Вся электронная библиотека >>>

Микроэкономика

 

 

 

Изменения институциональной структуры в переходный период (1991 – 1999 гг.)

 

В литературе по вопросам земельной реформы и приватизации в сельском хозяйстве основное внимание уделяется: реорганизации крупных товарных производителей (колхозов и совхозов), которые были преобразованы сначала (1992 г.) в АО и ТОО, затем (1996 г.) в ООО, а теперь (1998–1999 гг.) стали повсеместно преобразовываться в сельские производственные кооперативы (СПК); диспаритету цен на сельхоз- и промышленную продукцию и сокращению финансовой поддержки АПК со стороны государства[1]. Признавая важность всех этих проблем, мы тем не менее считаем, что корректное понимание процессов социально-экономических преобразований в АПК и сельской местности возможно только с учетом изменений характера местного самоуправления, социальной роли и экономической значимости сельских домохозяйств и коллективных хозяйств, а также появлением новых хозяйственных субъектов. Другими словами, мы настаиваем на том, что корректное понимание процессов социально-экономических преобразований в АПК и сельской местности возможно только с учетом изменений, связанных с формированием новой институциональной структуры.

Институциональная структура, сложившаяся в сельской местности к настоящему времени, показана на рис. 6.2. Сравнение различий рис. 6.1 и 6.2 позволяет более полно и наглядно видеть основное направление и характер происходящих перемен. Для целей нашего анализа наиболее существенным является изменение позиций главных агентов действия, а именно: местных органов власти, домохозяйств и крупных товарных производителей. Эти изменения носят отнюдь не формальный характер. Более того, их значимость и глубина раскрываются во времени и имеют тенденцию к нарастанию.

В наиболее сложном и противоречивом положении в результате происходящих перемен оказались местные органы власти. С одной стороны, к ним постепенно шаг за шагом перешла вся полнота ответственности за планировку и застройку села, инженерную и социальную инфраструктуру, а также социальное обслуживание и организацию сельской общности. Короче, к ним по наследству перешло выполнение всех непроизводственных функций, выполнявшихся ранее коллективными предприятиями. С другой стороны, тогда как у коллективных предприятий была в свое время ограниченная материальная база для выполнения указанных функций, сельская администрация начала всем этим заниматься примерно с 1994 г., не имея никакой материальной и финансовой базы. Подобное положение дел сохраняется вот уже более пяти лет, и его решение на федеральном уровне не просматривается в сколько-нибудь обозримой перспективе. В этих условиях субъекты Федерации постепенно начинают брать инициативу в свои руки. Хорошим примером здесь может служить введение в Белгородской области единого продовольственного налога на сельхозпроизводителей (1996 г.), выплаты по которому служат основой финансирования расходов местных органов власти. Как результат, по нашим наблюдениям, в последние годы бюджетники в сельской местности этой области получают зарплату куда более регулярно, чем их коллеги в других регионах.

 

 

Весьма запутанным остается и вопрос о статусе органов самоуправления в сельской местности. Как известно, председателей сельсоветов сменили главы сельских администраций, которые по большей части являются назначенцами районного звена (Новгородская, Ростовская обл. и др.), реже выбираются законодательными органами районного звена (Тверская обл.) и совсем уже редко избираются населением (Липецкая обл., Ставропольский край и др.). Кроме того, в ряде субъектов Федерации местное самоуправление вообще свернуто (Калининградская обл., Республика Коми, Республика Удмуртия и др.). Вряд ли нужно доказывать, что зависимый глава администрации будет всегда отстаивать интересы селян только с оглядкой на свое районное начальство. И это справедливо, так как своя хорошая, а главное регулярная, по нашим временам, заработная плата, в конечном счете ему дороже и актуальнее вечных и трудноразрешимых проблем сельской жизни.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Рис. 6.2. Институциональная структура в сельской местности современной России

