ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУСИ ПЕРИОДА ФЕОДАЛЬНОЙ РАЗДРОБЛЕННОСТИ (с конца 11 до середины 13 веков)

В.Т. Пашуто

Смотрите также:

Внешняя политика древней Руси

История России учебник для вузов

Княжое право в Древней Руси

Карамзин: История государства Российского

Киевская Русь

Древняя русь

Внешняя политика Киевской Руси...

Внешняя и внутренняя политика Древней Руси

История древнерусского государства - Руси

Рыбаков. Русская история

Любавский. Древняя русская история

Древне-русские книги и летописи

Ключевский: Полный курс лекций по истории России

НАЗВАНИЯ ДРЕВНЕ-РУССКИХ ГОРОДОВ

Внешняя политика Ивана Грозного

Татищев: История Российская

Русские княжества

Покровский. Русская история с древнейших времён

Иловайский.

Древняя история. Средние века. Новая история

Соловьёв. Учебная книга по Русской истории

История государства и права России

Правители Руси-России (таблица)

РУСЬ И КОЧЕВНИКИ ПРИЧЕРНОМОРЬЯ

Начало XII в. отмечено решительным переломом в русско-половецких отношениях. После ваковского мира (1101 г.) была начата подготовка к подчинению Половецкой степи, если не всей, то хотя бы ее части, подобно тому как прежде были обузданы печенеги и торки. По решению Долобского съезда князей 1103 г. были нанесены сокрушительные удары но приморским \ придонским 2 и даже по- дунайским 3 половцам. И Чернигов и Переяславль скрепляли свои связи с ханами брачными союзами — сын Мономаха Юрий женился на дочери Аепы (1107 г.), иа другой его дочери — сын Олега Святослав (1107 г.) 4. Сходят с политической арены известные ханы Тугорхан, Алтунопа, Ша- рукан Старый. В 1117 г. Мономах женил сына Андрея на внучке Тугорхана 5. С Дона из-под власти половецких ханов уходят на Русь торки, печенеги 6, хазары-беловежцы 7. Сын Шарукана хан Атрак (Отрок), которого Мономах за- 1нал «во Обезы, за Железные врата» 8, ушел в 1118 г. «в бедственном состоянии» с 20 тыс. воинов на службу к своему тестю грузинскому царю Давиду IV. Царь использовал их в успешных походах на Ширвап, на турок-сельджуков 9. В 1120 г. Ярослав, сын Мономаха, ходил на половцев за Дон, «и не обреть их, воротися опять» 10. Это — «дикие» половцы, а «свои», замиренные в том же году, с другим сыном Моиомаха, Андреем, воевали Польшу11.

Половецкая степь была подчинена: по «Слову о погибели» половцы именем Мономаха стращали своих детей 12. Эта мрачная слава отразилась и в летописях: «его же име- пе трепетаху вся страны и по всем землям пзиде слух его» — это в суздальской13, в южной добавлено: «наипаче же бе страшен поганым» 14; в другом месте вскользь замечено, что он «сам собою постоя на Дону и много пота утер за землю Рускую»ь. Наконец, волынский летописец XIII в . тоже вспомнил Мономаха, который погубил «по- гаиыя измайЛтяиы, рекомыя полойцы», изгнал хана Отрока на Кавказ, а его брат Сарчак едва выжил па Дону. Придворный летописец возносит хвалы Владимиру, «при- емшю землю их всю и загнавшю оканьныя агаряны» 16. Так была решена половецкая проблема государственными руководителями и идеологами Древнерусского государства. Половецкая степь экономически тяготела к Руси; будущее половцев зависело от продолжавшегося развития симбиоза русского земледельческого хозяйства с более отсталым тюркским кочевым 17.

