Глава первая. Историография русского летописания

А. Насонов

Смотрите также:

Русские летописи, сказания, жития святых, древнерусская литература

Повести временных лет

летописи и книги

Карамзин: История государства Российского

Владимирские летописи в составе Радзивиловской летописи ...

летописи - ипатьевская лаврентьевская новгородская ...

Древнерусские Летописи. Ипатьевская летопись

Древнерусские книги и летописи

Ключевский: Полный курс лекций по истории России

Любавский. Древняя русская история

НАЗВАНИЯ ДРЕВНЕРУССКИХ ГОРОДОВ

Татищев: История Российская

Русские княжества

Покровский. Русская история с древнейших времён

Иловайский.

Древняя история. Средние века. Новая история

Эпоха Петра 1

Соловьёв. Учебная книга по Русской истории

История государства и права России

Правители Руси-России (таблица)

Герберштейн: Записки о Московитских делах

Олеарий: Описание путешествия в Московию

После 1111 г. в Киеве появился новый летописный труд. Хотя он был составлен в том же Киево-Печерском монастыре и всего примерно через 15 лет после Начального летописного свода, он служил новой и исключительно важной вехой в истории русского летописания. Этот памятник, содержавший, можно сказать, откровение о русском народе, новое понимание народа — Руси, появился в условиях государственной и народной жизни, способствовавших утверждению представления о широкой восточноевропейской общности, политической и этнической.

Памятник этот — я говорю о Повести временных лет — был сразу же понят как памятник чрезвычайного значения и оценен крупнейшим представителем государственной власти — Владимиром Мономахом. Благодаря этому Повесть временных лет дошла до наших дней, так как была в дальнейшем положена в основу официального летописания в Киеве и в других крупных центрах Руси. Но вместе с тем вследствие этого же она дошла до нас, к великому сожалению для науки, не в том первоначальном виде, как была составлена в Печерском монастыре, а подвергнутая некоторой редакционной обработке.

Одна обработка могла быть произведена в 1116 г. в семейном монастыре отца Мономаха (Михайловском Выдубицком) при киевском князе Владимире Мономахе, когда Повесть временных лет переписывалась, как свидетельствует сохранившаяся запись игумена Сильвестра, а другая, как доказано А. А. Шахматовым, была предпринята в 1118 г. явно в интересах Владимира Мономаха и, по-видимому, при участии сына его Мстислава67.

Повесть временных лет построена была прежде всего на материале Начального свода.

Особенности Повести временных лет как нового летописного свода должны лучше всего обнаружиться, во-первых, при изучении части до 1016 г., особенно вводных статей, где Повесть временных лет значительно отступает от текста Начального свода (ср. Повесть временных лет и Новг. I летопись); во-вторых, при рассмотрении конечной части Повести временных лет, т. е. текста, который служит продолжением Начальною свода.

В составе Повести временных лет Начальный свод кончался 1093 г., и, следовательно, нас в первую очередь должен интересовать текст Повести временных лет с 1094 г. до конца ее, до известий 1110 г., предшествующих записи Сильвестра.

В дошедшем до нас виде этот текст представляет, в сущности, описание южнорусских событий на общерусском фоне; стержнем летописного текста служит киево-печер- ская летопись.

Записей, которые специально посвящены и непосредственно касаются жизни монастыря, — семь; пять из них — с точной датой; одна — без даты потому, что касается монастыря в Клове, хотя действующим лицом является бывший печерский игумен; одна по содержанию не требует как будто указаний на день; .впрочем, последняя могла быть составлена по припоминанию при написании летописного свода и не быть записью местной летописи (о том, что по просьбам игумена Феоктиста Свято- полк велел митрополиту вписать в синодик Феодосия для поминаний по всем епископиям). Сочетанием записи с добавлением самого составителя свода служит статья под 1106 г. о смерти Яна Вышатича, погребенного в Печерах. «От него же, — читаем здесь, — и азъ многа словеса слы- шах, еже и вписах в л"Ьтописаньи семь, от него же слы- шах» . В двух больших статьях о военно-политических событиях явно обнаруживается рука печерского монаха; они могли быть написанными частью на основании местных записей, частью же на основании расспросов участников событий (в их числе Яна). Это рассказ (под 1096 г.) о совместной борьбе князей с половцами и о нашествии половцев на Киев («... и придоша в манастырь Печерь- скыи, намъ сущим по к^льямъ. ..») и под 1107 г., где также речь идет о борьбе с половцами и специально, в виде отступления, говорится об отношении Святополка к Печерскому монастырю.

В ряде статей обнаруживается общая идейная линия: подчеркивается совместный характер княжеских мероприятий. Совместные, согласованные мероприятия «русских» князей отвечали, как мы уже говорили, представлениям Киево-Печерского монастыря об обязанностях русского князя. Так, в тексте 90-х годов проводится тема совместных мероприятий Святополка и Владимира начиная с 1095 г., когда обнаружилось, что Олег Черниговский нарушает традиционное единение трех «русских» (южнорусских) князей (или князей трех княжеств), необходимость которого в эти годы подчеркивается при выяснении обстоятельств защиты «Русской земли» от половцев. Совместные действия «братьи» поотив половцев прослеживаются и под 1101, 1103, 1107, 1110 гг. Описания всех этих событий составлялись, вероятно, на таком же материале (монастырские записи и устные показания) автором Повести временных лет, хотя, возможно, что некоторые из них могли подвергнуться впоследствии редакционной обработке в интересах Владимира Мономаха.

Общая идея — принцип «отчинности», провозглашенный в 1097 г., — проводится в тексте начиная с 1094 г. (1094, 1096, 1097 гг.).

Менее ясно, какого происхождения записи, касающиеся специально киевского князя Святополка и его семейных дел; известия такие идут почти непрерывно, особенно с 1099 г. (см. под 1094, 1095, 1099, 1101, 1102, 1103, 1104, 1106, 1107, 1108 гг.). Но где они могли быть записаны? Дмитровский монастырь Изяслава, отца Святополка, в изучаемом тексте ни разу не упоминается, а Михайловская «златоверхая» церковь, в которой Святополк был погребен, заложена была Святополком только в 1108 г., причем похоже, что о закладке церкви записано было в Киево-Печерском монастыре . Полное примирение Святополка с Печерским монастырем произошло между 1096/97 г., когда писался Начальный свод, и 1107 г., под которым читаем характеристику близких отношений между Святополком и Печерским монастырем. Первое известие с точной датой в ряду известий о нем и делах его семьи в нашем тексте падает на 1099 г. и может считаться записью того времени. Предыдущие два известия (1094 и 1095 гг.) лишены точных дат и могли быть записаны по припоминанию, причем известие 1095 г. о г. Святополче и г. Гюргеве связано с записью 1103 г., где имеется ссылка на событие 1095 г. Таким образом, сообщение 1095 г. могло быть внесено впоследствии по связи с записью 1103 г.; сведения могли быть частью получены от епископа Марина, вышедшего из монахов Киево-Печерского монастыря, упомянутого в известии 1095 г., который, как свидетельствует Киево-Печерский патерик, посещал Печер- ский монастырь . История с Ярославом Ярополковичем, захваченным Святополком и освобожденным по ходатайству митрополита и игуменов, а затем бежавшим из Киева и вновь захваченным сыном Святополка и заключенным в оковы, кончилась тем, что Ярослав Ярополкович вскоре умер. Обо всем этом внесено в летопись и, конечно, не по желанию Святополка. Печерский монастырь не сочувствовал .в этом Святополку, как можно заключить и из записей о перипетиях этого дела (под 1101 и 1102 гг.), хотя записано сухо и очень сдержанно. Далее точные даты в ряду известий специально о Святополке и делах его семьи имеются под 1103, 1107 и 1108 гг. Под 1107 г. запись о вдове Изяслава, матери Святополка («преставися княгини, Святополча мати»), непосредственно следует после печерской записи. О том, что запись 1108 г. походит на печерскую запись, мы уже говорили выше.

Все эти данные и соображения склоняют нас к выводу, что записи о Святополке и делах его семьи, попавшие в изучаемый текст Повести временных лет, были сделаны в Киево-Печерском монастыре.

Но дальнейшие шаги историка, интересующегося первоначальным текстом Повести временных лет (в том виде, как она первоначально вышла из Киево-Печерского монастыря), становятся очень трудными, особенно когда он переходит к известиям новгородским, связанным с Мстиславом, сыном Мономаха, переяславль-русским, связанным с деятельностью Мономаха, и к известиям о семейных делах последнего, а также к р о с т о в о - с у з д а \ ь с к и м, описывающим события, в которых значительную роль играет тот же Мстислав.