Переходя к сельскому домохозяйству, уместно отметить, что сегодня оно является центральным агентом организации не только местной жизни, но и всего сельскохозяйственного производства. При этом очень хочется сказать – крестьянское хозяйство, тем самым как бы открывая возможность протянуть историческую нить сравнения и доказательств из глубин жизни российской деревни, существовавшей до 1929 г. Конечно, курс на коллективизацию не изменил одномоментно крестьянского лица страны. Понятно, что такого рода процессы инерционны, и Россия еще долгое время была, а многие считают, что и сейчас остается крестьянской страной. Вместе с тем отождествление сельского домохозяйства и крестьянского хозяйства сегодня возможно лишь при одном условии, а именно, признания, казалось бы, вполне простого и очевидного факта: крестьяне – все те, кто работает непосредственно на земле.

Наблюдения процессов, происходящих в российской деревне, показывают, что сегодня многие наиболее успешные домохозяйства в социальном плане представлены учителями, врачами, работниками культуры, торговли и другими специалистами, причем не только аграрного профиля. Признав всех их крестьянами, мы как бы открываем путь оправдания сложившейся практики, когда учителя вынуждены "отдыхать" от насущных забот в школе, медперсонал – в поликлиниках и фельдшерских пунктах, и т.д. Вряд ли нужно доказывать, что все это отнюдь не безобидные вещи. Подобная практика еще отзовется сторицей на падении качества человеческого капитала всей возрастной структуры населения. Другими словами, сегодня в сельской местности (да и не только в ней) практически все домохозяйства делают именно то, что в более благоприятных условиях должны были бы делать только крестьянские хозяйства.

В любом случае, в 1998 г. примерно 14 млн. сельских домохозяйств[2] с помощью городских садоводов произвели 57% общего объема сельскохозяйственной продукции. В 1992 г. доля произведенной ими продукции составляла 32%. За этот же период доля крупных товарных производителей сократилась с 67 до 41%. Разница в 1% в 1992 г. и 2% в 1998 г. принадлежит фермерству – вновь созданному аграрному производителю[3].

Эти успехи были достигнуты домохозяйствами путем резкого наращивания объемов тяжелого, неквалифицированного ручного труда и ограниченного использования техники, кормов, удобрений, а также услуг коллективных хозяйств. Поэтому отсутствуют какие-либо основания надеяться, что модернизация и дальнейший рост производства в них, равно как и создание устойчивой и конкурентоспособной системы сельскохозяйственного производства, возможны без дальнейшей более тесной кооперации с крупными хозяйствами и поддержки всей вертикали законодательной и исполнительной власти.

Вместе с тем в институциональном плане изменения так глубоки, что сегодня в сельской местности ни одно крупное агропромышленное предприятие не сможет встать на ноги без непосредственной договоренности и консенсуса с домохозяйствами. Самый краткий ответ на вопрос о причинах такого положения дел однозначен – "растащат". При этом растащат – это не только и не в первую очередь разворуют. Это включает в себя и до основания полную "разборку" по имущественным и земельным паям, когда вновь реорганизовать или банкротить уже будет поздно и просто некого и нечего.

Глубинный смысл происходящих институциональных перемен состоит в том, что если ранее местная власть и домохозяйства были в полной зависимости от основной производственной единицы, оперировавшей на их территории, то сегодня крупные товаропроизводители целиком и полностью зависят от домохозяйств и в значительной степени от сельской администрации. Сегодня уже избрание председателя ООО или СПК зависит от главы сельской администрации, а требование раздачи земельных паев в натуре постоянно висит над руководителями производства как дамоклов меч. Кроме того, с появлением в селе других товаропроизводителей у домохозяйств появляется возможность выбора как мест приложения труда, так и сдачи в аренду своих земельных паев. "Причина на поверхности: за пользование 10-гектарным наделом земли Шеблаков (директор сельхозпредприятия "Русь" в Ставропольском крае – прим. автора) отдает ежегодно крестьянину 1300 килограммов зерна в виде арендной платы. Чурин (руководитель казачьего хозяйства "Нива" – прим. автора) и здешние фермеры – втрое больше"[4]. Селяне просто вынуждены искать лучшей доли, так как в среднем по стране, по нашим наблюдениям, сельхозпредприятия дают в качестве дивиденда около 5% зерна, собранного с арендуемой ими земли, тогда как фермеры до 30%. Кстати сказать, основные коллизии отношений крестьян и помещиков в крепостной России происходили вокруг десятины, т. е. 10%.

