ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУСИ ПЕРИОДА ФЕОДАЛЬНОЙ РАЗДРОБЛЕННОСТИ (с конца 11 до середины 13 веков)

В.Т. Пашуто

Смотрите также:

Внешняя политика древней Руси

История России учебник для вузов

Княжое право в Древней Руси

Карамзин: История государства Российского

Киевская Русь

Древняя русь

Внешняя политика Киевской Руси...

Внешняя и внутренняя политика Древней Руси

История древнерусского государства - Руси

Рыбаков. Русская история

Любавский. Древняя русская история

Древне-русские книги и летописи

Ключевский: Полный курс лекций по истории России

НАЗВАНИЯ ДРЕВНЕ-РУССКИХ ГОРОДОВ

Внешняя политика Ивана Грозного

Татищев: История Российская

Русские княжества

Покровский. Русская история с древнейших времён

Иловайский.

Древняя история. Средние века. Новая история

Соловьёв. Учебная книга по Русской истории

История государства и права России

Правители Руси-России (таблица)

РУСЬ И ВИЗАНТИЯ

Византия вступила в XII век, пережив тяжелые удары турок- сельджуков с востока (1071 г.) и тюрков-печенегов с запада (1091 г.); ее позиции на Средиземном море слабели под напором Генуи, Пизы и Венеции; норманы теснили ее в Италии; союзные крестоносцы в результате первого крестового похода (1097 г,) отхватили кусок ее владений в Сирии. В этих условиях связи с Русью приобретали для Комнинов возрастающее значение.

В свою очередь великий князь Владимир Мономах столкнулся с неуклонным ослаблением власти Киева над Волынью, Перемышлем, Полоцком и другими центрами, искавшими поддержки соседних стран. Понятно взаимное тяготение двух правящих домов к союзу который осложнялся давними противоречиями в северном Причерноморье и усиливающимися попытками Византии помешать обособлению русских княжеств, укреплению их церковной самостоятельности, развитию их союзов с враждебными Константинополю католическими державами Европы.

Борьба за торговые пути по Дунаю не затихала и прорвалась во время русско-византийской войны 1116 г. Соперничая с императором Алексеем I Комнином, Владимир Всеволодович по традиции использовал внутривизантий- ские династические распри. В Византии был примерно с 1095 г. известен, надо думать, самозванец2, выдававший себя за Льва, сына императора Романа IV Диогена. Лев тогда бежал из заключения в Херсон к половцам Тугор- хана и с ним успешно напал на Византию. При осаде Адрианополя он был схвачен и ослеплен 3.

На Руси, однако, его самозванцем не считали; он был женат на Марице, дочери Мономаха 4. В связи с осложнениями в русско-византийских отношениях из-за Тмутаракани Лев Диоген был использован русской дипломатией. В 1116 г. Лев вновь и, видимо, с половцами выступил против императора, причем на Дунае на его сторону перешло несколько городов, но в Дерестре (Доростоле, Си- лнстрин) он был убит двумя арабскими лазутчиками, подосланными императором5. В том же году Владимир отправил, вероятно с вЬйском, Ивана Войтишича (т. е. сына Войцеха, родом из служилых поляков или чехов) на Дунай, где тот посадил русских посадников по (занятым Львом?) придунайским городам; впрочем, Дерестр, который в том же году пытались занять сын Мономаха Вячеслав с воеводой Фомой Ратиборовичем, остался за Византией 6. Спор о Нижнем Дунае как границе не прекратился и в период феодальной раздробленности.

Находясь в острых противоречиях с латинянами, Византия, вероятно, настороженно смотрела на развитие союзных связей Киева с правящими домами Германии, Швеции и других стран; в этой связи и возникла переписка между Мономахом и митрополитом — греком Ни- кифором (1104—(1121), которого князь спрашивал о сущности разногласий, вызвавших разделение церквей. Митрополит подробно перечислил 20 вин католиков7, но, понятно, влияния на политический курс Руси не оказал. Ъ «Слове о погибели Русской земли» — памятнике XIII в.— сохраняется представление о Мономахе как сильном союзнике, перед которым Византия заискивала8.

На год, следующий после смерти митрополита, падает восстановление русско-византийского мира, отмеченное браком внучки Мономаха Ирины-Добродеи с Андроником Комнином9 («за цесарь»)10; тогда же прибыл митрополит Никита, привезший, как полагают, драгоценный по тому времени дар — перст Иоанна Крестителя11. Насколько тесными стали отношения, едва ли можно судить (как обычно делается) из того, что в 1129 г. новый великий князь Мстислав Владимирович, лишив столов и имущества пятерых полоцких князей, «преступивших» крестное целование ради союза с половецким ханом Боняком (а значит, и с Черниговом), «поточи» (сослал) их «в Гре- кы» 12. Поддерживались и культурные связи — в Новгород поступали святыни13, сам Мстислав Владимирович заказал в Византии часть украшений знаменитого евангелия 14.

