Глава первая. Историография русского летописания

А. Насонов

Смотрите также:

Русские летописи, сказания, жития святых, древнерусская литература

Повести временных лет

летописи и книги

Карамзин: История государства Российского

Владимирские летописи в составе Радзивиловской летописи ...

летописи - ипатьевская лаврентьевская новгородская ...

Древнерусские Летописи. Ипатьевская летопись

Древнерусские книги и летописи

Ключевский: Полный курс лекций по истории России

Любавский. Древняя русская история

НАЗВАНИЯ ДРЕВНЕРУССКИХ ГОРОДОВ

Татищев: История Российская

Русские княжества

Покровский. Русская история с древнейших времён

Иловайский.

Древняя история. Средние века. Новая история

Эпоха Петра 1

Соловьёв. Учебная книга по Русской истории

История государства и права России

Правители Руси-России (таблица)

Герберштейн: Записки о Московитских делах

Олеарий: Описание путешествия в Московию

Материалы церковно-агиографические и светские, политические подчинены общей задаче — задаче летописного труда, вышедшего из киевской правящей среды времени Ярослава Мудрого, в котором видна попытка согласовать интересы христианского «просвещения» и политики киевского стола. В этом смысле мы понимаем и мотив взаимоотношений между Ольгой и Святославом, который проходит и через светский, и через церковный материал, заимствованный из разных источников. Князья-язычники — Игорь и Святослав — каждый по-своему страдает недостатком «мудрости» и политического «смысла».

Для того чтобы показать неумеренную жадность в поборах Игоря, летописец обратился к материалу, явно почерпнутому не из дружинно-родового источника. Игорь и его дружина— насильники: «Насиляше имъ и мужи его»; князь сравнивается с волком-грабителем: «аки волкъ восхищая и грабя», причем в тексте имеются следы разговорной, >стной речи: «.. .б-k бо имя ему Малъ, князю Деревьску». Той более демократической средой, где передавались в Киеве в XI в. сказки и рассказы, всякие занимательные истории, могла быть преимущественно среда трудового населения, соприкасавшегося с жизнью города: перевозчиков через реку (ср. летописную версию, что Кий был «пере- возником» на Днепре), гонщиков плотов и однодеревок (ср. рассказ Константина Порфирородного), плотников, например судостроителей (ср. сведения «Чтений» Нестора о «древоделах», о плотниках Константина Порфирородного), рыболовов и т. п. В этой среде создавалась благоприятная почва, преимущественно в силу особых условий их труда, для появления сказочников, рассказчиков всяких историй и т. п., как наблюдали собиратели и исследователи фольклора по отношению к новому времени  . В основе рассказа о смерти Игоря, судя по Льву Дьякону, писавшему в конце X в., лежало, как известно, историческое событие.

И в церковных записях, и в народных преданиях, использованных киевским летописцем, Ольга в равной мере изображена как «смысленая в премудрости». Она с помощью «кормильца-воеводы» Асмуда руководит своим «датском» Святославом. Похоронив Игоря, она возвращается в Киев и «бяше в Киев-k съ сыномъ своимъ д^ть- скомъ Святославомъ» (6453 г.). Под 946 (6454) г. опять читаем, что Ольга собирает «вой многи и храбры» и идет1 на Дер ев скую землю «съ сыномъ своимъ Святославом». Победив дре,влян, она приходит в Киев «съ сыномъ своимъ Святославомъ». Под 955 (6463) г. опять: «. . . живущи же Олга с сыномъ своимъ Святославомъ и у чаше его мати креститися». Рассказ об этом перекликается, с одной стороны, с рассказом о крещении Руси при Владимире. Ольга говорит: «... и аз, сыну мои, бога познахъ и радуюся, аще ты познаеши и радоватися начнеши». Святослав ссылается на дружину. Но Ольга возражает: «Сыну, аще крестишися, вси имут то же тво- рити». А под 988 г.: «Се слышавше людие, с радостью идяху, радующеся и глаголюще: аще ае бы было не добро, не бы сего князь и бояре прияли». С другой стороны, рассказ в представлении летописца предполагал, по-видимому, дальнейшую историю жизни Святослава — «беду», в которую впадает Святослав, его насильственную смерть: «Онъ же не послушаше матери, творяше нравы погань- скыя; не в-Ьдыи бо, аще кто матери не послушаеть, и пакы в б-Ьду впадаеть, якоже рече: аще кто отца не слушаеть или матери, смерть прииметь. Сеи же к тому гн-Ьвашеся на матерь» .