В целом, по нашим наблюдениям, трансформация ранее выделенных пяти функций сельских домохозяйств, а соответственно и экономического поведения селян, идет в следующем направлении.

Первая. Основная часть трудоспособного населения села, прежде всего практически все занятые в основном производстве, а также молодежь и женщины испытывают большие напряжения в сфере труда и его оплате. В общественном производстве их труд либо никому не нужен, либо "нужен", но без оплаты. Изменения характера выполняемых ролей и связанная с этим потеря статуса, как правило, ведут к маргинализации селян, которая имеет две крайние формы выражения: с одной стороны, растущая полная самозанятость экономически активного населения, а с другой – люмпенизация определенной части селян. Среди деклассированных, опустившихся людей, значительную долю составляют бывшие механизаторы (водители, комбайнеры и трактористы), которые, как оказалось, лишившись "стальных коней", ничего другого не могут и не хотят делать. В двух наблюдаемых селах, а именно в с. Латоново и Святцево, где положение в коллективных хозяйствах просто критическое, как полная самозанятость, так и люмпенство (дословно с немецкого – "лохмотья") составляют уже весьма заметные доли. "Надо видеть с каким остервенением разграблены бывшие совхозные постройки: зернотока, теплицы, животноводческие помещения… Проворовались, проели, профукали – остались без работы, на что жить? Теперь уже не стесняются воровать у соседа, чего в деревне с голодных годов не было"[5].

Уместно обратить внимание и на тот факт, что с ростом самозанятости традиционное представление о трудовых ресурсах теряет свое познавательное значение. Напротив, все еще блуждающая на окраинах нашей социально-экономической науки категория "человеческий капитал" приобретает реальное содержание. Именно в терминах человеческого капитала намного легче и доступнее понять процессы, происходящие в последние годы в сферах труда и производства в сельской местности.

Вторая. В домохозяйстве семья продолжает обеспечивать процесс воспроизводства населения и социализацию подрастающего поколения. Однако резкое падение качества обучения в школе, обусловленное дополнительной занятостью учителей на личных подворьях, а также повышение затрат на школьное и тем более последующее обучение ведут к тому, что в селах появляются дети, прекращающие учебу или формально числящиеся в школе. Сегодня в нормальных семьях расходы на обучение детей уже идут отдельной строкой семейного бюджета. Под эти затраты во многих домохозяйствах целевым назначением выращивается скот, реализуются мясо, молоко, яйца и другая продукция.

Третья. Сельские подворья и семьи в них из агентов личного потребления повсеместно трансформируются в мелкотоварные хозяйства. Поэтому проблемы доступности земли (прежде всего ее аренда), а также строительства, реконструкции и модернизации жилья и подворий становятся все более актуальными в сельской местности. Совершенно не случайно во многих районах сельской местности нашей страны в последние годы наблюдается самый настоящий бум индивидуального жилищного строительства. Как отмечалось в одной из редких публикаций по данному вопросу, нескончаемая лента новых домов из красного кирпича протянулась через широкие просторы Краснодарского края[6]. Близкая к этой картина наблюдается в Белгородской, Орловской, Ростовской, Саратовской и других областях. Думается, что о проблемах этого реального, а не идеологического "красного пояса" должна бы болеть голова у руководителей всех ветвей и уровней власти.

В изменившихся условиях домохозяйства инвестируют средства прежде всего в морально устаревшую жилищную и хозяйственную застройку, ограничивающую возможности выполнения ими новых функций. И об этом "красном поясе", казалось бы, надо думать федеральным властям и принимать в расчет его появление.

