ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУСИ ПЕРИОДА ФЕОДАЛЬНОЙ РАЗДРОБЛЕННОСТИ (с конца 11 до середины 13 веков)

В.Т. Пашуто

Смотрите также:

Внешняя политика древней Руси

История России учебник для вузов

Княжое право в Древней Руси

Карамзин: История государства Российского

Киевская Русь

Древняя русь

Внешняя политика Киевской Руси...

Внешняя и внутренняя политика Древней Руси

История древнерусского государства - Руси

Рыбаков. Русская история

Любавский. Древняя русская история

Древне-русские книги и летописи

Ключевский: Полный курс лекций по истории России

НАЗВАНИЯ ДРЕВНЕ-РУССКИХ ГОРОДОВ

Внешняя политика Ивана Грозного

Татищев: История Российская

Русские княжества

Покровский. Русская история с древнейших времён

Иловайский.

Древняя история. Средние века. Новая история

Соловьёв. Учебная книга по Русской истории

История государства и права России

Правители Руси-России (таблица)

ВЗАИМООТНОШЕНИЯ РУССКИХ ЗЕМЕЛЬ С ПОЛЬШЕЙ, ВЕНГРИЕЙ И ЧЕХИЕЙ

РУСЬ И ПОЛЬША

Когда после смерти Святополка Изяславича киевский стол занял Владимир Всеволодович Мономах (1113 г.), отношения Руси с Польшей во многом зависели от их волынской политики. Мономах стремился укрепить влияние Киева па Волыни, где во Владимире сидел союзный Венгрии1 и Польше2 Ярослав Святополчич, вероятно имевший видьт на перехваченное Мономахом великое княжение.

Мономах, держа Туров, обеспечил себя союзами с Перемышлем (1114 г.), Городном (1116 г.) и, видимо, привлек на свою сторону владимирское боярство3. Столкновения с Ярославом кончились тем, что в 1118 г. он бежал в Венгрию, а оттуда в Польшу. Бояре, изменив ему, приняли па владимирский стол Андрея, сына Моиомаха (1119 г.). Мономах (как и немецкий император Лотарь И) был в союзе с Кнутом Лавардом, враждебным Польше.

Болеслав III Кривоустый не мог поддержать Ярослава Святополчича, будучи отвлечен в 1117 г. мятежом палати- на Скарбимира; полагают, что последний был связан с Киевом и Перемышлем, а также с Черниговом как жених Марии, дочери Олега Святославича и Феофано (за его невестой на Русь по поручению Болеслава III ездил Петр Властович, после свержения Скарбимира завладевший и его должностью и Марией) 4.

Дело переросло в пятилетний русско-польский конфликт. В 1120 г. посланный Мономахом Андрей «с погаными» (видимо, половцами) повоевал Польшу 5. Болеслав TIT, опасаясь слишком сильной Руси, поддерживал волыиский сепаратизм, и в 1121 г. польский союзник Ярослав Свято- полчич нападал, правда неудачно, на Червен. Позицию Польши, воевавшей за Поморье, осложняла ее вражда с Перемышлем (в прошлом союзным поморянам). Тогда в Польше решили прибегнуть к авантюре. Князь Володарь Ростиславич был захвачен в 1122 г. в плен (Петром Властовичем, обманно перешедшим к нему на службу) и освобожден лишь по уплате Польше его сыном Владимиром большого выкупа6. Впрочем, ,не эта успешная авантюра, а прежде всего объединительные усилия Мономаха повлекли за собой сближение Перемышля с Польшей, весьма опасное для планов Киева. В 1123 г. Ярослав Свято- полчич, действуя уже в союзе с Володарем и Василько Ростиславичами, имел «множество вой», включая венгров, поляков и чехов. Князь подошел к волынской столице, но владимирцы ворот не открыли, так как он им «претяше». Осада тоя^е не удалась: два воина из числа поляков, служивших Андрею Владимировичу, убили Ярослава; тогда союзники разошлись, а к Мономаху, как сказано в дружественной ему летописи, «с молбою и с дары послаша послы» 7. Отношения Киева (тоже имевшего союз с Поморьем) с Польшей были нормализованы. Тогда же и Чернигов сблизился с Польшей, если судить по женитьбе в 1124 г. муромского князя Всеволода Давыдовича на «ля- ховице», как полагают, дочери Болеслава III. В конце правления Болеслава III последовали браки его овдовевшей дочери Риксы с Владимиром Всеволодовичем, новгородским князем, и его сына Болеслава с Верхуславой Всеволодовной 8.

По смерти Мстислава Владимировича (1132 г.) окончательно восторжествовал политический полицентризм и точнее обозначились внешнеполитические союзы: Волынь (где с 1136 г. княжил Изяслав Мстиславич) постепенно склонялась внутри Руси к союзу со Смоленском, а во вне — с Польшей (где нашел союзников и Чернигов), а затем и с Венгрией; Галичина (где княжил с 1141 г. Владимир Володаревич) — к союзу с Суздалем и с Венгрией, а также — Византией. Во время польской войны против блока из Чехии, Венгрии и Австрии, сколоченного императором Лотарем, в 1132—1135 гг. какой-то русский (быть может, волынский?) отряд действовал на стороне Болеслава III9; Галич был союзником Венгрии, как отмечал сам Владимир Володаревич и судя по сообщению Винцента Кадлубка об участии русских войск в венгерском походе к Вислице 10. Болеслав III потерпел поражение при Шайо (1132 г.). Конфликт был урегулирован на Мерзебургском съезде, созванном Лотарем (1135 г.).

Русский союз имел значение для польско-немецких отношений. Германия продолжала наступление на Польшу, стремясь отнять ее земли и захватить балтийский торговый нуть. Действиям Германии и Дании благоприятствовало то, что у Поморья были сильные экономические и идеологические (язычество) основы сепаратизма, а у польских князей — недостаточно возможностей для его преодоления. В отличие от Новгородско-Псковской земли польское Поморье был подчинено княжеской власти вторично Болеславом III позднее (восточное Поморье — в 1119 г., западное — в 1122 г.) и слабее привязано к ней; польское Поморье имело широкую самостоятельную морскую границу, и, наконец, Руси противостояли Швеция и Дания, а Польше — Германия и Дания. Участвуя в распрях на Руси, Болеслав III был вынужден в 1135 г. принести империи ленную присягу с западного Поморья, потеряв часть его в пользу саксонского Лотаря.

По смерти Болеслава III (1138 г.) восторжествовала политическая раздробленность и в Польше, где образуются две группировки: во главе одной был его сын от Сбыславы Святополковны Владислав II, ко второй принадлежали ма- зовецкий Болеслав IV Кудрявый и великопольский Мешко III Старый. Владислав II (Краков) держался союза со Всеволодом Ольговичем (Чернигов, с 1139 г.— Киев), которому в 1140 г. помогал против набиравшего силу Суздаля — походом на Волынь поддержал черниговские действия против Переяславля (где сидел Андрей Юрьевич) 1!. Чернигово-краковский союз был скреплен в 1141 г. браком Звениславы Всеволодовны с сыном Владислава II Болеславом Высоким 12 (с 1163 г. силезским князем). В свою очередь краковский князь получил в 1142 г. помощь Чернигова и Галича в походе на братьев, впрочем, не принесшем ему окончательной победы 13. У Чернигова был тогда союз и с Полоцком, чему свидетельство — женитьба Святослава Всеволодовича в 1143 г. на дочери местного князя Василько (Святославича?); на торжестве присутствовали и «безбожни ляхове» 14, что дает повод думать о союзе Полоцка с Краковом и вновь пожалеть об утрате полоцких летописей.

Соединение в руках Всеволода Ольговича власти над Киевом и Волынью тотчас привело его к конфликту с Галичем, который нашел союзника ов Суздале. В галицком походе Всеволода (1144 г.) участвовала и рать Владислава II15, хотя последний не желал разрыва с Галичи- ной.

Чериигово-краковский союз действует и в 1145 г., когда на съезде князей в Киеве, посвященном наследственной передаче города Игорю Ольговичу, великий князь предложил решить и польский вопрос: «повабливает (т. е. приглашает.— В. П.) мене Володислав, лядьский князь, па брата своя». Было решено помочь: в поход направились войска Игоря Ольговича, Святослава Ольговича и какая-то волынская рать 16в Волынский Изяслав Мстиславич, союзный младшим Болеславичам 17, уклонился от выполнения киевских решений, сославшись на болезнь.

Союзники прошли «на серед земли Лядьское», где, возможно на Пилице, состоялась встреча Владислава II с Болеславом IV и Мехико III. Эти князья «поклопистася Игореви (Ольговичу] с братьею его и целовавъше крест межи собою». Было принято решение, сходное с русским 1097 г.: «Аще кто перестоупить крестное целование — на того быти всим». Братья уступили Владиславу четыре города (видимо, Серадз, Ленчицу, Калиш и Гнезно), а Игорю с братьями дали Визну, отобрав ее у мазовецкого князя.