Что из этого материала привнесено в текст при работе Сильвестра в монастыре отца Мономаха или при редакционной обработке 1118 г.? Пользуясь результатом замечательных работ Шахматова, мы можем с уверенностью сказать, что тех прибавлений к тексту, которые имеются в Ипатьевской летописи и которых нет в Лаврентьевской, сделанных явно в интересах Мономаха, не было в первоначальном тексте Повести временных лет. Можно с большей долей вероятности предполагать, что вставкой в первоначальный текст Повести временных лет является пространный рассказ о событиях, последовавших за Любечским съездом, хотя рассказ этот имеется и в Лаврентьевской летописи, и в Ипатьевской. Вставка обнаруживается и повторением в кратких известиях некоторых событий в дальнейшем, и указанием рассказчика на себя, и в похвале Мономаху, принадлежащей, по-видимому, тому, кто вставлял весь кусок. Можно также, вслед за А. А. Шахматовым, полагать, основываясь на сопоставлении известий 1096 и 1114 гг., что рассказ Гюряты Роговича вставлен под 1096 г, при редактировании в 1118 г.

Но могли быть, судя по содержанию известий, и другие вставки, которые по данным текста обнаружить не представляется возможности. Укажем на ряд известий, которые по содержанию могли быть вставлены при редактировании, но которые из-за отсутствия текстологических показаний приходится только условно относить к первоначальному тексту Повести временных лет. Это сообщение под1095      г. о движении Изяслава, сына Мономаха, из Курска к Мурому; под 1096 г. — о Кури и половцах под Пере- яславлем-Русским; под 1107 г. — о том, что Владимир Мономах женил своего сына на дочери Аепы. Равным образом принадлежащим к первоначальному тексту условно приходится считать и два новгородских известия о Мстиславе: под 1095 г. — о том, что новгородцы предпочли взять Мстислава, сына Мономаха, из Ростова и отказаться от Давыда Смоленского, и под 1102 г. — о приезде новгородцев с Мстиславом в Киев и их отказе взять сына Святополка, хотя такая договоренность была между Владимиром и Святополком. Приезд новгородцев определен точной датой, и известие составлено, вероятно, на основании записи того времени.

Больше уверенности у нас в принадлежности к первоначальному тексту подробного описания борьбы Олега Святославича с Изяславом и Мстиславом в 1096 г., хотя именно это описание Шахматов (не без колебаний) отнес к числу вставок редакции 1118 г. Наше мнение покоится на следующих основаниях.

Во-первых, трудно себе представить, что спустя около 20 лет после событий их записал кто-нибудь по припоминанию так подробно, с такими деталями, с точными хронологическими указаниями вплоть до дней недели. Мы говорим «по припоминанию», потому что на Северо-Востоке в 90-х годах XI в. летописания не велось. В Суздале не было летописания и позднее, в XII в. В Ростове и во Владимире оно началось только с середины XII в. В новгородских летописях рассказа, подобного помещенному под

1096    г. ,в Лаврентьевской и Ипатьевской, мы не находим. В Новгородской IV летописи и в Софийской I имеется только очень краткое упоминание о событиях.

Во-вторых, рассказ о борьбе Олега с Изяславом под 1096 г. служит прямым продолжением рассказа об осаде Стародуба Владимиром и Святополком, помещенного ранее под тем же годом. Этот последний кончается тем, что Олег вышел из Стародуба, ему дали мир и сказали, чтобы он шел к брату Давыду (в Смоленск) и чтобы оба они пришли в Киев и там «поряд положили»: «Олег же o6t- щася се створити и на семь ггЬловаша крестъ»  . А рассказ о борьбе Олега с Изяславом начинается так: «Но мы на предняя взвратимся, якоже бяхом преже глаголали. Ол- гови об^щавшюся ити к брату своему Давыдови Смолинь- ску и прити з братом своим Кые.ву и обрядъ положити, и не всхот-Ь сего Олегъ створити, но пришедъ Смолинску и поим вой, поиде к Мурому...» . Вместе с тем обращаем внимание на то, что об уходе Олега к Смоленску и затем о движении его на северо-восток говорится под 1096 г. дважды, причем первый раз ранее — после известий о нападении Боняка на Киев и нашествии половцев под Пере- яславлем, а второй раз в иной, приведенной выше, редакции. В первом случае известие не является продолжением рассказа об осаде Стародуба, так как здесь снова сообщается (как и в рассказе об осаде Стародуба), что Олег вышел («выиде») из Стародуба; затем говорится, что он пришел к Смоленску, что смольняне его не приняли, и он пошел «к Рязаню», а Святополк и Владимир ушли «всвояси», и ничего не говорится о нарушении кре- стоцелования . Таким образом, эту статью нужно считать попавшей в летописный свод из другого (переяславского?) источника.

В-третьих, в Печерском монастыре не могли не интересоваться ходом событий в 1096 г., связанных с делами русского Юга, но развернувшихся на Северо-Востоке. У Печерского монастыря со .временем установились прочные связи с Ростово-Суздальским краем. Ростовскую епископскую кафедру занимал печерский монах Исайя, навещавший еще в 1089 г. Печерский монастырь. Потом Ростовская земля была в ведении печерского монаха Ефрема, соединявшего, по-видимому, под своим наблюдением переяславскую и ростовскую епархии. И хотя после Исаии (вплоть до середины XII ,в.) в Ростовской земле не было своего епископа, там в г. Суздале был учрежден двор Печерского монастыря. В интересующем нас рассказе 1096 г. как раз упомянут этот двор Печерского монастыря и отмечено, что после пожара, учиненного Олегом в Суздале, только «остася дворъ манастырьскыи 11ечерьскаго манастыря и церкы, яже тамо есть святаго Дмитрея, юже б-Ь д а л ъ Е ф р t м ъ и с с е л ы»  . То, что происходило в г. Суздале и под Суздалем, описано особенно детально, с точными датами, и занимает значительную часть всего рассказа. Возможно поэтому, что запись была сделана вскоре после событий со слов очевидцев из монастырского суздальского двора. О том, что происходило под Муромом, могли сообщить «суздальцы», .вызванные Изяславом в Муром. Всего вероятнее, в Печерский монастырь сведения поступали от печерского монаха Никиты, сидевшего в то время епископом в Новгороде: «Мстиславъ же, — читаем в конце рассказа, — възвративъся вспять Суждалю, оттуду поиде Новуго роду в с,во и град молитвами преподобнаго епископа Никыты» . Епископы были, конечно, в курсе политических дел своего княжества, а из Печерского монастыря в конце XI и в самом начале XII в. поставляли епископов в разные «земли» страны. В Полоцке, например, сидел (до 1108 г.) епископом печерский монах Мина, от которого в монастырь могли приходить сведения о событиях в Полоцке (см. полоцкие известия, попавшие в изучаемый текст Повести временных лет под 1101, 1106 гг.; ср. 1105 г.).

Все эти данные и соображения хотя и не позволяют сделать окончательного заключения, однако склоняют к мысли, что рассказ о борьбе Олега с Изяславом и Мстиславом под 1096 г. находился в первоначальном тексте Повести временных лет.

Сближение киевского стола с Печерским монастырем в начале ХП в., засвидетельствованное источниками, отчасти объясняется, видимо, желанием Святополка использовать печерское летописание в интересах киевского стола. Для составления Повести временных лет стали доступны княжеские архивы, откуда составитель свода извлек тексты дого,воров с греками в русском переводе и со своими комментариями включил в летописный текст, что побудило его, как заметил А. А. Шахматов, пересмотреть и вопрос об Олеге Киевском. Добрые отношения, установившиеся между Мономахом и Киево-Печерским монастырем, допускают предположение, что в числе других лиц, с которыми находился в общении печерский создатель Повести временных лет, был и этот князь, хотя возможность непосредственно воздействовать на обработку Повести временных лет Мономах получил позднее, когда стал киевским князем. Так как Повесть временных лет не дошла до нас в первоначальном виде, то в дошедшем до нас тексте привнесенный в процессе редакционной обработки материал как раз в этой (заключительной) части Повести временных лет не всегда можно .выделить, как полагал и А. А. Шахматов. Редакторы, естественно, интересовались более всего событиями, касавшимися современных им людей.

На более твердой почве стоит историк, когда приступает к изучению вводных статей Повести временных лет, имея перед собой задачу понять особенности Повести временных лет как летописного свода в связи с развитием Древнерусского государства.

Вводные статьи, по всем признакам, хотя и мало, но все же редактировались. Прежде всего есть основания предполагать, что в связи с редакцией, проведенной в интересах семьи Мономаха, вставлено легендарно-апокрифическое путешествие апостола Андрея, которое выделяется в контексте. Это предположение основано не только на данных исследований В. Г. Васильевского о двух письмах Михаила VII Дуки71, но и на признаках особого почитания апостола Андрея в семье Владимира Мономаха (единственным монастырем в Киеве, посвященным апостолу Андрею, зарегистрированным в источниках, был монастырь, основанный Всеволодом, отцом Мономаха, а единственной церковью, посвященной апостолу Андрею, насколько нам известно, была церковь, построенная в Пере- яславле-Русском, вотчине Всеволода и Мономаха).