Четвертая. В связи с превращением сельских подворий в мелкотоварные хозяйства категория "личное подсобное хозяйство" (ЛПХ) практически утратила смысл применительно к положению дел в сельской местности. Если ранее, как отмечалось выше, эта категория имела содержательный смысл, так как поступления с приусадебных участков составляли в среднем 10–15% доходов сельской семьи, то сегодня даже по официальным данным натуральное потребление продуктов питания из ЛПХ составляет в сельской местности более 75% общих расходов семей на питание[7]. Более того, повышение доходов сельских подворий во многих случаях не только приостановило (компенсировало) падение уровня жизни, обусловленного падением трудовых доходов, но и способствовало заметному росту семейного благосостояния. Поэтому сегодня, на наш взгляд, правильно говорить именно о домохозяйстве или сельском подворье, но никак не о ЛПХ.

С учетом сказанного отказ Совета Федерации поддержать принятый Думой Закон "О личном подсобном хозяйстве" (1998 г.) следует рассматривать как шаг в правильном направлении. Сегодня российское село нуждается в законодательном акте, закрепляющем и институционализирующем новый статус домохозяйств как владельцев земли и весьма важных производителей сельскохозяйственной продукции, товаров и услуг в сельской местности. В содержательном плане такой акт в известном смысле может быть близок к принятому Конгрессом США в 1862 г. "The Homestead Act"[8]

Пятая. Все домохозяйства продолжают быть так или иначе вовлеченными в местную жизнь. Причем их взаимосвязь и взаимозависимость от местных органов власти существенно возросли. Этому способствует ряд факторов. Среди них в первую очередь следует отметить тот факт, что сельская администрация является на сегодня основным арендодателем земли для домохозяйств; вся инженерная и социальная инфраструктура так или иначе оказывается связанной с деятельностью сельской администрации; социальное расслоение (прежде всего люмпенизация) ведет к повышению девиации, а значит, и необходимости поиска средств личной и хозяйственной безопасности в общественном секторе и т.д. Так, один из наиболее распространенных мотивов заметного сокращения числа птицы в подворьях с. Святцево связан с участившимся ее воровством.

Наконец, последняя по списку, но не последняя по значению, новая – шестая функция, связана с изменением характера земельных отношений и местом домохозяйств в этом процессе. Конечно, сегодня в земельных отношениях существует ужасная сумятица и неразбериха. Вместе с тем все это с полным основанием можно охарактеризовать как "лиха беда начало". От традиционного приусадебного участка домохозяйства медленно, но неуклонно движутся не только к более полному контролю над своими земельными паями, все еще находящимися в пользовании крупных хозяйств, но и к фактическому наращиванию используемой земли. По нашим данным, в трех ежегодно обследуемых селах средний размер земли, обрабатываемой домохозяйством, составлял в 1997 г. 1 га, а в текущем (1999) году в с. Святцево, в связи с полным развалом производства в коллективном хозяйстве, каждой семье выделено дополнительно 2 га земли под сенокосы; в с. Латоново уже около 40% домохозяйств передали свои паи из коллективного в фермерские хозяйства и т.д. Вполне естественно, что столь глубокие изменения требуют как новой (и все еще отсутствующей) законодательной базы, так и просто времени для осмысления всеми участниками земельных отношений новых реалий.

Несмотря на все трудности переходного периода, крупные сельскохозяйственные производители продолжают существовать. Правда, в 1998–1999 гг. около 90% их были убыточными[9], но известны примеры, хотя и довольно редкие, благополучия и даже процветания[10]. В любом случае в институциональном плане положение крупных производителей существенно изменилось. Во-первых, по многим показателям хозяйственной деятельности они уже не монополисты. Во-вторых, они перестали быть основой социальной жизни и быта в сельской местности. И, в-третьих, что, возможно, самое главное, из землевладельцев они превратились в землепользователей. Конечно, сегодня у всех у них, как говорится, "забот полон рот". Поэтому общественному сознанию все еще довольно сложно понять, что на пути возрождения крупных коллективных сельхозпроизводителей последнее обстоятельство, возможно, самая большая и труднопреодолимая проблема.

