Мировоззрение, включающее рациональное и иррациональное начала, отличается от науки как целенаправленной познавательной деятельности. Наличие иррациональной составляющей мировоззрения обусловливает невозможность его ограничения вполне определенными рамками: в частности, нельзя поставить в его основу только одну какую-либо философскую систему. Проанализировав историю за три – три с половиной столетия, мы можем признать, что попытка осуществить такое ограничение с признанием, например, только материализма, претендовавшего на универсальное миропонимание, которое заменило бы религию, кончилась неудачей.

В то же время было ошибкой полностью сводить религию к иррациональному. Религия немыслима без рациональных объяснений, лежащих в основе теологии – совокупности религиозных доктрин и учений, – которая, как и наука, развивается, не стоит на месте. Такой рациональный подход размывает границу между религией и наукой.

Для более глубокого понимания сущности научных и религиозных знаний и их различий попытаемся определить, что такое наука, не ограничиваясь при этом только аксиоматическим утверждением, в соответствии с которым достаточно сказать: физика – это наука, биология – это наука, уфология – не наука и т. п. Основные определяющие науку признаки немецкий философ Георг Гегель (1770–1831), основоположник диалектики, весьма удачно сформулировал так:

1) существование достаточного объема опытных данных;

2) построение модели, систематизирующей и формирующей опытные данные;

3) возможность на основе модели предсказать новые факты, лежащие вне первоначального опыта.

Названными признаками можно описать любое естественно-научное открытие. Например, периодический закон Менделеева позволил составить таблицу химических элементов, представляющую собой модель, систематизировавшую огромный экспериментальный материал и позволившую вначале предсказать, а затем и открыть ранее неизвестные химические элементы.

Перечисленные признаки содержатся и в современном определении науки: наука – сфера человеческой деятельности, функция которой – выработка и теоретическая систематизация объективных знаний о действительности. Данное определение, как и любое другое, носит в некоторой степени аксиоматический характер, т.е. содержит недоказуемые элементы. Одна из теорем австрийского математика и логика Курта Геделя (1906–1978), доказанная им в 30-х годах нашего века, гласит: «В любом языке (наука – это язык) существует истинное недоказуемое высказывание». Эта известная теорема о неполноте любой содержательной аксиоматической системы. Более того, аксиомы потому и аксиомы, что они не доказываются, а принимаются на веру. Конечно, большинство аксиом обобщает абстрагированный опыт, который и не нуждается в доказательствах, и нет ничего удивительного в том, что ему нужно верить. Но есть и такие аксиомы и утверждения, которые ни из какого опыта не следуют. Например, в геометрии Евклида аксиома о параллельных линиях, в физике постулаты Бора, постулаты теории относительности и др. – все они принимаются на веру. Таких аксиом и постулатов становится все больше, а это означает, что граница между наукой и религиозными знаниями, основанными на вере, размывается, т.е. представление о науке смещается в сторону религии.

В истории науки были и встречные тенденции. Например, основу философии выдающегося французского математика, физика и физиолога Рене Декарта (1596–1650) составляет дуализм души и тела, «мыслящей и протяженной» субстанции. По его мнению, Бог сотворил материю, движение и покой. Декарт доказывал существование Бога и реальность внешнего мира. В книге нидерландского философа Б. Спинозы (1632– 1677) «Принципы философии Декарта» содержатся доказательства теории о существовании и единственности Бога, о бессмертии души, единственности морали и др. Однако здесь слово «доказательство» можно отнести в большей степени к психологии, чем к математике.

Многие философы разных времен полагали, что понятие «наука» объединяет часть того, что входит в более общее понятие «знание». Конечно, существуют различия между научными и религиозными знаниями, которые известный русский философ Николай Бердяев (1874–1948) в книге «Философия свободы» охарактеризовал так: «Научное знание – это такое знание, для достижения которого человек использует материал опыта и законы логики. Каждый новый элемент знания выводится из предыдущих с той же неизбежностью, с какой поезд проходит станции в указанной на карте последовательности».

Ученый находится в железных тисках законов природы и логики. Он несвободен. Религиозное знание принципиально отличается тем, что оно ниоткуда не может быть выведено. Оно достигается в результате внезапного внутреннего озарения, как наитие свыше. Если бы существование Бога можно было бы доказать, то религия исчезла бы, поскольку она превратилась в обычное научное знание».