Визна — важный центр колонизации Пруссии — попала в руки одного из вассалов Всеволода Ольговича, который как великий князь распоряжался Турово-Пинской землей и входившими тогда в это г надел Берестьем, До- рогичином 18 и Городном 19. В руках великого князя оказался полностью путь на Пруссию; Ятвягия на время отрезалась от Польши20. Поход принес Руси территориальное приобретение, вероятно, крупную сумму в уплату за войско и, наконец, «мног полон» 21.

Тесное общение Руси и Польши не укрылось и от деятелей католической церкви. В 1145 г. знаменитый цистерцианец и один из организаторов крестового похода 1147 г, Бернард из Клерво в письме к краковскому епископу Матвею и к известному нам вельможе Петру Властовичу спрашивал о шансах католической проповеди на Руси. Момент был выбран едва ли удачный, и те ответили, что ему лучше приехать лично, подчеркнув, впрочем, что «русский народ, своей многочисленностью подобный звездам», «не желает сообразовываться пи с латинской, ни с греческой церковью»22. Вероятно, один из авторов попал на Русь раньше, чем Бернард успел получить ответное письмо: Владислав II, ища сближепия и с Галичем, зимой того же года осудил на поток и разграбление Петра Властовича — ослепил его, велел отрезать ему язык и «дом его разгра- би», а самого вместе с женой и детьми «выгна из земли своея». Тот «иде в Русь»23.

На это же время приходится решающее столкновение Владислава II с братьями, которых он с помощью русских и язычников (вероятно, пруссов) побеждает в Познани24, но затем терпит поражение и скрывается ко двору императора Конрада III, а сына Болеслава Высокого посылает на Русь искать помощи25 у его тестя Всеволода Ольгови- ча. Конрад III воспользовался этим поводом и в 1146 г. предпринял поход в Польшу. Помочь Владиславу он не сумел, хотя и добился вассальной присяги, дапи и права арбитража в шоре польских князей26. Всеволод Ольговил в свою очередь был занят галицким походом, в котором участвовал и Болеслав Высокий, затем ездивший черниговским послом к Изяславу27.

Переход киевского великокняжеского стола к волынскому Изяславу Мстиславичу (1146—1154) повлек за собой упрочение его союза с польскими князьями, враждебными Владиславу II и Германии. Он поддерживал власть Болеслава IV Кудрявого (1145—1173) над Краковом, а тот — его над Киевом, за который волынский князь вел упорную борьбу с Черниговом и Суздалем. В польском вопросе, следовательно, интересы Волыни и Германии по- прежнему не совпадали.

Распри в Польше повлекли за собой новое обособление западного Поморья. В результате второго крестового похода Польша сумела его вернуть, но германская угроза не исчезла. Во время этого похода Германии и Польши на Прибалтику немалые русские силы ходили с Болеславом Кудрявым на пруссов с целыо их «обращения» 28. Магде- бургский хронист утверждает, что поход продолжался три месяца, в течение которых союзники пожгли многие города и, в частности, сравняли с землей Мальхон, где разрушили и храм с идолами. Это могли быть волынско-смолен- ские войска, если учесть, что пленные галинды были поселены смоленским Ростиславом Мстиславичем на Поротве, где попали под удар черниговских войск29.

Вернул ли Изяслав своим польским союзникам Визну мы не знаем30, скорее всего нет, потому что и после похода 1147 г* для польских князей ятвяжская угроза оставалась, как видно, суровой реальностью. В 1149 г., когда Изяслав запросил помощь против Юрия Долгорукого у своего «свата» Болеслава Кудрявого, у Мешко III и у Генриха, сандомирского князя, те ответили: «Мы есмь у тебе близ, а одного собе оставим стерече земле своея, а два к тобе поедена». Речь шла о прусской угрозе, и Мешко остался стеречь «земли своея от прус» 3I. Польские князья пришли во Владимир «съ многою силою», сюда же прибыли союзные венгры и чехи. Изяслав принимал их здесь, а потом и в Луцке (где Болеслав посвятил в рыцари русскую знатную молодежь). Польша наряду с Венгрией и Чехией была вовлечена непосредственно в борьбу русских княжеских коалиций за Киев.

Но и противник Юрий Долгорукий был силен, располагая поддержкой «диких» заволжских половцев, а также галицкой помощью. Понимая это, «убояшася ляхове и угре» 32 и заявили Изяславу, что сил у них недостаточно ни для войны, ни для заключения мира («не все се есмя совокупили ныне, чтобы ныне створити мир») 33, а тут еще подоспела весть о нападении пруссов па Польшу. Дело Изяслава явно не выгорело, и он попытался использовать союзников для дипломатического демарша.

Из Черемина на Олыче к Юрию и Вячеславу Владимировичам послы союзников доставили грамоту, в которой Велуш, бан Гезы II, и польские князья берут на себя хлопоты за Изяслава. Грамота так интересна, что я позволю себе привести ее полностью. «Вы нама есте в отца место; а се ныне заратилася есте своим братом и сыном Изясла- вом; а мы есмы на бозе все крестьяне, одна братья собе, а нам подобает всим быти съ собе; а мы межи вами того хочем, абы бог дал вы быста уладилася со своим братом и сыном Изяславом; а быста вы седела в Киеве, само ся ве- даюча, кому вама приходити; а Изяславу осе его Володя- мир готов, а се его Луческ, а што его городов, ать седить в том; ать онамо к Новугороду Великому — ать взворотить Гюрги дани их вси» 34.

Начальные слова грамоты (летопись содержит ее перевод, сделанный в княжеской канцелярии) подчеркивают в титулатуре пиетет авторов к великим князьям Руси, причем особенно примечательно отсутствие религиозной нетерпимости в русско-венгерско-польской княжеской среде; позднее галицко-волынский Даниил Романович обратит схожие слова к польским князьям35. Интересно и то, что, владея Волынью, Изяслав как один из великих князей ставит вопрос о судьбах и Киева и Новгорода — центров

Нижней и Верхней Руси. Следовательно, он был в курсе острой суздальско-новгородской борьбы из-за северных даней и имел контакты с боярским правительством. Уступая Киев (не безусловно), удерживая Волынь (безусловно), Изяслав оставлял за собой часть великокняжеской юрисдикции относительно Новгорода.

Но Долгорукий отлично разбирался в шаткости позиции соперника и ответил следующее: «Бог помози зятю нашему королеви и брату нашему Болеславу и сынови нашему Индрихове, оже межи нами добра хочете; но обаче оже иы ся велите мирити, то не стоите на нашей земли, а жизни нашея, ни сел наших не губите; но ать Изяслав пойдет в свой Володимир, а вы в свою землю поидите; а мы ся своим братом и сыном Изяславом сами ведаимы» 36.

В этом документе любопытна прежде всего титулатура: для Юрия король Геза II — зять, Болеслав — брат, а Генрих — сын. В ответе Юрий не разбирает полученные предложения по существу — он не касается вопроса ни о Киеве, ни о Новгороде, ни о Луцке; уход иностранных союзников — вот условие мира. Союзники того и ждали, тем более что около этого же времени должны были состояться переговоры Болеславичей с императором Конрадом в Мер- зебурге. Словом, относительно Руси повторилось то, что в 1145 г. было в Пилице. Впрочем, борьба Суздаля с Волынью шла с переменным успехом.

Потом наступил перерыв в выполнении польскими князьями их союзнических обязательств: в 1150 г. Изяслав приглашал их против Галича37, но об их участии ничего не слышно38; матримониальные связи княжеских домов были усилены около 1151 г., когда сын Изяслава Мстислав женился на Агнешке, сестре Болеславичей39, а Мешко III взял в жены Евдокию Изяславну40. Однако на союзные обязательства это не повлияло, и когда в 1152 г. Изяслав вновь звал их для борьбы с Галичем, то по сведениям той же суздальской летописи «ляхове же не идо- ша» 41.

Это можно понять: польским князьям вовсе не хотелось видеть под боком Волынь, победившую Галичину. Кроме тоцо, их конфликт с Владиславом II отнюдь не угас. Более того, и император Конрад и папа Евгений III (1145—1153) продолжали его разжигать. Император в 1149 г. повел переговоры с Болеславичами, видимо, угрожая рм вооруженным вмешательством42, а легат Гвидон наложил на польских князей интердикт за неповиновение папе43. В этом вопросе папа и император были, кажется, единодушны: в январе 1150 г. Гвидон извещал Конрада об интердикте 44; в походе 1152 г. Болеславичи не участвовали ввиду смерти Конрада, выжидая, каков будет политический курс его преемника Фридриха I Барбароссы, с которым и Изяслав, может быть, имел связи (см. стр. 219). Но волынско-польский союз сохранялся и после смерти Изяслава Мстиславича (1154 г.). Когда Долгорукий яри поддержке нового галицкого князя Ярослава Владимировича (1153—1187) и Владимира Мстиславича нападал на Луцк, то сын Изяслава Мстислав скрывался в Польше45.

Первый этап наступления империи на Поморье (1147—1157) закончился, несмотря на неуспех крестового похода 1147 г., подчинением лютичей, которые сражались отчаянно, но должной помощи от польских князей ие полу тали46. Когда в 1157 г. Фридрих I Барбаросса, прикрываясь защитой интересов Владислава II, направился против Польши, она нашла русскую помощь. Эта помощь едва ли была велика, так как в Киеве правил суздальский Юрий Долгорукий, а Волынь -была охвачена распрями. Тем ие менее Фридрих в письме к корвейскому аббату Вибальду упоминал среди союзников Болеслава IV Кудрявого русских наряду с поморянами, пруссами и половцами47. Русская помощь если и не спасла Болеславичей от поражения, то уж во всяком случае избавила от необходимости воевать па два фронта48. По договору 1157 г. в Кжышкове Польша была вынуждена признать вассальную зависимость от империи и уплатить огромную дань в 3020 гривен золотом и 200 гривен серебром; сам Владислав II умер в изгнании (1159 г.), но его дети (Болеслав и Мешко) при поддержке императора но лучили Силезию и впоследствии воевали против Болеславичей, ослабляя единство страны.

Новый галицкий князь Ярослав сумел наладить прочный союз с Польшей, выдав свою дочь за познаньского и калишекого князя Одоиа (умер в 1194 г.) 49, сына Мешко III. Этот поворот Галича к Польше50, может быть, содействовал и нормализации волынско-галицких отношений. Когда Ярослав Владимирович повел борьбу с чернигово- киевским Изяславом Давидовичем за влияние в Поду- навье, используя в качестве повода происки князя-кон- дотьрра Иваца Берладника, то к участию в переговорах 1159 г. он привлек («подмолвил») и польских князей, от коюрых вместе с другими ездил посол («от ляхов муж свой») в Киев — делать представление Изяславу Давидовичу, впрочем напрасно: тот «перепре всих» 51.

Несмотря на обычные для того времени текущие размолвки и конфликты (вроде набега какой-то польской рати в 1163 г. та окрестности древнего центра края — Червена) 52, галицко-волынско-польские отношения оставались союзными: в 1169 г. поляки были «ротниками» Мстислава Изяславича и, видимо, присутствовали па съезде с ним и с Ярославом Владимировичем53. Последний как тесть князя познаньского Одона был, вероятно, желанным союзником Польши, особенно, если учесть, что иа 1157—1171 гг. приходится следующий этап немецко-датского наступления па нее. Политическая слабость польско-балтийского и поморского союзов была использована датским королем Вальдем(аром I, епископом роскильдским Абсалоном (1158—1191) и Саксонией. По договору 1167 г. саксонский герцог Генрих Лев завладел Зверинской землей, Дания (в 1168 г.) захватила о-в Руяну (Рюген), а в 1170 г. бодричский князь При- быслав признал власть Германии, став мекленбургским герцогом. Граница Германии угрожающе продвигалась на Восток54.

Подчинение полабско-прибалтийских земель Германией стало свершившимся фактом. Вслед за Западным Поморьем под удар попало Поморье Гдаиьское — на него зарились брандеибургские маркграфы, иа его судьбе роковым образом сказалось вторжение немецкого Ордена в Пруссию (см. стр. 237).

Тесное общение стран и правящих династий вело не только к взаимному участию во внутренних войнах, но и к использованию на постоянной службе ирюземных вассалов. Русские власти уже в силу этнической сложности страны широко применяли подобную практику, и потому не удивительно, что среди русских воевод в 60—70-х годах XII в. встречаем «ляха» Володислава Вратиславича 55.

Усложнение общественно-политической жизни в обособившихся от Киева землях породило рювые тенденции в русско-польских отношениях: если прежде в Польше находили поддержку князья, оппозициорптые Киеву, то теперь туда находят пути элементы, недовольные и Местной галицкой и волынской великокняжеской властью.

Во время борьбы Ярослава Владимировича с оппозиционной группировкой боярства, выступавшей на стороне его сына (от Ольги Юрьевны суздальской) Владимира, последний в 1173 г. искал помощи на Западной Волыни (у Мстиславичей), а нашел убежище в Польше (трудно сказать, при чьем дворе). Именно из Польши многие бояре во главе с известным воеводой Константином Серо- славичем добились от Ярослава Осмомысла обещания «имети княгиню в Правду», а затем сожгли его незаконную жену Настасью, отправили в заточение ее сына Олега и перебили понизовскую дружину Дрослава56. Па следующий год, однако, конфликт возобновился, и Владимир с матерью и семьей бежал в Луцк к волынскому великому князю Ярославу Изяславичу, который обещал ему помощь57. На этот раз поддержку Польши находит Ярослав Владимирович: за 3 тыс, гривен серебра он «приведе ляхы в помочь себе». Это испугало луцкого князя и, в конце концов, после специального договора между Смоленском и Черниговом, с одной стороны, и суздальским, в'ольшским и галицким князьями — с другой, ненавистный сын был возвращен отцу. Впрочем, не надолго 58.

Между тем в Польше после смерти Болеслава Кудрявого и кратковременного княжения Мешко III Старого (1175—1177) бунт знати возвел на краковский стол Казимира II Справедливого (1177—1194), который был (с 1163 г.) женат на Елене —дочери великого князя Ростислава Мстиславича смоленского59. Судя по матримониальным связям, прочный союз с Казимиром имел Че>рнигов: великий князь Святослав Всеволодович женил на его дочери своего сына Всеволода, будущего великого князя 60.

Казимиру удалось на некоторое время упрочить в Польше княжескую власть: он держал земли Краковскую и Сандомирскую, Мазовию (с 1186 г.); его власть признавали и союзный Галичу познаньский князь Одон и союзный Чернигову вроцлавский Болеслав Высокий. С Германией у Казимира были старые счеты: по договору 1157 г. он побывал в заложниках у Фридриха I61, при столкновении с силезскими Владиславичами в 1172 г. ему пришлось подтвердить вассальную зависимость императору и уплатить 8 тыс. гривен серебром62. Политика Ка-зимира в Поморье не была успешной. На третьем eiane наступления (1171 — 1181) датско-саксонско-брап- денбургская коалиция продолжала агрессию, хотя и сама не имела единства: Фридрих I (Гибеллин) выступил против Генриха Льва (Вельфа), разбил его, а сам подступил к Любеку; тогда и поморский кпязь Богуслан (Шецинь) признал себя вассалом империи (1180 г.) б3. Эта важная перемена в расстановке сил иа Балтике отразилась вскоре иа восточном, русском, участке ее торговли.

После смерти Осмомысла, обострения политической борьбы в Галичине и усиления попыток западноволын- ского князя Романа Мстиславича (племянника Болесла- вичей) завладеть ею роль Полыни в истории Юго-Западной Руси заметно возрастает, правда, отнюдь не сопровождаясь, как это утверждает апологет Казимира и польской феодальной экспансии на Русь хронист Винцент Кадлубек, подчинением Перемышля, Владимира, Берестья и Дорогичина64. Один ИСТОЧРШК отметил под 1181 г. поход Казимира на Русь, быть может, к Бе- рестыо65. Подобные столкновения при обширной этнически смешанной русско-польской границе были нередки, но Казимиру II приходилось дорожить русским союзом, учитывая угрозу с другой стороны: в 1180 г. его противник Мешко III предлагал Фридриху I 10 тыс. гривеп (серебром?) за вмешательство в польские дела; по его же просьбе после съезда в Майнце (1184 г.) Фридрих I направил в Польшу войско со своим сыном, будущим Генрихом* VL Послы Казимира, вероятно не без денежных затрат, предотвратили этот поход.

Когда в 1188 г. вольшекий Роман Мстиславич (около 1183—1205), связавшись с галицкой боярской группировкой, прогнал Владимира Ярославича, но, натолкнувшись на вмешательство Венгрии (см. стр. 180), Галича не добыл, а Владимир потерял (здесь засел его брат Всеволод), он подался в Польшу. Это понятно, ибо Роман как внук Болеслава III Кривоустого имел широкие связи в Польше и часто бывал при краковском дворе Казимира, которому был близок66. Но правительство малопольского Казимира тогда избегало ссор с Венгрией, а потому ему «пе бы и в ляхох помочи»; во время второго обращения к Польше он получил отряд войск своего дяди великополъского князя Мешко Старого, однако и с ним Владимира не достал. Владимир ему достался благодаря помощи его тестя овручского князя Рюрика Ростиславича (великого князя киевского с 1195 г.)67.

Что касается Владимира Ярославича, то он вернулся на занятый венграми галицкий стол вследствие вмешательства императора Фридриха I Барбароссы (Галич, видимо, оставался византийско-немецким союзником) и суздальского великого князя Всеволода. Когда Владимир Ярославич, бежав из Венгрии, попал в 1189 г. в Германию, где исхлопотал поддержку со стороны Польши, то император направил его ко двору Казимира, «веля ему доправити Галича по своей воли». Германо-венгерские отношения диктовали этот шаг (Фридрих собирался в крестовый поход и путь лежал через Венгрию). Казимир воспользовался удобным случаем и отправил с этим вечным беглецом, видимо, свой отряд («пристави к нему моужь свои Миколая»). Галицкие горожане, по горло сытые режимом иноземной венгерской власти, установленным боярством, охотно приняли Владимира, а венгерского «королевича [Андрея] прогнаша из земля своея».