Фактически коллективные хозяйства загнаны в безвыходное положение. Законодатель, изменив отношения собственности, оставил неизменными трудовые отношения. Мотивация данного шага загадочна: то ли законодатель по простоте душевной, как неопытная девушка, полагал, что все рассосется само собой, либо он действовал с умыслом, как матерый охотник, полагая, что из такой западни живым еще никто не выбирался. В любом случае коллективные производители оказались в ситуации, когда, с одной стороны, все участники производства – партнеры, сдавшие свои имущественные и земельные паи с мотивацией на получение определенной доли в доходах и прибыли по результатам годовой деятельности товарищества (общества). Естественно, отнюдь не простая мысль о необходимости изменений трудовых отношений от начальников и подчиненных к отношениям равных или старших и младших партнеров никем не ставилась и не обсуждалась. В результате, сдав свои паи сегодня вечером и став партнерами, все члены товарищества на следующее утро пришли на работу как наемные рабочие, с совершенно другой мотивацией, а именно желанием получить в ближайшие две недели как можно более высокую заработную плату. И когда некоторое время спустя все поняли, что их роли и статусы фактически остались неизменными, а по итогам года грядут одни убытки, внутренний зов самосохранения: "Забрать свое, пока еще что-то можно взять", – стал доминантой всей мотивации партнеров–наемных работников. Потребовалось всего несколько лет и всем стало ясно, что во многих хозяйствах уже и брать нечего. Кстати сказать, совершенно несправедливо упрекать при этом селян в их темноте, хитрости или корысти. Напротив, здесь просматривается мотивация предельного рационализма. Точно так всегда и везде ведут себя вкладчики банков, когда узнают, что тот, кому они доверили деньги, банкрот или близок к такому пикантному положению. Приходится только удивляться живучести и богатству коллективных хозяйств, в которых, несмотря на все происходящее, еще что-то есть, что-то делается и производится. В кризисную осень 1998 г. можно было наблюдать, как при несопоставимо меньшем, одноразовом давлении буквально рассыпались и прекратили существование гигантские мертворожденные финансовые структуры пореформенного периода.

Кроме того, полезно обратить внимание и на тот факт, что в советский период крупные товарные производители были частью государственной системы, в которой им четко прописывались обязанности, связанные с производством продукции и сдачей ее в "закрома родины". Хорошо или плохо, но под выполнение этих задач они имели соответствующее материально-техническое и финансовое обеспечение.

В противоположность этому вновь созданные по результатам реорганизации товаропроизводители всех организационно-правовых форм свободны от прежних обязательств перед государством. Вполне естественно, что последнее также хотело бы быть свободным от своих старых обязательств перед ними. Опыт показывает, что все здесь далеко не так просто. А возлагаемые на рыночное саморегулирование надежды оказываются призрачными.

Селяне могут услышать, но им просто невозможно понять и принять на свой счет постоянно муссируемый в структурах власти и СМИ риторический вопрос: "Кто накормит страну?" Они вполне разумно полагают, что кормить страну за бесплатно в современных условиях им нет никакого резона. Поэтому они заняты тем, что кормят самих себя, своих родных и близких. А для того, чтобы иметь более благоприятные условия потребления и инвестирования в собственное хозяйство, кое-что реализуют на так называемом колхозном рынке за наличный расчет или посредством бартера. Причем подобным образом ведут себя как домохозяйства и фермеры, так и крупные товаропроизводители. Уже много лет в сельской местности банковские операции скорее исключение, чем норма.

Иначе и не может быть, если учесть, что банковские счета большей части крупных товаропроизводителей блокированы за просроченные платежи, а фермеры и домохозяйства вообще оказались частью неформальной экономики. И если домохозяйства как бы всегда были за рамками хозяйственных отношений, характерных для юридических лиц, то фермеров туда выбросили в 1996–1997 гг. в порядке более полного соответствия их статуса требованиям нового Гражданского Кодекса, введенного в действие в 1995 г., а также в стремлении к упрощению их отчетности путем повсеместного перевода фермеров в категорию предпринимателей без образования юридического лица. Как результат, многие из них, а именно те, кто действительно видит себя в аграрном бизнесе, вынуждены создавать ООО и СПК с целью получения доступа к такой малости, как расчетный счет в банке.