Несмотря на различия, рациональное начало науки и рациональные объяснения теологии сближают научные и религиозные знания. Рационализация церковной традиции всегда направлена на отстаивание истинного содержания христианской веры от намеренных или случайных ее искажений, а иногда и просто от враждебных нападок. Создатели теологии опирались не только на Священное Писание, но и на рационально развитые философские учения, такие как неоплатонизм (направление античной философии III – VI вв., объединяющее учение Платона с идеями Аристотеля), аристотелизм и др. При этом отшлифовывалась высокая интеллектуальная культура древнего мира. Яркий пример – теология Блаженного Августина и Святого Фомы, которая свидетельствует не только о глубине и силе христианской веры, но и о высочайшей интеллектуальной культуре ее создателей.

Некоторые развитые рациональные космологические модели венчаются представлением о божественном начале. Причастность человека к божественному опыту на высшей стадии сознания предполагает наличие определенной религиозно-этической практики. Внутри христианской культуры проблема науки как развитого рационального знания об окружающем нас мире и религии, исходящей прежде всего из опыта отношения человека с Богом, в последнее время становится острой и ясно сформулированной.

Взаимоотношения между наукой и религией складывались по-разному на Востоке и на Западе христианской цивилизации. Наиболее драматичны они были на католическом Западе. Это в значительной степени было обусловлено тем, что Запад оказался колыбелью новоевропейской науки. Католическое богословие уже в XII в. поддается соблазну строить себя как рациональную систему знаний, включающую естественнонаучные теории. Однако, поскольку космологические представления античности, на которые опиралась средневековая наука, нередко противоречили христианским догмам, церковные власти пытались решительно отмести некоторые положения античной науки. Тем не менее навязанные силой космологические представления способствовали разрушению аристотелевской космологии и открывали дорогу науке нового времени – экспериментальному естествознанию. Стремление приказать науке позволило католическим ортодоксам сыграть злую шутку, о чем свидетельствует история становления естественно-научной системы мира Коперника. В то время, когда зарождалось точное естествознание, основанное на математическом описании, во избежание подобных упомянутых драматических эпизодов необходимо было в чем-то разграничить понятия науки и религии. Такому разграничению в некоторой мере способствовало возникновение в конце XVII в. нового, механистического естествознания. Теологии в качестве собственно предмета оставалась область божественного и сверхъестественного. Для противостояния оккультным учениям, чуждым христианству нужен был новый рационализм, дающий строгое экспериментальное проверяемое понимание законов природы. Такое понимание предложили выдающиеся ученые-естествоиспытатели Коперник, Кеплер и Галилей.

Союз науки и христианства, который сформировался в XVI–XVII вв., стал спасительным для судьбы европейской культуры. На науку была возложена задача явно религиозного характера: не только создать с помощью зависимой от нее техники рай на земле, но и полностью преобразовать природу. К концу XX в. обнаружилось, что надежды на решение такой задачи не оправдались. Может быть, поэтому человек нашего времени ищет успокоение в храмах, стараясь сохранить и приумножить ценности науки, границы и возможности которой он, конечно, теперь понимает по-новому.

В православной церкви божественное откровение и человеческое мышление не смешивалось. Граница между божественным и человеческим не переступались ни наукой, не церковью.

Весьма интересна история становления православной веры в России, описанная выдающимся русским историком и писателем Н.М. Карамзиным (1766–1826) в гениальном произведении «История государства Российского». Проповедники разных вероисповеданий – магометанского, иудейского, католического и православного – пытались склонить князя Владимира к принятию своей веры. Великий князь охотно выслушивал их учения. В частности, выслушав иудеев, он спросил, где их отечество.«В Иерусалиме» – отвечали проповедники, – но Бог во гневе своем расточил нас по землям чуждым». «И вы, наказываемые Богом, дерзаете учить других? – сказал Владимир. – Мы не хотим, подобно вам, лишиться своего отечества». Выслушал Владимир и православного философа, присланного греками, который рассказал кратко содержание Библии, Ветхого и Нового завета и показал картину Страшного Суда с изображением праведных, идущих в рай, и грешных, осужденных на вечную муку. Пораженный сим зрелищем, Владимир вздохнул и сказал: «Благо добродетельным и горе злым!» «Крестися,– ответствовал философ, – и будешь в раю с первыми». Владимир, отпустив философа с дарами и великою честью, собрал бояр и градских старцев; объявил им предложения магометан, иудеев, католиков, православных греков и требовал их совета. «Государь!– сказали бояре и старцы, – всякий человек хвалит веру свою: ежели хочешь избрать лучшую, то пошли умных людей в разные земли, испытать, какой народ достойнее поклоняется Божеству. И великий князь отправил десять благоразумных мужей для сего испытания. Возвратясь в Киев, послы говорили князю с презрением о богослужении магометан, с неуважением о католическом и с восторгом о византийском, закончив словами: «Узнав веру греков, мы не хотим иной». Великий князь решился быть христианином. Так в конце Х столетия в России начиналась новая эпоха – эпоха православия, сменившего язычество.