В свою очередь киевские князья старались использовать поддержку митрополита в борьбе с растущей обособленностью княжеств. Во время конфликта Киева с Черниговом и Новгородом митрополит Михаил (1130—1145) тщетно пытался в 1134 г. оказать на Новгород давление 159 ему здесь не верили и отпустили в Киев не раньше, чем закончили суздальский поход; и в 1137 г., когда черниговский Всеволод Ольгович одержал верх над великим князем Ярополком Владимировичем (1132—1139), митрополит Михаил и новгородский епископ грек Нифонт посредничали в их примирении1б; митрополит встречал туровского князя Вячеслава Владимировича, пытавшегося по смерти Ярополка княжить в Киеве 17, и он же содействовал мирной передаче им стола более сильному Всеволоду Ольговичу (1139 г.) 18. В 1137 г. Византии пришлось открыть епископию в Смоленске, где сел грек скопец Мануил 19.

Заняв киевский стол, Всеволод поспешил вернуть из византийской ссылки двух полоцких князей20, Старая политическая структура перестраивалась в новые княжеские группировки — смоленско-волынскую и суздальско- галицкую. Византия и ее митрополит склонялись к под- держке последней, видимо, считаясь с ее влиянием на степь и на речные пути по Волге и Дунаю. Чернигов, правда, столкнулся с противодействием митрополита, который, как полагают21, отлучил Всеволода Ольговича от церкви.

Когда Киев перешел к Волынскому Изяславу Метисла- вичу, судьба Михаила была решена — он был изгнан из Руси, оставив специальное «рукописание», смысл которого сводился к тому, что храм Софии был без него закрыт для службы22 (между прочим, печать этого «архипастыря Руси» найдена в районе Диногеции на Дунае, где скрещивались русско-византийские интересы и археологами прослеживается русское влияние) 23. Изяслав был, как мы видели, в союзе с Венгрией и поддерживал ее в войне против Византии. Возможно, что в этих целях оп использовал и союзных половцев, нападавших па границы империи в 1148, 1154 гг., а митрополичий стол передал крупному книжнику тех лет Клименту (Климу) из Смоленска. Клим был ставленником смоленско-волынской группировки.

Но провести его в митрополиты было не просто; на епископском соборе в Киеве (1147 г.) произошел раскол: из присутствовавших епископов — черниговского, белгородского, переяславского, юрьевского (и капевского), владимирского (волынского), кажется туровского, новгородского и смоленского, двое последних, греки Нифонт и Мануил, потребовали соблюдения старого правила, подтвержденного и ушедшим Михаилом, что митрополита должен назначать греческий патриарх. Если мы вспомним, что Изяслав был в решительной вражде с Византией и в союзе с Венгрией и Польшей, то политический смысл требования этих епископов станет очевидным. По предложению черниговского епископа Онуфрия старый порядок был сломан, и епископы избрали Климента в русские митрополиты. Это был сильный удар по престижу Византии.

Нифонт и Мануил остались при своем мнении. Когда русский митрополит начал ставить своих епископов и попов, изгоняя ставленников греческого митрополита, им пришлось туго. Мануил утратил кафедру и «бегал перед Климом»24. Нифонт был сильнее и к тому же пользовался поддержкой суздальского Юрия Долгорукого, черниговского Святослава Ольговича и самого патриарха, который прислал ему грамоты, «блажа [его] и причитая к святым его, он же боле крепляшеться, послушивая грамот патриаршь». Климу же «мучащюся с ним и научашю на нь Изяслава и своя поборники», но «не може ему успети ничтоже»25; усидели, видимо, и суздальский Нестер и полоцкий Косьма.

Суздальско-галицкая группировка, со своей стороны, держалась византийского союза, и Юрий Долгорукий рассматривался в Константинополе как надежный партнер26, а галицкого Владимира Володаревича Мануил высокомерно и неосновательно именовал вассалом, и, если верить Иоанну Киннаму, император во время венгерско- волыиских войн против суздальско-галицко-византий- ского союза больше сетовал на удары не в Сербии, а в Галичине, на помощь которой в 1150 г. и выступал27, помешав, как мы видели, Гезе лично оказать поддержку Волыни. Ввиду ее политики в Венгрии и Болгарии союз с Галичиной был Византии особенно важен. Ее другой союзник по борьбе с сицилийскими норманами (создавшими в ИЗО г. свое королевство) император Конрад III в 1142 г. прибегал к византийскому посредничеству, когда у него возникли торговые претензии к Руси28. Церковно-полити- ческая борьба, отражая столкновения княжеских группировок из-за власти, земель и доходов, из-за права на симонию и внешнеполитические противоречия, была весьма ожесточенной,

Эта борьба отразилась и в идеологии — провизантийская точка зрения выражена в «Слове против латинян», сочиненном греком Феодосом, игуменом печерским (умер в 1156 г.)29, решительным противником связей Изяслава с католическими государствами. С другой стороны, на Руси имеются тексты, отрицающие факт передачи Халкидон- ским собором 451 г. Константинополю руководства церковью30; высказывалось мнение, что и сказание об апостоле Андрее, возвеличивающее Киев и уничижающее Константинополь, было внесено в летопись при Изяславе31.

Во втором крестовом походе 1147—1149 гг. Русь участвовала вместе с Польшей не на далеком Средиземном море, а рядом, в Прибалтике, где имела давние торговые интересы. Осуждая .волынско-смоленскую группировку за связь с латинством, сама Византия в эти годы искала союза с германским императором Конрадом III против норма- нов Сицилии, стараясь удержаться в южной Италии32.

Русско-византийские отношения еще больше обострились, когда по смерти Изяслава Мстиславича киевский стол занял Ростислав Мстиславич (1154—1168) и когда в Суздальской земле, считавшейся союзной Византии, в 1155 г. вопреки воле Юрия Долгорукого и его соглашению с городской знатыо Ростова, Суздаля и Переяславля сел княжить его сын Андрей (1155—1174), прихвативший с собой из Вышгорода известную на Руси святыню — икону божьей матери византийской работы33. Сидевшие здесь по соглашению — «ряду» его младшие братья Михалко и Всеволод были изгнаны.

Правда, в 1156 г. Юрию Долгорукому удалось занять Киев и на короткий срок осуществить новую перетасовку цорковпой знати. Из Византии к нему выехал новый митрополит Константин, о скором прибытии которого уже знали союзники. Во всяком случае, новгородский епископ Нифонт выехал ему навстречу с собранными для митрополии (но не сданными Клименту) доходами, в связи с чем новгородский летописец, человек ему близкий34, заметил, что в Новгороде многие не одобряли его шага — «инии же мнози глаголаху, яко полупив [т. е. ограбив] святую Софию, пошьл Цесарюграду» 35. В Киеве он, «жда митрополита», умер36.

Новый митрополит — союзник Долгорукого — вместе с епископами Полоцка и Смоленска поспешил на соборе предать проклятдщ покойного Изяслава и снять поставленных Климентом церковных иерархов (кроме попов и дьяконов)37; был лишен должности и суздальский епископ Нестер, вероятно, сторонник Андрея, который отвергал византийский союз Юрия.

В эти годы при дворе Андрея развернулась большая идеологическая работа, проникнутая идеями о древности христианства в ростовском крае (через житие Леонтия, вошедшее в летописание и историографию)38, о равенстве Андрея Юрьевича и византийского императора Мануила39, о древности местных городов и святынь40. И когда митрополит прислал в Суздаль свою креатуру — Леюна, последний был встречен с осуждением: он «ие по Правде поста- вися,.о перехватив Нестеров стол»41 в Его покровитель митрополит вмешивался в большую политику: опасаясь усиления галицкого Ярослава Осмомысла на Дунае, он помешал Долгорукому выдать своему союзнику Ивана Рос- тиславича Берладника. Берладник стал козырем в интригах против Галича42.

Политическая карьера митрополита оборвалась, когда в Киеве вновь сел смоленский Ростислав Мстиславич (1159 г.), от которого волынский соправитель Мстислав потребовал изгнания человека, проклявшего его отца. Мстислав считал нужным восстановить в митрополитах Климента, Ростислав противился, не желая обострять отношения с Византией. На совещании в Вышгороде после жарких споров («речи продолжившися и пребывши крепни межи ими») союзники сошлись на том, что ни Клим, ни Константин не получат митрополии, на которую будет приглашен новый кандидат из Византии; в 1161 г. оттуда в результате посольства из Руси прибыл Федор43.

Между тем Константин «выбогл» из Киева к черниговскому двору Святослава Всеволодовича, где и умер (1159 г.) 44, оставив местному еписвдпу Антонию распоряжение бросить свое тело вне города на растерзание псам. Епископ так и сделал, чем вызвал толки: «народи же вси дивишася [чюдишася] о смерти его». Это подрывало авторитет власти, и Святослав после совета со знатью велел погрести незадачливого митрополита в церкви св.« Спаса 45.

Не усидел на епископии и его ставленник Леон. В местной летописи читаем, что «выгнаша ростовци и суж- дальци Леона епископа, зане умножил бяше церковь, гра- бяй попы (по списку А: церковь пустых грабя)»46. По смыслу сообщения горожане (поддерживая в этом князя) и простое духовенство выступали за дешевую церковь против засилия чуждых им ставленнико.в митрополита-грека. Отголосок подобного же недовольства новгородцев Нифонтом мы отмечали выше. Но вскоре Леон вернулся, найдя поддержку в грекофильских кругах ростовской знати при дворе вдовы Юрия Долгорукого и ее сыновей Михаила и Всеволода.

В 1162 г. Андрей решительно расправился с «передними» мужами своего отца, выслал свою мачеху и ее сыновей — Мстислава и Василько, своего брата Всеволода и племянников — Ростиславичей и (вторично) епископа Леона47 — все эти люди, видимо, сносились с противной партией и мешали единодержавию и политике Андрея. И что же? Они уехали в Византию, где император Мануил дал («дасть царь») Васильку Юрьевичу четыре города «в Дунае», а Мстиславу — «волость Оскалана»48. В это же время византийское правительство сделало шаг навстречу га- лицкому Ярославу Осмомыслу — в Фессалониках был отравлен его соперник Иван Берладник.

Превратности судьбы епископа Леона не кончились. Андрей вно<вь вернул его (причем «гюкаявься от греха»), но в Суздале «не дал ему се дети», а пустил его в Ростов. Впрочем, не надолго, так как вспыхнул спор из-за постов. По мнению княжеской летописи, Леон был не только стяжатель, но и еретик, выступавший за посты. Отмена поста в среду и пятницу, если они приходились на праздники,— особенность русской церковной практики, отличавшая ее от византийской, возникла неизвестно когда50, но уже засвидетельствована игуменом Феодосием в XI в.51 Еще недавно этому вопросу не придавали значения, и Нифонт говорил: «аще едят, добро; аще ли не едять, а луче»52. Возможно, одна из группировок видела в нарушении византийской практики постов проявление пагубного влияния союзов с латинскими государствами53.

Но когда епископ Леон в 1164 г. начал в Суздале (куда прибыл из Ростова) учить «не ести мяс в господския праздники, в среды и пяткы, ни на роя^дество господне», это вызвало общественную бурю— «и бысть тяжа просто велика» и не где-нибудь, а «пред благоверным князем Андреем и предо всеми людми», т. е. перед сословным собором. На этом соборе владыка Федор «упре» Леона54, который был обвинен в ереси и решил ехать к патриарху «на исправленье», т. е. жаловаться.

Леон направился в Чернигов; там Святослав ОЛЕГОВИЧ его «утешил добре» 55. Отсюда он пришел в Киев, где ему в поддержке, вероятно, отказали, где правила другая группировка, где в 1163 г, умер митрополит Федор56 и где Ростислав Мстиславич решил вновь поднять перед Византией вопрос о возвращении на митрополию Климента. Здесь находим еще одно отражение русско-византийских противоречий в борьбе государства и церкви, которая в условиях Руси (как, впрочем, и в католических странах Европы) становилась тотчас же проблемой внешнеполитической в силу того, что церковный эпицентр находился за рубежом.

Епископ Леон на пути в Константинополь встретил императора Мануила, который в связи с венгерской войной стоял лагерем на какой-то реке. При нем находились и послы некоторых русских князей, возможно причастных к кампании, — киевского (Ростислава Мстиславича), черниговского (Святослава Ольго.вича), переяславского (Глеба Юрьевича) и Илья — посол суздальского князя Андрея. Состав послов (Русская земля и Суздаль) дает повод думать, что Византия искала сближения с обеими группировками на Руси, используя церковно-политические переговоры не только с Галичем (где, как и в Смоленске, появляется самостоятельная епйскопия57, но и с Киевом и Суздалем.

Император, узнав о цели поездки Леона, устроил диспут, в котором болгарский епископ Адриан тоже «упрел» его; в запале Леон пустился в спор с Мануилом («мол- вяшю на царя»), но получил по шее от придворных слуг («удариша слуги царевы Леона за шью»), которые едва не утопили его в реке58. Следовательно, Мануил поддержал мнение Андрея Юрьевича по поводу постов.

Видимо, намечалось и сближение Византии со смолен- ско-киевским великим князем, который опасался усиления Суздаля. Киевский посол (Гюрята Семкович), ехавший в 1164 г. в Византию договариваться о возвращении Климента, встретил в Олешье императорского посла, который вез нового митрополита Иоанна. В письме император Мануил просил Ростислава принять этого ставленника и подкрепил свою просьбу богатыми дарами («приела цесарь дары многы Ростиславу: оксамиты и паволокы и всяузо- рочь разноличиая»). В летописи здесь дефект, но из хроники Иоанна Киннама узнаем, что император искал помощи против Венгрии и сблизившейся с ней Галичины.

Хронист говорит, что император отправил на гусь знатного посла Мапуила же, своего родственника (допускают, что он сын Андроника), который должен был напомнить «правителю тавроскифов» (т. е. Ростиславу) о заключении с императором договора и упрекнуть за дружбу к галицкому князю Ярославу, нарушителю договора с Ви зантиеп, гостеприимно приютившему у себя бежавшего из византийской тюрьмы Андроника59; киевский князь будто бы обещал императору помочь против Венгрии60. Ростислав согласился принять Иоанна61 (который умер в 11(36 г.), по в венгерской войне заметного участия не принимал и с Галичем (который поддерживал союз с Черниговом) сохранял дружбу. Впрочем, с Византией он остался в мире и (совместно с Галичем и Черниговом) содействовал охране русской торговли с пей от половецких набегов 62.

Галицко-визаптипские противоречия и договоры касались не только Венгрии, по и северного Причерноморья. Мы помним, что дунайский вопрос был урегулирован при Владимире Мономахе по договору 1121 г. Дунайская русско-византийская граница находилась в ведении киевских князей.

Наступившее обособление Галичины и выход ее правителей в число великих князей повлекли за собой перемены и в Подунавье. Когда Владимир Володаревич объединил в своих руках Галич и Перемышль (1141 г.), киевских посадников на Нижнем Дунае уже не было: звенигородский князь Иван Ростиславич, числясь вассалом Галича, управлял землями Подунавъя, княжа в Берладе, Малом Галиче, Текучем (на р. Серет), как свидетельствует о том выданная им «от стола галпчекого» грамота 1144 г.63

Звенигородский князь не оставил надежд стать местным великим князем; используя поддержку заинтересованного в Дунае Киева, он выступил против Владимира Володаревича в 1144 г., по был разбит и бежал на Дунай, а оттуда в Киев 64. Зависимость Берладского княжества от Галича восстановилась, а князь Иван искал пристанища в Смоленске, Суздале, Чернигове. Когда черниговский великий князь в 1159 г. вновь попытался утвердиться на Дунае, он использовал того же Ивана, который, покинув Киев, с половецким отрядом «ста в городах подунайских» и блокировал шедшую через этот район галицкую морскую торговлю и ведшееся здесь галичанами рыболовство65. Его попытка вновь не удалась, как не принесло успеха и вмешательство в войну самого черниговско-киевского князя с целью «поискать волости» для Ивана Берладника.

Ярослав Осмомысл одержал верх, имея поддержку смоле,нско-волынской группировки, а также Польши и Венгрии:67. Какую позицию занимала Византия, мы не знаемб8. Берладники стали действовать как противники Киева, захватив в 1160 г. у великого князя Ростислава Мстиславича Олешье; киевские войска, вернув эту важную гавань русской черноморской торговли, преследовали их до Дцина (у Дуная, между Дерестром-Силистрией и Килией), где и разбили69. Что Берлад выбыл из состава подвластной Киеву «Русской земли», следует и из слов Андрея Боголюбского, обращенных к одному из князей: «а ты поиди в Берладь, а в Руськой земли не велю ти быти» 70.

Византия внимательно следила за переменами на Дунае: не случайно Иван Берладник юказался в 1162 г. на ее территории в Солуии, где и был, по слухам, отравлен. Заинтересованное в галицком союзе против Венгрии византийское правительство в эти годы заключило какой-то договор с Ярославом, о нарушении которого шла речь в письме императора Мануила князю Ростиславу.

Следовательно, отмеченное нами утверждение Ярослава Осмомысла на Дунае и его сближение в 1159 г. с Венгрией не па шутку беспокоило империю. Это беспокойство особенно возросло, когда в 1164 г. в Галич «прибеже из Царьграда братан [двоюродный брат] царев кир Андроник»71. Этот уже давно связанный с Венгрией Андроник был, возможно, сыном Володаревны и двоюродным братом Осмомысла, который оказал беглецу отличный прием и дал ему несколько городов «на утешегше»72; Андроник заседал в княжеском совете и охотился на неизвестных ему дотоле зубров. В Константинополе ходили слухи, что он набирает скифскую конницу. Исследователи считают, что Андроник знал русский язык73. Галицко-вепгерско- половецкий союз страшил Маиуила. Византийской дипломатии стоило многих усилий восстановить мир с Ярославом: эти усилия Иоанн Киинам маскирует, утверждая, что Ярослав «в невежественной простоте» своей легко порвал с Иштваном III «и обещал всяческую помощь ромеям» 74. Действительно галицко-визаптийское примирение имело место, судя по тому, что около 1165 г. Мапуил прислал в Галич за Андроником в качестве послов двух митрополитов, зовя его на родину; Ярослав со своей стороны отправил с Андроником (ставшим правителем Ки- ликии) епископа Кузьму и знатных мужей75. Когда в Венгрии королем стал Бела III, отношения Византии с ней улучшились, а Галичины — ухудшились.