Справедливости ради следует отметить, что, несмотря на всю строгость критики фермерства и фермерского движения, которую можно встретить в печати, фермерство в рассматриваемый переходный период все же состоялось и отстояло свое право на существование как в экономическом, так и социальном отношении. Конечно, сегодня это скорее большой клуб, чем социальный слой, но вряд ли правильно винить в этом фермеров или говорить о том, что российский селянин не может и не желает быть фермером. Скорее, ответственность за подобное положение дел лежит, прежде всего, на законодательной и исполнительной власти федерального уровня.

Вызванное к жизни решениями конца 80-х годов фермерство к 1994 г. составило около 270 тыс. чел. К 1996 г. его численность еще продолжала медленно расти (280,1 тыс.). Однако, как показала жизнь, это был предел возможностей в данных условиях, и в 1998 г. численность фермеров составила 274 тыс. В результате к настоящему времени фермеры обрабатывают около 12 млн. га (6%) пашни и производят, как уже отмечалось ранее, примерно 2% общего объема сельхозпродукции[11]. К сожалению, эти 2% "фермерского урожая" и стали притчей при любом упоминании фермерства. Понятно, что этот вклад далек от весомости, но он не сопоставим с социальной значимостью фермерства в современном российском селе. Сегодня уже трудно найти село, где фермеров огульно ругают, как это было в начале 90-х годов. Им скорее по-хорошему завидуют и благодарят за создаваемые ими рабочие места, оказываемые услуги по реализации сельхозпродукции, а главное за более высокое, по сравнению с коллективными хозяйствами, вознаграждение в счет арендуемой земли.

Наши наблюдения показывают, что сегодня около 8,4 млн. сельских домохозяйств (60%) ведут устойчивое мелкотоварное хозяйство. При этом примерно половина из них, а именно 4,2 млн. домохозяйств, производят основную часть сельхозпродукции на продажу. Фактически это и есть массовое фермерство, или, по крайней мере, его стратегический резерв. Имеется, однако, ряд весьма важных обстоятельств сохраняющейся малочисленности фермерства и трудностей, связанных с его становлением. Среди них в первую очередь следует указать:

-          общую неблагоприятную экономическую конъюнктуру, связанную с продолжительным отсутствием социально-экономической стабильности и высокой степенью риска хозяйственной деятельности;

-          отсутствие рыночной инфраструктуры, банковского кредита и механизмов поддержки малого бизнеса;

-          трудности, связанные с системой налогообложения, и мифы о его высоком уровне;

-          сохранение постоянной связи с коллективным хозяйством, открывающее доступ к использованию его ресурсов (прежде всего техники) и существенно снижающее степень повседневного риска;

-          неформальная экономика имеет свои преимущества и недостатки, и селяне очень хорошо знают всему цену.

Именно поэтому в конкретных условиях сельской жизни как фермеры, так и представители многих домохозяйств на поверхности видят между собой только одну разницу: одни из них фермеры, а другие "колхозники". Правда, при более внимательном подходе фермеры отмечают ценность своей свободы и признают, что за нее стоит платить и рисковать. "Колхозники" же в свою очередь отмечают, что им не надо рисковать и думать о технике и горючем, а за это тоже надо платить.

