подчеркнуть, что дело вовсе не в дословной точности или неточности этих речей, а в яркой характеристике взаимных отношений великого князя и боярства, данной автором Повести, характеристике, которая вполне гармонирует с общим впечатлением, складывающимся при изучении других источников периода княжения Дмитрия Донского. В применении же к вел. кн. Василию Темному, атем более к Ивану III она была бы во многих отношениях ложной и полной диссонансов. Подчеркну, в частности, указание на присягу наследственной службы («служити тебе и детем твоим») и патриархальную близость отношений князя с боярами... *

[1930-е годы]

К содержанию книги: Степан Борисович Веселовский - ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ИСТОРИИ КЛАССА СЛУЖИЛЫХ ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЬЦЕВ