Глава вторая

А. Насонов

Смотрите также:

Русские летописи, сказания, жития святых, древнерусская литература

Повести временных лет

летописи и книги

Карамзин: История государства Российского

Владимирские летописи в составе Радзивиловской летописи ...

летописи - ипатьевская лаврентьевская новгородская ...

Древнерусские Летописи. Ипатьевская летопись

Древнерусские книги и летописи

Ключевский: Полный курс лекций по истории России

Любавский. Древняя русская история

НАЗВАНИЯ ДРЕВНЕРУССКИХ ГОРОДОВ

Татищев: История Российская

Русские княжества

Покровский. Русская история с древнейших времён

Иловайский.

Древняя история. Средние века. Новая история

Эпоха Петра 1

Соловьёв. Учебная книга по Русской истории

История государства и права России

Правители Руси-России (таблица)

Герберштейн: Записки о Московитских делах

Олеарий: Описание путешествия в Московию

Остановимся еще на составе киевских источников Лаврентьевской летописи. Выше мы убедились в близости их к Ипатьевской летописи. Однако редакция, использованная переяславским составителем, несколько отличалась от той, которую мы имеем в Ипатьевской, т. е. в своде 1198/99 г. Укажем на ряд расхождений. Под 6627 г. в Лаврентьевской сообщается, что Ярослав Святополко- вич бежал «вЛяхы»,а в Ипатьевской сказано — «в Угры».

В рассказе под 6635 г. о походе князей на полоцких кривичей в Ипатьевской находим в двух местах пропуск фразы, причем оба раза он объясняется тем, что в оригинале повторялись одни и те же слова, вследствие чего переписчик перескакивал через фразу  . В общем киевском источнике обе фразы были на своем месте, как показывает Лаврентьевская летопись. Под 6652 г. в Лаврентьевской летописи поход против Владимира Галицкого изложен явно по киевскому источнику . Часть текста, как мы уже говорили, почти слово в слово совпадает с Ипатьевской. Но хотя в Лаврентьевской кое-что опущено, вместе с тем часть текста отсутствует в Ипатьевской; в этой части говорится, что Всеволод Киевский встретился с Владимиром и королевичем Баном у Теребовля и т. д. (от слов «иде к Теребовлю...» до слов «...стоя на Голых горах»). Под 6654 г. первоначальный киевский текст, как видно из сравнения Ипатьевской летописи с Лаврентьевской, вытеснен в Ипатьевской вставками из черниговского источника (см. выше).

Под 6655 г. в тех местах обеих летописей, которые отражают общий киевский источник, Лаврентьевская дает смысловые варианты; так, она сообщает имена послов, отправленных Изяславом в Киев; влагает в уста киевлян слова о том, что они хотят убить Игоря, несмотря на запрещение Изяслава; рассказывает о том, как толпа застала Игоря в сенях и разнесла сени. Церковь, в которой было положено тело Игоря, Лаврентьевская называет «новгородской божницей». Всего этого в Ипатьевской летописи нет. Эти сведения в общем протографе обеих летописей, очевидно, имелись; но в редакции конца XII в. (имеющейся в Ипатьевской) они были выпущены — возможно, при включении в текст материала из черниговского источника в конце столетия, о чем речь будет ниже. Под 6657 г. в Ипатьевской летописи пропущена фраза, причем в Ипатьевском списке 47s строки оставлены чистыми. В Лаврентьевской пропущенная фраза имеется (см. от слов «не ведущим мысли брата своего Андр-ka...» до слов «...не възволоченъ»), Вероятно» она была и в общем протографе обеих летописей.

Итак, та редакция киевского текста, которой пользовались составители переяславских сводов, отразившихся в Лаврентьевской летописи, несколько отличалась от редакции, вошедшей в состав Ипатьевской летописи. Расхождения, очевидно, надо объяснять тем, что переяславские составители использовали более раннюю редакцию киевского текста по сравнению с той, которая сохранилась в Ипатьевской. В числе источников Ипатьевской летописи была, как известно, черниговская летопись. По М. Д. При- селкову, киевский сводчик конца XII в. делал извлечения из черниговской летописи Игоря Святославича. Переяславский сводчик мог использовать черниговскую летопись Святослава Ольговича. Но в переяславском тексте (в Лаврентьевской летописи) соответствующих черниговских вставок нет, и приходится думать, что киевские источники, которые переяславские летописцы имели в руках, не содержали таких вставок.

Чтобы не утверждать этого голословно, обратимся к материалу. В статьях 20-х годов XII в. находим в Ипатьевской летописи три черниговских известия, которых нет в Лаврентьевской  . Но это отсутствие может быть объяснено общим сокращением киевского источника при составлении переяславского свода. Далее, в Ипатьевской читаем: под 6649 г. — о том, что Игорь, впоследствии убитый в Киеве, ходил к Чернигову на Давыдовича и заключил мир; под 6650 г. — о смерти черниговского епископа Пантелеймона; под 6651 г. — о поставлении в Чернигов епископа Онуфрия; под 6653 г. — о смерти Святослава Ярославича зимою в Муроме и о том, что брат его Ростислав сел на стол, а в Рязань послали Глеба Ростиславича. В Лаврентьевской приведенных известий нет. Но и этих данных недостаточно для заключения по интересующему нас .вопросу.

Только когда мы переходим к сравнительному анализу текста, начиная с 6654 г., убеждаемся, что киевский источник или источники, использованные составителями переяславских сводов, не имели вставок из черниговского летописца, подобных тем, которые нитью проходят через киевский текст Ипатьевской летописи.

Ипатьевская летопись под 6654 г. начинается обычным текстом киевского свода, но когда рассказ переходит к событиям, развернувшимся после болезни Всеволода, исследователь приходит в недоумение. Как могло быть, что в Киеве при И з я с л а в е ( а он сел на киевский стол через 13 дней после смерти Всеволода) заполнили летопись рассказом о том, что согласно завещанию Всеволода киевский стол должен был занять не Изяслав, а Игорь, что Всеволод призывал киевлян целовать крест Игорю, что киевляне целовали крест, обманывая: «... и яшася по нь лестью»? Автор этого рассказа явно не на стороне Изяелава, а на стороне Игоря и Святослава Ольговичей и обличает поведение «киян». Он напоминает, что Всеволод еще при жизни посылал зятя своего к Изяславу Мстиславичу и к Давыдовичам, чтобы получить от них заверение о том, что они будут стоять за Игоря. Он рассказывает, как «кияне» (по смерти Всеволода) целовали крест Игорю на Ярославском дворе, а потом у Туровой божницы; как Святослав пошел навстречу просьбе о суде, высказанной киевлянами, недовольными тиунами Всеволода (раскрывается картина социально-политических отношений и классовой борьбы, характерная для этого времени). Он подчеркивает, что киевляне обещались «подъ Игоремъ не льстити, подъ Святославомъ», а со стороны последних, по его уверениям, было сделано все для умиротворения и в отношении «лутших людей», и в отношении тех, кто пошел грабить дворы тиуна и «мечников». Автор далее отмечает, что Игорь послал и к Изяславу, но тот от ответа уклонился.

А затем мы видим опять, что рассказ ведется уже в ином тоне, благожелательном Изяславу, от слов «И не угоденъ бысть кияномъ Игорь и послашася къ Переяславлю къ Изяславу.,.». В таком духе ведется изложение далее и прямо говорится, что Ольговичей никто не хотел: ни белгородцы, ни василевцы, ни киевляне; они говорили: «ты нашь князь, по-кди, Олговичь не хоцемъ быти акы в задничи; кде узримъ стягъ твои, ту и мы с тобою готови есмь». Изяслав собирает «христьян» и «поганых» и произносит им речь. Уже из сказанного следует сделать предположительный вывод, что рассказ до слов «И не угоденъ бысть...» вставлен в текст киевского свода из летописного источника, близкого к Игорю и Святославу, т. е. из источника не киевского, а черниговского. Всего этого фрагмента (до слов «И не угоденъ бысть. . .») в Лаврентьевской летописи нет.

Аналогичные наблюдения можно сделать и над последующим текстом.

От слов «Игорь же посла къ братама своима...» в Ипатьевской снова начинается текст черниговского происхождения: в центре стоит Игорь, на его стороне черниговский епископ, грозящий проклятием князьям- клятвопреступникам, а правящая группа киевлян изображается как поступающая по внушению дьявола и «злым советом» с «киянами» посылающая к Изяславу. Автор отличает эту правящую группу киевлян, за которыми идут «кияны». Ее составляли «началничи... св^ту злому тому», это — Улеб тысяцкий, Иван Войтишич, Лазорь Соковский. На их стороне Василь Полочанин, Мирослав Хилич внук. Они собрали около себя киевлян и совещались, как предать, обмануть («перельстити») князя «своего», посылая одновременно и к Изяславу, и «лестью» побуждая Святослава выступить против Изяелава. Ясно, что это не киевская летопись, писанная при Изяславе, а враждебная Изяславу, враждебная правящей группе киевлян и сочувственно относящаяся к Игорю и Святославу: «Игорь же съ братомъ Святославомъ, — читаем далее, — възр-Ьста на небо и рекоста: Изяславъ ч-Ьловалъ крестъ к нама, яко не подъзр^ти Киева...» и т. д. Этого рассказа в Лаврентьевской летописи тоже нет.

В дальнейшем тексте Ипатьевской летописи под тем же годом явственно обнаруживается новая вставка в киевский текст из того же черниговского источника, отсутствующая в Лаврентьевской летописи. Киевский текст сообщает, как Изяслав «възр^въ на небо» с «великою славою и честью» въехал в Киев и «выидоша противу ему множество народа.,.» и т. д., о чем читаем и в Лаврентьевской, и упоминает (как и Лаврентьевская) о «заступлении» св. Михаила, а далее о том, что через четыре дня

Игоря нашли в болоте, отослали в Выдубицкий монастырь, а оттуда в Переяславль. Вслед за тем от слов «И розъ- грабиша кияне съ Изяславомъ (домы) дружины...» видим явно вставку не из киевского источника, которой нет в Лаврентьевской, кончающуюся словами «... Новугороду приде». Далее же читаем фразу: «И слышавше половець- стии князи... » ит. д., которая имеется в обеих летописях. Текст Ипатьевской летописи, названный нами вставкой, не мог быть писан в Киеве, так как он, как и черниговский текст, о котором мы говорили выше, обличает киевлян и Изяслава: они вместе грабили дома дружины Игоря и Всеволода и «села и скоты, взяша именья много в домехъ и в манастырехъ»; так пишут только о неприятелях. И автор далее рассказывает, как Святослав поехал в Чернигов, как вел переговоры с Владимиром и Изяславом Давыдовичами, запрашивая их, верны ли они кресто- целованию, а затем, оставив Костяжку «мужа своего», отъехал в Курск «уставливать» людей и в Новгород-Северский.

Трудно сомневаться, что и этот фрагмент, не получивший никакого отражения в Лаврентьевской летописи, не принадлежит к числу заимствований из черниговского источника. Продолжение этого черниговского рассказа читаем только в Ипатьевской от слов «И почаста Давыдо- вича думати.. .» . Здесь раскрывается истинный замысел Давыдовичей и роль Костяжки (или Коснятки, Ко нстан- тина), получившего сведения о заговоре Давыдовичей против Святослава. Автор рассказа на стороне последнего и не жалеет красноречия, чтобы очернить Давыдовичей за то, что они перешли на сторону Изяслава Мстиславича Киевского. Он сообщает затем о последующих мероприятиях Святослава, его переговорах с Юрием Долгоруким, сидевшим в Ростово-Суздальской земле, и т. д. Всего этого в Лаврентьевской летописи также нет совсем.