Конечно, было бы большим грехом не замечать или рассматривать возрождение крестьянского уклада в многострадальной, ранее раскрестьяненной российской деревне как негативный процесс. В переходный период у селян практически не было выбора в этом отношении. Все, кто хотел выжить, фактически были вынуждены, как отмечалось выше, встать на путь превращения потребительского домохозяйства в мелкотоварного производителя. Правящие круги избежали опасного социального конфликта благодаря тому, что в этот процесс оказались включенными не только все селяне, но и значительная часть городского населения, имеющая с селом тесные кровнородственные связи или покупающая на городском рынке более дешевые, чем в розничной сети, продукты питания. Ценой, которую сегодня общество платит за достигнутый таким путем социальный мир, является резкое падение эффективности сельского хозяйства, обусловленное падением объемов производства в крупных хозяйствах и ростом доли мелкотоварного сектора в общем объеме производства сельскохозяйственной продукции. Одно из следствий данных процессов – превращение страны в гигантского импортера продовольствия.

Между тем хорошо известно, что в реструктурированных экономиках наших бывших братьев по социализму мелкотоварное сельскохозяйственное производство является наиболее слабым звеном[12]. И если для сильных экономик Польши и Чехии подобная ситуация служит, хотя и большой, но сравнительно терпимой головной болью, то для более слабых экономик Болгарии, Венгрии и Румынии сохранение подобного положения дел может иметь летальные последствия. И совсем не случайно эти страны так преданно следовали в фарватере политики стран НАТО на Балканах весной 1999 г. Финансовые вложения ЕС и США в модернизацию их сельского хозяйства – единственная надежда и спасение правящих там демократических режимов.

Для нас было бы верхом наивности полагаться в данном вопросе на крупные внешние вливания. Во-первых, таких средств, которые нужны на реструктуризацию нашего совершенно запущенного сельского хозяйства, ни у кого действительно нет, во-вторых, западные инвесторы прекрасно понимают, что, поднимая наше гигантское сельское хозяйство, они растят себе конкурентов на мировых рынках, и, в-третьих, подняв наше производство, они должны будут уйти с огромного рынка продовольствия, который еще совсем недавно был завоеван с таким трудом.

 

 

К содержанию:  ТРАНСФОРМАЦИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ микроэкономический анализ 

 

Смотрите также:

 

Институты государственного регулирования переходной экономики....

В переходной экономике происходит трансформация институтов государственного … Директивное планирование трансформируется в социально-экономическое прогнозирование.

 

...магистральное направление экономической трансформации в странах...

Преобразование отношений собственности — магистральное направление экономической трансформации в странах с переходной экономикой.

 

Российская экономика и реформы

Первый - эволюционный путь постепенного создания рыночных институтов. … Если раньше трансформации экономических и политических систем под воздействием разнообразных...

 

...означает коренное преобразование всей системы экономических...

Экономика предприятия Экономика предприятия (Сергеев) Экономика для юристов. … Всероссийский заочный финансово-экономический институт.

 

Институциональные преобразования. Под институциональными...

«Экономика предприятия». учебник. под редакцией доктора экономических наук,. профессора Н. А … Всероссийский заочный финансово-экономический институт.

 

Преобразование отношений собственности. Банковская система в странах...

Успешная финансовая стабилизация наряду с формированием рыночных институтов создает возможности для перехода к экономическому росту.

 

Теория институтов и институциональных изменений. Крупные...

В конце 1980-х – начале 1990-х годов … Ключом к экономическому росту является эффективная организация экономики.

 

Хозяйственная экономическая деятельность — трансформация...

Хозяйственная (экономическая) деятельность — трансформация и приспособление экономических ресурсов в целях удовлетворения экономических потребностей.

 

Специфика российских реформ. Для рыночных реформ в России...

Дальше всего зашло формирование рыночных институтов в финансовом секторе, а в реальном … Всероссийский заочный финансово-экономический институт.

 

Основные черты экономики переходного периода. Страны с переходной...

Появилось немало новых рыночных институтов, таких как биржи, кредитные инструменты … социально-экономическими издержками трансформации и слишком медленным...

 

Последние добавления:

 

История экономики

Общая теория занятости процента и денег

 

Финансовый словарь Лесной кодекс Экологическое право  Воздушный кодекс РФ

 

Закон об охране окружающей среды   Комментарий к закону Об охране среды  ИСТОРИЯ ЭКОНОМИКИ