По смерти Мономаха часть половцев пыталась прорвать торкский пояс, двинувшись на Боруч («возмем торкы их»), но рати Ярополк а Владимировича (его посадники сидели в Посемье) отбили их, и они отошли воевать Посулье 18. Вообще в эти годы половцы «налегли» на Русь, и великий князь правил, с ними «перемогаяся», что было не просто, так как Полоцк дружил с «дикими» половцами (полоцкие князья молвили «Бонякови шелудивому во здоровье») 19, а Всеволод Ольгович, завладев Черниговом, «послася по половци» и получил от них 7-тысячный отряд20. Но в целом киевская политика осталась прежней: князь «мужи своп посла, загиа половце за Дон, и за Волгу, и за Гиик [Яик]» 21,

По мере того как разгоралась междукняжеская борьба за Киев, половецкие ханы и их орды втягивались в нее в качестве вспомогательной наемной силы; причем и Половецкая степь оказалась расколотой на сферы влияния: приднепровские, заорельские и, может быть, поморские половецкие ханы тяготели к Киеву, лукоморские, видимо, были в союзе с Галичем, донские скорее всего тянули к Чернигову, а заволжские все сильнее связывались с суздальскими великими князьями.

Черниговский Всеволод Ольгович неоднократно использовал половецких наемников в борьбе за Киев22. В эту распрю втягивают и Новгород, с которым заигрывают обе стороны. Новгородский летописец, дотоле не придававший значения половецкому вопросу, в связи с неудачной попыткой новгородских послов помирить Чернигов и Киев записал: «И не то бяше зло, по боле почаста когаити вой, и по- ловче, и все» 23.

В борьбу за Киев втягиваются и Ростово-Суздальская (где с 1135 г. правит муж половецкой хатупи Юрий Долгорукий) и Волынская (где княжит с 1136 г. Изяслав Мстиславпч) земли. Следить за всеми перипетиями их половецкой политики значило бы детально описывать несчетные распри феодалов. Попытаемся выделить главные линии в этой кажущейся неразберихе войн.

Черниговский Всеволод Ольгович шел на киевский стол во главе русско-половецкой рати24 и, добившись цели, заключил в Малотине мир с ханами Половецкой земли25; отстаивая свои владения от галицкого Владимира Волода- ревича, он водил с собою «половце дикеи вси» 26. Того же курса держался сын и муж половецких хатуией Святослав Ольгович; во время соперничества с Волынью он получил от своих дядьев по материнской линии — ханов «диких» половцев отряд в 300 человек 27. Он и позднее одаривал этих ханов, обменивался с ними посольствами28 и использовал их в войне 29.

Юрий Долгорукий в своей киевской политике учитывал значение степных наемников особенно потому, что торк- ский киевский корпус тяготел к союзу с Волынью. Поддерживая Чернигов против Волыни, Юрий получил Посемье 30, где его сын Глеб, сидевший в Курске, разместил своих посадников. Понятно, что пришлось иметь договор — «ряд» и «роту» с местными половецкими поселенцами, которые жили недалеко от Выря, «за полем». Эти половецкие силы — невелики. Глеб потребовал от Выря сдачи, грозя: «Оже ны ся ие предаете, дамы вы половцем на полой». Небольшой городок устоял, как устоял и Бьяхапь31.

Когда Долгорукий сам вступил в дело, то роль «диких» половцев возросла, местные ханы — давние противники Киева, и потому к Юрию па р. Супой пришло «многое мно- жьство» половцев, которых он и использовал против смоленских и вепгеро-польских союзных ратей волынского Изяслава32. Среди ханов был и Севенч Бонякович, который поплатился жизнью, ие достигнув задуманного: «Хощю сечи в Золотая ворота, яко же и отець мой» 33. Видимо, в половецком эпосе жило предание, будто Боняк рассек мечом Золотые ворота. Во всяком случае он сложил голову где-то на Киевщине 34.

В борьбу за Киев Долгорукий вовлек всю Половецкую :;емлю «межи Волгою и Днепром» 35 и после нескольких неудач 36 заставил опасавшихся половецкого погрома киевлян открыть ворота37.

Заняв Киев, Долгорукий должен был как-то урегулировать отношения и с торкской (в Переяславль он посадил знатока степной политики Глеба) 38 и с враждебной ей половецкой служилой знатью: в Кане в е делается попытка найти общее русско-торческо-половецкое соглашение 39, и, наконец, был достигнут мир на сиеме у Заруба 40.