Затем в Ипатьевской снова идет киевская летопись об Изяславе и Вячеславе (в сокращенном виде ее находим и в Лаврентьевской летописи); а затем в духе черниговского предыдущего рассказа вставлен текст, в котором автор влагает в уста Давыдовичей слова о необходимости совершить «до конца братоубиство» ; в Лаврентьевской его нет. Тот же источник обнаруживается ниже, начиная или с рассказа о разграблении Игорева и Святославля стада, или от слов: «В то же веремя послася Святославъ къ Гюргеви, и ч-Ьлова к нему крестъ Гюрди, яко искати ему Игоря...». Местами ясно, что запись делалась в лагере Святослава. Подробно рассказано о сношениях Юрия Долгорукого (он был в Ростово-Суздальской земле) со Святославом; об Иванке Юрьевиче, получившем от Святослава Курск с Посемьем, и т. п. Черниговский источник проглядывает на протяжении ряда листов рукописи. Извлечения из этого источника местами заменили собой тот прежний киевский текст, который был известен составителям переяславских сводов. Это ясно видно, например, в рассказе о том, как Святослав Ольгович нанес поражение Изяславу Давыдовичу. В Ипатьевской летописи автор не скрывает своего сочувствия Святославу и радуется его победе: «Святославу же бы из головы любо въ иже дати жену и д-Ьти и дружину на полонъ, любо голову свою сложити. Святослав же, сгадавъ с братьею и с половци, с мужи своими, възря на бога [и] на святую богородицю изииде въ cp-Ьтение ему въ день четвертокъ, M-Ьсяца генваря въ 16 день. ..и тако богъ и сила живот ворящаго хреста погна я»; при этом записано, видимо, тогда же: очень точно датировано. Перед нами, таким образом, извлечение из черниговского источника. Об этом же поражении киевлян в Лаврентьевской, т. е. тексте свода Переяславля-Русского, сделано извлечение из киевской летописи, что обнаруживается словами «прогна наш-Ь опять» (Изяславу Давыдовичу были даны киевские войска).

Местами в Ипатьевской летописи составитель пользуется киевским текстом: рассказ переносится в лагерь Изяслава Мстиславича Киевского (см., например: «Пришедшимъ же имъ л-Ьсъ Болдыжь и ту бяхуть стали об-Ьду, и приб^же мужь къ Изяславу Мьстислаличю, и рече ему: «брата ти Изяслава победи Святославъ и дружину вашю». Изя- славъ же то слышавъ Мьстиславич, раж еже сердце бол- ма на Святослава, бо храбор, кр-Ьпокъ на рать...» и т. д.).

Черниговскому источнику следует Ипатьевская летопись, например, когда повествует о движении сыновей Юрия Долгорукого, о Святославе, отпустившем половцев со многими дарами, о смерти Иванка Юрьевича с точными и конкретными указаниями на время и обстоятельства его Кончины (тело его отвезли к отцу в Ростово-Суздальскую землю) и о том, куда прошел Святослав, где остановился и какие дары получил от Юрия.

Все те места, которые мы имеем основания относить к черниговскому источнику, в Лаврентьевской летописи отсутствуют совсем.

Ту же картину дает и сравнительный анализ летописных статей последующих лет. Под 6655 г. читаем продолжение рассказа о Святославе и Юрии, извлеченного из того же черниговского источника, описание известной встречи Святослава с Юрием на Москве (первое упоминание о Москве в письменных источниках), где был дан «об^дъ силенъ», и о дальнейшем пути Святослава и смерти старого «мужа» Петра Ильича. И ниже видим черниговский материал, тоже отсутствующий в Лаврентьевской летописи, до слов «... и ц^ловаша крестъ и не управиша».

Если бы киевские источники, которыми пользовались переяславские сводчики, заключали в своем составе рассмотренный нами черниговский материал, он так или иначе отразился бы в тех извлечениях из киевского источника, которые имеются в Лаврентьевской летописи.

К содержанию книги: Арсений Николаевич Насонов. ИСТОРИЯ РУССКОГО ЛЕТОПИСАНИЯ 11- начала 18 века