Не полагаясь на иностранную поддержку, Владимир Ярославич (1189—1199) в том же году обратился к суздальскому Всеволоду, прося сохранить за собой Галич. Всеволод вмешался в галицко-веигерско-польско-немец- кие дела, он «приела ко всим князем и ко королеви [Беле III и] в ляхы и води я ко кресту на своем сестриче», т. е. тогда был заключен многосторонний договор, участники которого обязались «Галича не покати николи же под ним». Следовательно, Всеволод поддержал и укрепил внепгаеполитичесЕгую независимость Галичины: «оттоле не бысть на нь [на Владимира] никого же» 68.

В 1191 г. Казимир находился на Руси, когда Метко Старый захватил Краков. Казимир нашел традиционную поддержку Волыни: «сторонники Мешко, узнав, что Казимир... приближается с Романом владимирским и Всеволодом белзским, бежали» 6Э. Но под давлением папства, опасавшегося русско-польского договора 1190 г. и раз- мирья с Венгрией, Казимир при посредничестве краковского епископа Пелки и воеводы Николая заключил в 1192 г. договор (своего рода предтечу Сепешского договора 1214 г.) с Венгрией о согласованной внешней политике 70.

Феодальная раздробленность на Руси, с одной стороны, и растущая консолидация литовских и прусских земель — с другой, при общности русско-польской даннической области в Ятвягии неоднократно приводили к обособленным и совместным походам на нее. След совместного похода 1193 г. остался в хронике Винцента71, сообщение о походе 1196 г. Романа Мстиславича уцелело в летописи72. Разумеется, исторические связи славян с пруссами отнюдь не исчерпывались походами феодальных дружи-н. Памятники археологии говорят о давнем культурном общении; еще более красноречивы свидетельства филологии, обнаруживающей поразительное сходство множества прусских слов с древнерусскими и польскими 73.

По смерти Казимира II остались дети Лешко Белый (1194—1227) и Конрад. Хотя в Польше, как и на Руси, проявлялась тенденция к передаче столицы по наследству и Казимир на съезде в Ленчице (1180 г.) получил согласие знати на такую передачу и она была одобрена папой Александром III74, часть феодалов, сторонников Мешко Старого, вступила в борьбу за власть75. При краковском дворе главную роль играли вельможи — епископы Пелка и Иво, краковские воеводы Николай и Пако- слав, воевода сандомирский Говорок и др. В создавшихся условиях о походах па Русь не приходилось думать, види мо, поэтому Винцент сообщает, что эти люди выдвинули в отношении Руси руководящую идею, согласно которой надо не завоевывать земли, а иметь на русских княжеских столах хороших союзников. Естественным союзником Елены Ростиславны, регентши при молодом князе, стал волынскии Роман, который даже хронистом Вин- центом охарактеризован как «верный помощник я опекун» 76.

На этот раз хронист не преувеличивает, его сообщение можно подкрепить уцелевшим в летописи документом. Когда в 1195 г. произошло волынско-суздальское столкновение из-за опорных пунктов подвластной Киеву Русской земли, то Роман в поисках союзников против суздальского Всеволода Большое Гнездо обратился сперва к Чернигову, а затем к Польше, к Казимировичам. Те ответили ему грамотой: «Мы быхом тобе раде помог- ле, но обидить пас стрый свой Межька, ищет под нами волости; а переже оправи нас, а быхом быле вси Ляхове не раздно, но за одинемь быхом щитом быле с тобою и мьстили быхом обиды твоя»77. Словом, теперь чаша весов склонилась в сторону Руси, и волынский князь, как бы пи оценивать его побуждения78, выступает в той роли, в какой мы только что видели Казимира.

С мужами, дружиной и в союзе с Казимировичами он идет на Мешко III Старого. Последний тоже не хотел войны. Но темпераментный князь полез на рожон, проиграл 13 сентября 1195 г. битву на р. Мозгаве близ Кракова, потеряв немало русских и польских воинов79, и укрылся б Кракове. Отсюда дружина отнесла его раненого во Владимир, хотя краковский епископ И елка пытался уговорить Романа остаться защищать столицу80. Впрочем, ей опасность и не угрожала, так как Мешко, потеряв в битве сына Болеслава, не думал продолжать войну. Следовательно, волынский союзник содействовал упрочению власти малопольских князей. Вскоре Мешко добился поддержки части панства и сел на краковском столе, который с его смертью (15 марта 1202 г.), после кратковременного княжения его сына Владислава Ласконогого, вернулся к Лентко81. За это время произошли большие перемены в жизни Юго-Западной Руси.

Вернувшись из польского похода, Роман добился мира с Киевом, получив в Русской земле Полоный и половину Торчеака82. В 1199 г. в Галиче умер Владимир Ярославич. Хотя у него и были сыновья83, но горожане и часть боярства, видимо, вновь предпочли волыиского князя. С помощью войск регентши Елены Ростиславны Роман овладел Галичем, дав повод хронисту Винценгу порассуждать о признании им краковского сюзеренитета 84. Хронист правильно пишет, что сильное галицкое боярство было решительно враждебно «энергичному»85 Роману, который, следуя формулам «не передавив пчел, меду не едать» и «трава не издает запаха, если ее не истолочь в ступе», жестоко его карал; часть бояр погибла, часть бежала86 в Венгрию, в Понизье и, вероятно, в Польшу. За счет боярских земель князь укрепил свой домен, шедший на раздачу служилым людям. Новыми льготами он привлек на свою сторону горожан87. По объединении Волыни и Галичипы Роман предъявил свои права па Киев. Наша летопись подтверждает эти сведении, а одну из этих поговорок Романа мы еще встретим в ней позднее»

Роман унаследовал суздальский союз галицких князей. Вместе со Всеволодом Большое Гнездо они вытеснили из Киева черниговских и смоленских князей и посадили в нем луцкого, волынокого князя Ингвара Яросла- вича (1202 г.).

Став твердой ногой в Киеве, Роман урегулировал русско-половецкие отношения (см. стр. 213), восстановив при этом дипломатические связи с Византией (см. стр. 201) и Венгрией (см. стр. 182). Попытка Рюрика Рос- тиславича продолжать борьбу с помощью Чернигова и половцев привела к новому разорению Киева (1203 г.) и закончилась тем,, что Киев попал в зависимость от Романа, а Рюрик был пострижен в монахи.

При таком широком размахе внешнеполитических действий Романа не вызывает удивления и его вмешательство в польско-немецкие отношения. К сожалению, источники здесь очень скудны, но они говорят, что в 1205 г. Роман выступил против, видимо, союзного Вольфам Лепшо Белого88, имея целью продвинуться в £аксо~ т-гию. Это известие сохранилось в хронике монастыря Трех источников, что находится во Франции в округе Шалой на Марне 89.

Думаю, что в качестве галицкого кт-тязя Роман унаследовал не только суздальский, тто и германский союз (см. стр. 221), а также старые торгово-политические поморские связи.

В Поморье еще существовали княжества ХПециньское, Гданьское и Славянское. Князь последнего Богуслав I, по свидетельству Арнольда Любекского (умер в 1212 т.)\ в 1180 г. признал власть императора Фридриха I90, а в 1185 г. датский король Кнут VI тоже принудил его платить дань91; в 1198 г, на Поморье стремится проникнуть бранденбургский маркграф Оттон II92; в 1205 г. на Поморье вновь наступает датский Вальдемар ТТ, в походе которого какую-то роль играл и соперник Летпко Белого великопольский князь Владислав Ласконогпй; он, если верить словам Лешко, сказанным Анне, вдове Романа, и поссорил русского князя с польским 93.

Поморье находилось под ударом Германии и Дании; вмешавшись в борьбу сына Барбароссы Филиппа Швабского с Оттоном TV (сыном Генриха Льва), Роматт, вероятно, рассчитывал укрепить русско-поморскис отношения, а заодно и русско-немецкие связи, выгодные для его взаимоотношений с Польшей, Венгрией, Латинской империей, Никеей и самим папством. Но планам Романа не суждено было осуществиться: заняв два польских города, он пал в битве с войском Лешко 19 июня 1205 г. у Зави- хоста94. Созданное при нем политическое единство Юго- Западной Руси распалось; страну охватила длительная феодальная в(ойна.

Рассмотренный период истории русско-польских отношений позволяет заключить, чтю они были весьма тесными, что сперва Киев и Чернигов, а затем и Волынь и Галич в их борьбе за самостоятельность находили в Польше союзников; в обеих странах, вступивших в период феодальной раздробленности, не было социальных групп, заинтересованных в широкой территориальной экспансии и способных ее осуществить; в то же время даьяие торговые связи, наличие обширных зон обоюдной этнической инфильтрации и общих интересов в колонизации Пруссии содействовали взаимному сближению родственных славянских стран. То та, то другая сторона в соответствии с духом классовой солидарности и тесных матримониальных союзов помогала упрочению княжеской власти; русско-польский союз имел положительное значение и для Польши и для Руси ввиду нараставшего наступления Германии за Одер и за Двину. Новое столетие внесло в эти отношения немалые перемены.

К содержанию книги: Владимир Терентьевич Пашуто. ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ДРЕВНЕЙ РУСИ