Православное понимание сфер естественно-научного знания и религии во многом предвосхитило выводы исторических и философских исследований феномена науки, предпринятых во второй половине XX в. Бурное развитие естествознания заново поставило вопрос о возникновении фундаментальных представлений о пространстве и времени, после появления квантомеханического описания микрообъектов, а также после других новых представлений современного естествознания окружающий нас мир не кажется больше огромной детерминированной системой, в которой Богу просто не было места. Кроме того, историко-философские исследования показывают существенную зависимость науки от культурных и духовных взглядов, в том числе и религиозных. В настоящее время диалог между наукой и религией вышел на новый уровень.

Оказались более осмысленными вопросы. Как и почему возникли элементарные частицы? Почему, например, электрон имеет вполне определенный заряд и размеры? По-новому сегодня звучит вопрос о происхождении Вселенной. Было ли что-нибудь до начала возникновения объектов Вселенной? Если нет, то откуда и как родилась Вселенная?

Современная естественно-научная космология решает проблемы, соотносящиеся с обсуждающимися в традиционной теологии вопросами происхождения Вселенной. В этой связи, может быть не случайно многие ученые-естествоиспытатели и математики, начав свои изыскания людьми неверующими, каждый своим путем, по-разному, приходили к вере. Ибо создание любой стройной научной системы неизбежно приводит к мысли о существовании, как часто говорят в научной среде, абсолютного разума. Казалось бы, что с развитием естествознания число верующих стечением времени должно уменьшаться. Однако социологические исследования, проведенные в 1916 и 1996 годах среди 1000 случайно выбранных американских ученых, показали, что число верующих за 80-летний период существенно не изменилось; оно мало отличается от числа неверующих и составляет около 40%.

Ученые-естествоиспытатели научились синтезировать сложнейшие соединения из простых элементов. А это означает, что для перехода от простого к сложному необходимо вмешательство разума, нужны знания, что и является аргументом несостоятельности материалистического объяснения происхождения мира и не противоречит библейской точке зрения. Библия не описывает достаточно, как произошла Вселенная и как возникла жизнь. Она говорит скорее о том, для чего Бог создал мир, а не о том, как он создавался.

Известный французский математик и физик Пьер Симон Лаплас (1749–1827), объясняя Наполеону законы мироздания, сказал, что присутствие Бога для изучения таких законов ему не нужно. Но другое дело, когда возникают вопросы о том, как возник окружающий нас мир и откуда взялись описывающие его законы.

Последователи материалистического учения Дарвина полагают, что информация в генетическом коде накапливается в течение чрезвычайно длительного периода времени в результате случайных мутаций. Можно представить, что в результате случайных перестановок различных букв алфавита образовалось слово, но практически невозможно вообразить себе, чтобы при случайном выборе и соединении букв в слова и отдельных слов в законченные предложения, а затем из отдельных предложений в повествование с заданным сюжетом была создана целая книга – вероятность такого процесса, хотя и отлична от нуля, но ничтожна мала.

Известный современный английский астрофизик Фред Хойл (р. 1915) в результате строгих математических расчетов пришел к выводу, что вероятность случайного зарождения жизни примерно такая же, как и вероятность того, что в результате сильного урагана, пронесшегося на мусорной свалке, будет создан сверхзвуковой самолет. По мнению современного английского биофизика и генетика Фрэнсиса Крика (р. 1916) – одного из создателей модели молекулы ДНК (двойной спирали), лауреата Нобелевской премии 1962г.– «происхождение жизни кажется чудом, и с ее зарождением связано слишком много сложностей ».