Если киевско-византийский союз правительству Ма- нуила удалось сохранить, а галинко-визаитийский разрыв, вероятно, ценой каких-то уступок — предотвратить, то взаимоотношения с Суздальской землей сулили ему немало неприятностей. Суздальский край продолжал набирать силу, в новой столице Владимире-на-Клязьме князь Андрей посадил епископом своего ставленника Федора и потребовал от патриархии создания здесь самостоятельной митрополии. Это соответствовало честолюбивым планам князя, помышлявшего о подчинении и Киева и Новгорода (где с 1164 г. возникло при поддержке Византии архиепископство) 7б. Планы князя и его епископа встречали противодействие Смоленска, Волыни, Турова и других центров, чьи церковники, в частности туровский епископ Кирилл, обличали их77.

Не все в переговорах Андрея с патриархом ясно78, но очевидно одно — ему удалось через голову митрополита добиться фактической санкции на перенос епископии во Владимир. Создать здесь митрополию не довелось: «отъяти таковый град [Владимир] от Правды [юрисдикции] епис- копьи ростовскиа и суждальскиа,— писал ему патриарх Лука Хрисоверг,— и быти ему митрополиею — не мощно есть то». Патриарх остерегал князя от попыток подчинить себе епископию, г|розя отлучением от церкви («аще не странен от бога хощет быти»), от которого его не спасет и развернувшееся строительство храмов. Что толку от храмов, если доход пойдет князю — «то не церкви, то хлеви, ни единая же ти будет мзды и спасеииа» 79.

Сменивший Ростислава волынско-киевский великий князь Мстислав Изяславич сохранял мир с Византией и (совместно с Черниговом) поддерживал с ней торговлю80; отношения у него с Андреем были враждебными81. Это отражалось и в церковной пропаганде: киевский митрополит действовал как защитник антисуздальской греческой практики постов; его противником был печерский игумен Поликарп, которому он пытался заткнуть рот (он его «запрети»); союзником митрополита был Чернигов- ряда едиекои Антоний, пытавшийся навязать князю Святославу Ольговичу византийские посты; тот предупредил: «аще ми о сем еще рьчеши, то вывергну тя из епис- копки», и, действительно, он «низверьже» неунявшегося епископа82, из чего, кстати говоря, следует, что Чернигов сблизился не только с Галичем, но и с Суздалем.

Андрей Боголюбский решил наложить руку на Киев, который был взят в 1169 г, суздальскими и союзными им смолеиско-черниговскими войсками. В Киеве сел его вассал Глеб Юрьевич. Это должно было внести перемены п в суздальско-черниговские отношения. Уже само занятие Киева и разорение его богатств и святынь в киево-пе- черской летописи Поликарпа оценивается как происшедшее «грех их {т. е. киевлян] ради, паче же и за митропо- личю неправду». Сам Печерский монастырь, понятно, уцелел, а его игумен Поликарп деятельно сотрудничал с Глебом Юрьевичем83. Византийское правительство поспешило найти какое-то соглашение с сильным суздальским князем.

Вместе с Глебом в Киеве появляется дружественный Андрею митрополит Константин II. Это означало конец политической карьеры епископа Федора. Оп был принесен в жертву целям более широкой политики. Нелегко проникнуть в суть опутанного церковным ханжеством и придворной лестью официозного летописца84.

Дело сводится к тому, что епископ Федор отказался подчиниться распоряжению Андрея, велевшего ему идти в Киев и там у митрополита «поставитися во епископы». Федор не только не пошел, но и отлучил Андрея — «церкви все в Володимери (не в Ростове!) затвори и ключа церковный все к собе взя; и не бысть звонения, ни пенья по всему граду» 85; княжеский летописец утверждает, что бог «отъя у него ум» 86, но он едва ли прав.

Федор знал, что делал,— он, видимо, имел поддержку старой ростовской боярской и церковной знати; а быть может, использовал и социальную демагогию в борьбе за утверждение примата епископской власти: отвергая владимирскую епископию, он «хулу измолви на св. богородицу» 87 и вопреки новой воле князя «на сан наскакал»; в Ростове он вызвал какое-то общественное смятение, и тогда Андрей, «виде озлобленье людей своих сих кротких ростовских», защитил их «мышцей высокой» от Федора88. Это потребовало от князя поддержки тех, кто олицетворял $зтщо»? т, Рр местных властей, ибр в летошещ отэдзано* что «вся земля ростовская не въсхоте благословения [Федора] и удалися от него»; т. е. часть населения была озлоблена, а часть удалилась, бежала89. Перед социальными осложнениями такого рода князь и митрополия были едины. Федор был отправлен в Киев, где митрополит велел неслыханно жестоко казнить его как еретика и злодея90. Суздальско-византийские отношения были нормализованы, успешно развивалась и торговля. Примечательно и расширение в 1169 г. византийскими властями владений русского монастыря св. Пантелеймона на Афоне, бывшего важным посредником в сношениях двух стран91.

В историографии высказаны две точки зрения на сущность описанной выше церковио-иолитической борьбы. М. Д. Приселков считал, что в ее основе «лежит разница воззрений греков и русских на отношение митрополии киевской к патриархату» 92; Н. Н. Воронин уподобляет ее борьбе, которая велась французскими королями с папством, поддержанным теократической партией Бернарда Клервосского; у нас роль теократической партии играл греческий митрополит гт епископат 93.

Мне представляется, что в основе событий лежала борьба княжеских группировок за власть ,и доходы иа Руси, включая поступления от церковных владений; при этом она осложнялась тем, что церковная собственность стала расти на Руси не в пору складывания государства 94, а в пору его дробления, стала элементом феодальной раздробленности. Церковники вступили в эту борьбу, когда светская власть уже захватила наиболее лакомые куски и потому противоречия из-за земли и ренты (частью отраженные в церковных уставах) в связи с созданием все новых епископий (за первые сто лет христианства возникли 5 епископий — киевская, белгородская, переяславская, черниговская и владимиро-волынская; к середине XII в. их прибавилось еще 5 — полоцкая, туровская, ростовская, смоленская, галицкая; ко времени монгольского нашествия их число достигло 16) 95 приобрели особенную остроту. Считаясь с действительностью — ростом самостоятельных княжений, греческая митрополия и ее патриархат создавали новые, выгодные им, епископии, делая все, чтобы оградить их имущество, доходы и права от посягательств местных князей, а самих князей вовлечь в русло византийской политики. В условиях соперничества группировок князей и их внешнеполитической самостоятель- пости эта борьба неизбежно приобретала международный аспект.

Усилия Византии (как и аналогичные действия папства) пе увенчались успехом, потому что на Руси сохранялся коллективный сюзеренитет над Киевом, а ее княжения превосходили размерами иные государства Европы, а также потому, что Византийскую империю раздирали противоречия и ее собственное будущее уже было иод угрозой турок-сельджуков и латинских крестоносцев.

Разгром византийского войска союзниками германского императора Фридриха I турками-сельджуками в 1176 г. (через сто лет после битвы при Манцикерте!) стал предвестником грозных событий; рост экономического влияния союзной нормаиам Венеции и Генуи на международную торговлю, разумеется, не был остановлен ни разгромом венецианских купцов (1171 г.), ни разорением латинских кварталов Константинополя (1182 г.); зависимость же самой Византии от традиционных рынков (в том числе и древнерусского) должна была возрасти. Династия Комнинов кончала свои дни, теряя позиции в Италии (где ее теснили Германия и норманы) и на Средиземном море. Ее власть сбросила Сербия (1180 г.), Венгрия заняла Далмацию, часть Хорватии и Срем (Серем) (1181 г.), Белград и Браничево (1182 г.), а в союзе с сербами — Равно, Ниш II Среден; (1183 г.). Норманы вторглись в Эпир и к осени 1185 г. заняли огромную территорию, включая Фессалоники9б.

Сказанное позволяет лучше понять возрастающее влияние русских великих князей на зависимую от греческого патриарха церковь. Тому пример — Суздаль. Недружественный митрополии летописец решил под 1183 г. поговорить о суздальских делах («мы же убо о сем' по- глаголим») и сообщил, что, когда митрополит Никифор поставил «на мзде» (за взятку) во владимиро-суздальские епископы грека Николу, великий князь Всеволод Юрьевич того «не прия», велев передать: «не избраша сего людье земле нашее, но оже еси поставил, ино камо тебе годно, тамо же и деши [т. е. девай], а мне постави Луку», игумена св. Спаса на Берестове. Тон отношений, как видим, определенный, причем назначение епископа стало делом выбора «людей», т. е., вероятно, сословного собора. Всеволода поддержал киевский князь Святослав Всеволодович (1180—1195), правивший совместно с Рюриком Рос- тиславичем овручским (с -1195 г. он княжит совместно с Давыдом Ростиславичем смоленским). Митрополит по- упирался, но «неволею великою» должен был согласиться 97. Митрополит понимал, что в условиях, когда Византии грозит половецко-болтарский союз, ссориться с Русью невозможно. Через короткое время в 1185 г., как свидетельствует Никита Хониат, бывавшему на Руси и хорошо знавшему степные дела императору Андронику Комнииу пришлось через киевского митрополита «умолять» киевских князей предпринять половецкий поход98.