Сильные князья привлекали половцев и к распрям внутри своих княжеств: в 1154 г. Долгорукий передал Рязань сыну Андрею, а местного киязя Ростислава «прогна в половцы». Но тот, наняв половцев, напал ночью на Рязань, и Андрей «одва утече об одном сапоге», потеряв дружину41.

Волынский князь Изяслав Мстиславич тоже не пренебрегал половцами, он делал это осторожно, чтобы не лишиться поддержки киевского торческого корпуса. Услышав о падении в Киеве черниговского Игоря, половецкие ханы «прислашася» к Изяславу, «мира просяче» 42. Это, видимо, союзные Киеву половцы, разделявшие его судьбу и не имевшие возможности самостоятельно существовать между торками и «дикими» половцами. С этими половцами Изяслав и заключил мир у Воина 43. Не связано ли с этим во- лынско-половецким договором усиление половецких нападений через русско-византийскую границу за Дунай, на империю в 1148, 1154, 1160 гг.? 44

Постоянные половецкие набеги подрывали экономику русского, особенно черниговского, лесо-степного пограни- чья. По общему мнению, это был голодный край. Мономах писал: «И седех в Переяславли 3 лета и 3 зимы [видимо, 1095—1097 гг.]... многи беды прияхом от рати и от глада» 45; в 1140 г. князь Андрей Владимирович, противясь воле Всеволода Ольговича и отказываясь идти в Курск, говорил, что лучше смерть, чем Курское княжение 4б. В укрепленных городках Моравийске, Любече, Всеволоже и других сидели «псареве же половци» 47 — так говорил, правда прибедняясь, Святослав ОЛЕГОВИЧ, державший эти земли при Изяславе Давыдовиче 48; а позднее, в 1161 г., Изяслав Да- выдович, отказываясь покинуть Киев, в свою очередь писал ему: «в половци не могу ити, а у Выри не могу голодом мерети» 49.

Попытка Святослава с помощью 20-тысячной рати «диких» половцев хапа Башкорда одолеть волынско-смолен- скую группировку успеха не принесла, натолкнувшись па сопротивление торческого корпуса 50. Сами же эти половцы, кажется, продвинулись западнее и были перебиты галицко- волынскими и другими князьями между Мупаревом и Яро- полчем 51. После совместных киевско-галицких походов па днепровско-днестровско-дунайское Причерноморье против берладников и половцев (Олешье, Дцин) 52 в этой части степи утвердилась власть галицких князей. Берлад в понятие «Русской земли» не входил.

Княжеские усобицы тяжело отражались и на степи: когда киевско-смоленские Ростиславичи установили матримониальный союз с ханом Белгуком 53, Ольговичи и их приверженцы разоряли вежи этого хана и других, дружественных ему 54.

Волынско-черниговские распри отражались на стабильности союзов со степью и устойчивости трех важных торговых путей — Залозного (на Кавказ и в Переднюю Азию), Соляного (в Крым) и Греческого (в Византию). Это должно было вызывать ропот киевских горожан, особенно купечества, которое уже как-то раз грозило уйти в греческую землю. Суздальские и волынские союзы с кавказскими государствами не решали всех возникавших здесь проблем. Выход был один — союзные действия. Когда речь шла о походе на степь, князья легче находили общий язык. Инициатором похода стал волынско-киевский Мстислав Изяславич, на снеме князей 1170 г. в Киеве заявивший: «Братье, пожальте си о Руской земли и о своей отчине и дедине. Оже несуть христьаны па всяко лето у веже свои, а с нами роту взимаюче, всегда пероступающе; а уже у пас и Гречскый путь изъотимають и Солоный и Залозный; а леи о ны было братье възряче иа божию помочь и на молитву св. богородици поискати отец своих и дед своих пути и своей чести» 55.

Здесь сформулирован принцип прав русских князей на южные торговые пути. Так был организован киево-волын- ско-черниговский поход на заорельских половцев в район рек Орель, Самара, Оскол; использовались в нем и рати торков. Разорение веж, освобождение из плена русских, угон полона и скота, ссоры из-за добычи (Мстислав, например, вызвал осуждение других тем, что пустил в разъезд своих седельников и отроков-кощеев и награбил больше) сопровождали этот поход 56. Может быть, это и укрепило Соляной путь, но, кажется, ослабило Греческий, если вообще что-нибудь значат эти разговоры о путях.

Как бы то ни было, вскоре («по мале») Мстислав собрал в Киеве новый снем, уже только киево-волынских князей, и опять повел речь о походе: «Се, братье, половцем есме щгого зла створили, веже их поимали есмы, дети их пойма- лы есмы, и стада и скот; а тым всяко пакостити гречнику вашему и залознику. А быхом въшли противу гречнику». На этот раз союзники дошли только до Канева, где и перессорились 57,

Когда Киев попал под тяжелую руку Андрея Боголюб- ского, волынскому князю пришлось отступить; суздальский ставленник Глеб Юрьевич помимо «диких» половцев сумел привлечь часть торков-берендеев 58. Разорению Киева суз- дальцами в летописи уделено меньше места, чем переговорам с «дикими» и своими поросскими половцами в Переяс- лавле и Корсуни; ta все потому, что входившие в торческий оборонительный пояс половцы пограбили церковный город Полоный. С «дикими» был заключен «ряд», скрепленный клятвой, а поросских с помощью берендеев успешно погромили 59.

В истории половецкой политики, если брать ее за длительный период, этапы междоусобных распрей с привлечением половецких ратей сменяются совместными княжескими походами в глубь степи. Княжение в Киеве смоленских Ростиславичей сопровождалось острой борьбой против них Чернигова, осложненной действиями окрепшей донец- ко-донской орды хана Кончака60. Черниговские князья Святослав Всеволодович и Игорь Святославич иногда воюют против половцев, но неоднократно привлекают их к своим походам на Суздалыцину — против Всеволода Юрьевича, где грабят Дмитров, в Полоцкую землю — на Друцк61. Столкновение чернигово-половецких сил с Рости- славичами (связанными с торками) закончилось полным разгромом: погибли видные половецкие ханы, в их числе Елтоут — брат Кончака, а сами черниговские союзники Игорь Святославич и Кончак едва спаслись в ладье62.

«Русская земля» стала в 1180 г. совместным чернигово- смоленским владением63, что и привело черниговских князей к новым походам на своих недавних половецких союзников. Поход показал превосходство русских сил: киевские, смоленские, черниговские, галицкие и волынские полки (при участии отряда торков) перешли на «ратную сторону» Днепра, прошли к Ерели, где наголову разбили половецкое войско, включавшее рати 417 князей, из них 16 князей и 7 тыс. воинов были )вз<яты в плен. В плен по- пали ханы Кобяк с сыновьями, Изая, сын хана Беглюка (Билюкович), Башкорт, Глеб Тирьевич и др.64 Словом> едва половецкие ханы стали тревожить торческий пояс, как вновь союзная коалиция огнем и мечом прошла по Заорельской степи. Игорь Святославич в этом походе не участвовал, а самостоятельно разбил небольшую половецкую рать 65. Владимиро-суздальские полки тоже не ходили в этот поход, хотя как раз перед ним Кончак и Глеб Тирь- евич нападали на их Дмитров 66 (если это не какой-то южный город), а затем суздальский Всеволод водил половцев хана Емака на Булгарию 67. На следующий год хан Кончак с большой ратью, вооруженной мусульманскими самострелами «живого огня», подошел к р. Хорол и завязал переговоры, но киево-черниговские войска (при участии 6 тыс, торков) принудили его уйти68, захватив кое-что из веж.

На это время приходится и поход Игоря Святославича, бывший при тогдашней расстановке политических сил явлением очень незначительным, по источниковедчески любопытным. Исходя из того, что «поганы есть всим над обчий ворог»С9, князь Игорь предпринял обособленный поход в 1185 г. Оп описан в двух разных редакциях южной летописи, отраженных (через киевскую летопись 1237 г.) в Волынском своде конца XIII в. (Ипатьевская) и владимирском своде (Лаврентьевская и свод конца XV в.). По первому варианту в поход направились силы Новгорода Северского (Игорь Святославич), Трубчевска (Всеволод Святославич), Рыльска (Святослав Ольгович), Путав ля (Владимир Игоревич) и рать черниговских коу- ев от Ярослава Всеволодовича (во главе с Ольстином Олек- сичем).

Поход здесь осуждается с позиций Киева: ведь Святослав Всеволодович уже сумел «притомити поганыя» и готовил еще летний поход к Дону, собирая у Карачева войска с верхних земель, а этим походом Игорь и его соратники лишь «отвориша ворота на Русьскую землю». Поход малыми силами был плохо подготовлен: «кони тучни всл- ми» были, да и все приметы сулили ему неудачу.

Во владимирском своде оценка похода тоже отрицательная, но с позиций Переяславля (где сидел Владимир Глебович, с которым Игорь местничал 1во время похода 1183 г.): «вдумавше» Ольговы внуки идти в поход — сказано здесь; с русскими князьями не ходили, а теперь затеяли: «Мы есмы ци не князи же, тако же собе хвалы добудем» 70.

Полный разгром был уделом войска Игоря; на родине стоял плач71. В общем, поход Игоря — эпизод феодальной политики в степи.

Последствия похода вызвали впервые с 60-х годов XI в. реальную угрозу Руси, и потому, согласно киевскому варианту, Святослав Всеволодович берет под свою руку По- семье, зовет смоленскую рать Давыда в Треполь, а также черниговскую Ярослава Всеволодовича. На Русь действительно двинулся «весь язык» половецкий, но возникла распря между Кончаком и Кзой, первый пошел к Пере- яславлю, второй — к Путивлю72. В переяславском варианте сказано, что киевский князь стерег Русь у Канева, а Владимир Глебович — в Переяславле73. По суздальским данным, половцы бежали rva Дон 74.

В ближайшие годы продолжались половецко-русские столкновения в Поросье, где Кончак «начата часто воева- ти». Киево-черииговский поход до р. Самары не дал результата, так как черниговский Ярослав не стал рисковать пешим полком вдали от своей земли 75. Затем Киев посылал торков, которые захватили половецкие вежи за Днепром. Они были пусты: половцы «бяхуть шли в Дунай» 76. Угроза Руси была предотвращена. В 1190 г. князья Святослав Всеволодович и Рюрик Ростиславич, «утишивъша землю Рускую и половци примиривша в волю свою», мирно охотятся на Днепре 77.

Конечно, мир этот неустойчив, ибо пестрым и сложным был протяженный русско-торческий, земледельческо- кочевой рубеж. Вот типичный пример. Святослав Всеволодович по доносу велел схватить в Торческе местного князя Кунтувдея. Рюрик вьюволил его из беды, но тот бежал к половецкому князю Тоглыю и стал звать его к походу на Русь. Здешние половцы, бывшие в мире с Русью, нарушили его — «потоптали роту» и захватили город Чурнаев, принадлежавший какому-то служилому, некрещеному торкскому князю. Они сожгли острог и двор, захватили весь достаток «и две жены его яша и челяди много яша». И позднее они не раз воевали Поросье 78.

В Торческе Рюрик оставил сына Ростислава, которого черноклобуцкая знать подбила к походу на половцев, говоря: «Се половце сее зимы воюють ны часто, а не ведаем подунайци ли есмь, что ли. А отець твой далече есть, та ко Святославу без лепа и не слем: ныне до нас не добр про Кунтувдея» 79. Из этих слов видно, что Поднепровье было лучше укрыто от половцев, чем Подунавье, которым ведали сильные галицкие князья. Обычная половецкая угроза — зто разорение двух-трех пограничных острогов в Поросье, служилая знать которого получала милость киевского князя в зависимости от своих заслуг. Поход с молодым князем не принес выгод. В ближайшие годы смоленско-киевские и черниговские князья не раз ходят в степь до Оскола и охраняют свою границу, либо совершая походы из Канева, либо держа в нем значительные силы80.

Уход к половцам торческого князя Кунтувдея — свидетельство более глубоких трещин в самой степной политике, ибо торки, охотно готовые идти против половцев на Дунай, срывают поход на своих «сватов» за Днепр81. Немалую роль играла в половецкой политике дипломатия. Неудачи в ней дорого стоили. Снем с лукоморсктп] половцами (Бурчевичами) в Каневе, неуспешный по вине Святослава 82, повлек обострение отношений: киево- смоленско-черниговским князьям пришлось быть настороже («доспешным быти») и в конце концов просить поддержки у могущественного суздальского Всеволода.

Но последний, как видно из его письма-ноты великому князю Рюрику83, потребовал в виде русского «причастья» волость «лепшую» с городами Торческ (где остался его зять Ростислав Рюрикович), Треполь, Корсунь, Богуславль, Канев, т. е. ключевые позиции в торческом оборонительном поясе84. Это сближение не было прочным, ибо суздальский князь предпочитал выгодный мир с Черниговом и Волынью трате сил на Киев. Вскоре Рюрик отобрал эти города у суздальских посадников85. В эти годы и Киев86, и Суздаль87, и Чернигов88 не раз использовали «диких» половцев в своих целях на Руси.

У суздальского Всеволода было достаточно средств, чтобы независимо проводить энергичную политику в степи: в 1199 г. он с сыном Константином направил войско, заставившее донских половцев с их вежами бежать к морю89. О Рюрике этого сказать нельзя: он не мог удержаться в Киеве один и против Чернигова, и против Галича и Волыни, соединившихся в руках Романа Мсти- славича. Последний, как и Всеволод, самостоятельно повоевал половецкие вежи 90.

Как пагубно сказывались распри князей на защите интересов Руси, лучше всего свидетельствует их борьба за Киев. Смоленский Рюрик Ростиславич вместе с черниговскими Ольговичами и, видимо, «дикими» половцами («вся Половецкая земля») Коичака и Данилы Бяковича берут в 1202 г. Киев «иа щит» и грабят все без разбора — «а кого дойдет рука»; даже монахов и попов «ведо- ша в поганыя». Не упустили и многочисленных иноземных купцов. Половцы тогда сильно пограбили и церкви: «что по монастырем и по всем церквама, вся узорочья и иконы одраша и везоша погании в землю свою, а град пожгоша» 91. Это свидетельство новгородской владычной летописи ие оставляет сомнений в упадке степной политики: то, чего половцы не могли достигнуть как враги Руси в XI в., они добились как союзники недальновидных князей в XIII в.

Галицко-волынский Роман, державший и Подунавье, не мог одобрить такой политики Киева, поддержанного Черниговом. В том же году он ходил на Рюрика к Овру- чему, «отводя и от Олговичь и от половець» и требуя его присяги суздальскому Всеволоду и себе92. Видимо, это ему удалось, ибо на следующий год был предпринят совместный киево-волынский поход на половцев, и без того жестоко страдавших от бескормицы в ту лютую зиму. По па снеме в Переяславле Роман не поладил с Рюриком, захватил его и постриг в монастырь, а сыновей Ростислава и Владимира отправил в Галич 93.

Взаимоотношения с Половецкой степью — сложнейшее звено русской внешней политики. Русь сумела в трудной военно-дипломатической борьбе удержать лесостепную границу; вплоть до монгольского нашествия она (используя отношения с другими державами) сохраняла свои позиции на торговых путях — на Волге, Дону, Днепре, Днестре, Серете и Нижнем Дунае.

Играя решающую роль в Половецкой степи, Русь оказывала все возрастающее влияние на судьбы северного Причерноморья и на связанную с ним политику таких стран, как Венгрия, Болгария, Византия, зависимость которой от русской степной политики (как свидетельствуют события 1185 и 1202 гг.) очевидна.

На долю русского народа выпала нелегкая задача в течение многих десятилетий противостоять напору половецких орд, разорявших около Vis территории Руси94. Трудность борьбы усугублялась тем, что князья разных русских земель не имели, как правило, единой степной политики. Прошло немало времени, пока удалось добиться крупных побед, стоивших русскому народу, в первую очередь жителям степного порубежья, больших жертв. Цивилизация средневековой Европы многим обязана Руси, которая вплоть до монгольского нашествия выстояла в этой суровой борьбе.

К содержанию книги: Владимир Терентьевич Пашуто. ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ДРЕВНЕЙ РУСИ