Гораздо важнее для нас другая вставка или, вернее, группа вставок. В начале Повести временных лет помещен рассказ о том, что в Афетовой части «сЬдять Русь, Чюдь и вси языци», что «Ляхове же и Пруси, Чюдь прееЬдять к морю Варяжьскому; по сему же морю с&дять Варязи сЪмо ко въстоку до предала Симова, по т[о]му же морю с-кдять къ западу до земл*Ь Агнянски и до Волошьски». Вслед за этим мы читаем: «Афетово бо и то колено: Варязи, Свей, Урмане, [Готе], Русь, Агняне, Галичане, Волъхва, Римляне, НЬмци Корлязи, Веньдици, Фрягове и прочии, (ти же — Т) присЬдять от запада къ (полу- денью — РА) и съсЬдяться съ племянемъ Хамовым» . Вставка слов «Афетово бо и то колено. . . Хамовым» обнаруживает себя, во-пер,вых, повторением того, где сидит Русь (немного выше уже говорилось, где сидит Русь), а также повторным упоминанием о варягах. Во-вторых, она обнаруживает себя содержанием: в предшествующем тексте понятие «Русь» охватывает восточнославянские племена (подробнее на этом мы остановимся ниже), а во рста- вочном — племя или этническое объединение, близкое к «Свеям», «Урманам», «Готам» и «Агнянам». Так как текст, предшествующий фразе «Афетово бо и то колено... Хамовым», и последующий, повествующий о Симе, Хаме и Афете, не принадлежит к Начальному своду (это видно из сравнения Повести временных лет и Новгородской I летописи и других показаний), то, следовательно, вся эта фраза вставлена не при переработке Начального свода составителем Повести временных лет, а при последующем редактировании текста Повести временных лег. Такой вывод приходится считать наиболее вероятным из всех возможных.

Нетрудно убедиться, что рука того же редактора коснулась текста ниже. Мы разумеем очень грубо и небрежно сделанную вставку, отмеченную еще А. А. Потебней в работе «Этимологические заметки»  ; здесь Русь также толкуется как разновидность варяжского народа, и наряду с ней также упоминаются Свей, Урмане, Англяне, Готы (слова «к Руси, сице бо ся зваху тьи Варязи (Русь — РА), яко се друзии зъвутся Свое, друзии же Урмане, Анъгляне, друзии Гъте, тако и си»). Следовательно, надо предположить, что и эта известная вставка была сделана не составителем Повести временных лет, как принято думать, а позднее, при редакционной обработке80. Шахматов полагал, что та же рука переделала слова «и пояша с собою дружину многу» на слова «и пояша по себ-Ь всю Русь». Это весьма правдоподобно, так как в Новгородской I летописи читаем: «И пояша с собою дружину многу и предивну», а слова Повести .временных лет в предыдущем тексте— «... к Руси, сице бо ся зваху» и т. д., вставлены, как мы видели выше.

Кроме того, Шахматов полагал, что тому же автору принадлежит чтение: «... и от т-Ьхъ Варягъ, находьникъ т1Ьхъ, прозвася Руская земля». Такое предположение, нам кажется, принимать не столь обязательно. Здесь в тексте могла быть высказана иная мысль; фраза имеется в Новгородской I летописи, и фраза эта могла быть написана ранее, другим лицом; нет оснований решительно утверждать, что в первоначальном тексте Повести временных лет ее не было.

Приведенная выше первая вставка, судя по ее смыслу, была вызвана прежде всего желанием включить в число потомков Афета варяжские народы. Из других аналогичных вставок видно, что считали важным происхождение Руси связать с призванием варягов и показать, что «вся Русь» пришла с князьями-варягами. Мы знаем, что первая редакционная обработка происходила в княжеском Выдубицком монастыре, а вторая — делалась явно в интересах князя Владимира Всеволодовича Моном а х а. Рассмотренные вставки, судя по их смыслу, отражали княжеские интересы, интересы варяжского княжеского Рюрикова рода и делались, очевидно, при редакционной обработке 1116 или 1118 г. Они делались в среде, преданной Мономаху и Мстиславу, и желание упомянуть в числе потомков Афета Свею, Урманов, Агнян, а также Римлян, Немцев-К орлязей, Веньди- цев, Фрягов могло быть обусловлено к тому же интересами, вызванными семейными западными связями Мономаха и Мстислава.

К содержанию книги: Арсений Николаевич Насонов. ИСТОРИЯ РУССКОГО ЛЕТОПИСАНИЯ 11- начала 18 века