Не надо забывать, что песни и рассказы о героических походах Святослава в XI в. пользовались еще, видимо, значительным авторитетом и любовью среди знатной части населения. Даже во второй половине XII в. помнили о Баяне, воспевавшем времена Ярослава Мудрого и Мстислава, победившего Редедю, их подвиги, знали о «песнотворцах», которых нам не следует смешивать с балагурами- скоморохами того времени, выступавшими с репертуаром, иногда двусмысленным. В XI в. героические темы обладали большой притягательной силой. Даже митрополит Иларион в произведении церковного склада, как «Слово о законе и благодати», считал возможным отозваться с похвалой о «старом» Игоре и «славном» Святославе, «иже въ своа л-Ьта владычествующе мужьствомъ же и храборъ- ствомъ прослуша въ странахъ многах и победами и кр-Ьпо- сгию поминаются нын-Ь и словуть»  . Такое отступление было, очевидно, естественным, хотя нам похвала князей- язычников со ссылкой на летописи или на героический эпос («поминаются ньпгЬ и словуть») могла бы показаться неуместной в церковном «Слове». И о Владимире автор «Слова» говорит, как он вырос, «мужствомъ же и смысломъ предъсп'Ьа, единодъръжець бывъ земли своей, покоривъ подъ ся округныя страны, овы миромъ, а непо- коривыя мечемъ...» Тем более естественным было соединять сведения о политических событиях со сведениями о событиях церковной жизни в историческом труде, предпринятом в Киеве в интересах Ярослава.

В «Памяти и похвале Владимиру», по тематике церковном памятнике (о крещении Руси), использована кусками, как мы говорили, краткая летопись о разного рода событиях, а в начале сочинения Владимир назван с прибавлением «сын Святославль» и «внук Игорев». Иларион в своем «Слове», упоминая об отце и деде Владимира, хотел высказать не без гордости свои патриотические чувства: «Не в худ-k бо и не в нев-Ьдом-Ь земли владычьство- ваша, но в Рускои, яже ведома и слышима есть въсЬми конци земля». Эти князья прославляли своими подвигами «Русскую землю».

Ясно, что в киевском летописном труде, вышедшем из среды, близкой к Ярославу, составитель не случайно подчеркивал, что Ярослав сел в Киеве «на стол-Ь отьни и д^дни» и что отец его жил «по устроению отьню и д'Ьдьню». По мысли составителя древнего киевского летописного текста, Ярослав — преемник не только отца (очевидно, главным образом в деле христианизации и в «устроении» и «уставлении» своей земли), но и деда, не мудрого в вопросах религии, но храброго, доблестного князя. Святослав даже во время борьбы с греками на Балканском полуострове выступает, по летописи, как защитник чести «Русской земли», с речью, вероятно придуманной, но о содержании которой в X—XI вв. знали даже за рубежом (Лев Дьякон, Скилица). Летописец заимствует свой материал из героических песен или рассказов, быть может, обработанных еще ранее рукой «писца».

Однако (в отличие от произведений «песнотворцев»?) летописцы не только «славят» подвиги Святослава, но и осуждают его за поступки, которые не согласуются с представлениями, сложившимися в Киеве XI в. об основной обязанности киевского князя, — блюсти «свое», свою «землю», свою «отчину». Здесь обнаруживается критическое отношение, которое установилось в Киеве (прежде всего в кругах правящего класса) к пережиткам старого в поведении Святослава, к пережиткам предыдущей эпохи, для которой характерны далекие походы в погоне за обогащением в ущерб «устроению» своей «земли». Киевляне, по летописи, говорят Святославу: «. . . ты, княже, чюжеи земли ищещи блюсти, своея ся о х а б и в ъ»  .

К содержанию книги: Арсений Николаевич Насонов. ИСТОРИЯ РУССКОГО ЛЕТОПИСАНИЯ 11- начала 18 века