Митрополит действовал в интересах митрополии я Византии. Когда в 1195 г. волынский Роман, нарушив крестоцелование, порвав с Киевом и Суздалем, вмешался в польские дела и потерпел поражение, то Никифор, ища Византии союзников против половцев и опасаясь волын- ско-польского сближения, советовал Рюрику восстановить мир, что тот и сделал, «послушав митрополита» На следующий год Всеволод Юрьевич потребовал у Рюрика доли-«причастья» в «Русской земле», уже отданного им Роману Мстиславичу, и тот же митрополит Никифор поддержал требование сильного князя, сняв крестоцело- вальную клятву с Рюрика 10°.

Галицко-византийские отношения оставались нормальными, если судить по тому, что последний император династии Комнинов Андроник (1182—1185) пытался бежать к «тавроскифам» 101? т. е. за Дунай, на Русь. Когда престол занял Исаак Ангел (1185—1195) и вслед за освобождением Сербии вспыхнули освободительные движения болгар и влахов, отношения должны были ухудшиться, ибо в 1186 г. русские из северного Причерноморья, видимо Подунавья, вновь помогали Болгарии в ее борьбе за независимость ют Византии.

Когда правительство Белы III, еще ранее порвавшее мир с Византией, неосмотрительно стало претендовать на Галич, митрополит решительно подталкивал киевских соправителей Святослава Всеволодовича и Рюрика Рости- славича на антивенгерский поход: «Се иноплеменьници отъяли отчину вашю, а лепо бы вы потрудитися» 102. Действия Венгрии пугали митрополита вдвойне — она была врагом Византии, ее союзник папа грозил интересам митрополичьего фиска. Хотя поход успеха не принес и гарантом международных интересов Галича на время стал Суздаль (1190 г.), отношения у черниговско-киевского великого князя Святослава Всеволодовича с Византией сложились дружественные 103 — в 1194 г. к его внучке Евфимии Глебовне пришли из Византии сваты, брать ее «за царевича», т. е., вероятно, за Алексея, сына императора Исаака Ангела 104,

Словом, XII век заканчивался при киевско-византий- ском союзе, хотя при дворе уже носились новые веянья: когда Рюрик Ростиславич оплатил в 1199 г. строительство стены Выдубицкого монастыря, то церковники стали превозносить его как «самодержца» и намекать, что он и его жена Анна «патреарынески труд свершающи» 105. Подобная оценка могла сулить слабеющей Византии большие хлопоты. Новый век все изменил. Монгольское нашествие подорвало силу Руси. Разговорам о патриаршестве было суждено замолкнуть на несколько веков.

Еще более окрепли союзные связи, когда галицко-волынские земли в 1199 г. объединились в руках Романа Мстиславича. Помня недавнее вмешательство Венгрии в галицкие дела, он не уклонялся от сближения с Византией, тем более что ослабевшая империя настойчиво искала его помощи против союзных Болгарии половцев. Хроника Никиты Хониата в части, посвященной царствованию Алексея Комнина и Исаака Ангела, вопиет о разорении болгаро-половецкими войсками Фракии и Македонии.

Бывший в Константинополе в 1200 г. новгородский боярин Добрыня Ядрейкович (будущий архиепископ Антоний) видел здесь галицко-волыиское «от великого князя Романа» посольство — во главе с Твердятой Остромири- чем, а с ним Недапа, Домажира и еще двоих 106. Посольство включало знатных людей: источники знают галицкое боярское владение — Печеру Домажиру 107; в переговорах участвовал и киевский митрополит. Хронист Никита Хони- ат большую (и, разумеется, по-византийски преувеличенную) роль в организации успешного похода на половцев «сильного 11 энергичного» Романа отводит «влиянию его архипастыря» 108. Активная политика в степи соответствовала собственным интересам Руси. Поход войск Романа в 1202 г. на половцев и подчинение им Киева произвели, как видно из сообщения Никиты Хониата, большое впечатление при дворе последнего Ангела — императора Алексея (1195—1204). Но дни династии Ангелов были уже сочтены. Падение Константинополя привело к существенным переменам в русско-византийских отношениях,

К содержанию книги: Владимир Терентьевич Пашуто. ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ДРЕВНЕЙ РУСИ