Вера в слепой случай, как альтернативная вера, лежит в основе атеизма. Анализируя мировоззренческие корни атеизма, выдающийся французский философ и писатель Вольтер (1694–1778) писал: «В Англии, как и повсюду, были и есть много атеистов из принципа... Я знал во Франции некоторых выдающихся физиков, и – сознаюсь – меня крайне удивляло, что люди, так ясно представляющие себе приводные пружины природы, не хотят видеть руку того, кто так зримо определяет взаимодействие этих пружин. Мне кажется, что среди прочего к материализму их привела вера в бесконечность и наполненность мира, а также вера в вечность материи. По-видимому, именно эти принципы и ведут к заблуждению; напротив же, известные мне последователи Ньютона, исходящие из существования пустого пространства и конечности материи, допускали и существование Бога».

Современные естественно-научные работы по расшифровке генома человека, опыты по клонированию животных никак не объясняют происхождение генетического кода. Как и Лаплас, ученые-естествоиспытатели могли бы сказать, что не нуждаются в гипотезе о существовании Бога для описания функционирования генетического кода и даже для его понимания, но при этом без Создателя они не могут объяснить, как и откуда данный код появился.

Входя в XXI век, мы обязаны помнить, что современное естествознание выросло на трудах гениальных ученых-естествоиспытателей: Ньютона, Кеплера, Фарадея, Максвелла и др., чья вера в Бога подвигала их на изучение Вселенной.

Вера в творческую силу случая для некоторых людей по-прежнему остается основным аргументом в их рассуждениях. То, что сданном случае речь идет о вере, а не о научно обоснованном понимании явлений, известный ученый Л.Х. Мэтьюз в предисловии к книге Ч. Дарвина «Происхождение видов» в 1971 г. сформулировал так: «Вера в эволюцию в точности соответствует вере в божественное сотворение мира – обе являются убеждениями, в верности которых верующие не сомневаются, хотя и не могут привести доказательства своей правоты». В этой связи представляется разумным рассматривать обе концепции как принципиально мыслимые и допустимые.

Выдающийся французский математик, физик и философ Блез Паскаль (1623–1662) пояснял риск ошибочного решения при ответе на вопрос о бессмертии человека следующим образом. Существуют две возможности: либо предсказания Библии по поводу жизни после смерти верны, либо они ошибочны. В соответствии с верой или неверием в предсказания Библии можно разделить всех людей на две группы. Если вечной жизни, то в проигрыше оказываются те, кто верил в нее. Они живут с неоправданной надеждой на вечный мир, в то время как правыми оказываются неверующие, и они лучше распоряжаются своей жизнью в этом мире. Если же, напротив, предсказания Библии о вечной жизни верны, то вера в нее оказывается поддержкой в самых безнадежных ситуациях и тем самым оказывается полезной уже в течении этой жизни. К этому добавляются неизмеримые преимущества в вечности. Ошибка неверующего ведет при этом к значительно более непростым последствиям, чем ошибки верующего в первом случае. Неверно прожитая в этом мире жизнь ведет к вечным потерям. Библия описывает вечность для обеих групп так: «И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление».

«Общежитие, пробуждая или ускоряя действие разума сонного, медленного в людях диких, рассеяных, но большей части уединенных, рождает не только законы и правление, но самую Веру, столь естественную для человека, столь необходимую для гражданских обществ, что мы ни в мире, ни в Истории не находим народа совершенно лишенного понятия о Божестве», – так оценивал истоки и необходимость религии для человека Н.М. Карамзин.

В современном естественно-научном познании все чаще ученый сталкивается с ситуацией, когда поиск истины оказывается тесно связанным с нравственными проблемами. «Цель науки и главный долг ученого – поиск истины, поэтому православный взгляд на проблемы науки и техники заключается, в частности, в том, чтобы отвергнуть многочисленные попытки поставить науку на службу не истине, не потребностям гармонического устроения жизни, а частным, корыстным интересам, в первую очередь господства и наживы» – так с одной из нравственных позиций патриарх Московский и всея Руси Алексий II охарактеризовал долг истинного ученого.

В таких передовых областях современного естествознания, как изучение генома человека, клонирование и др., основным ориентиром деятельности ученого-естествоиспытателя должны быть те нравственные нормы и принципы, которые выработались и проверились жизнью в течение длительного периода времени.

Главные нравственные принципы – это заповеди, сформулированные еще в древние времена в Нагорной проповеди. По-прежнему актуально сегодня мудрое напоминание Серофима Саровского о необходимости избегать рассеяния ума, пробуждать у людей голос совести, сердечное сокрушение и желание перемен к лучшему. Не менее актуальны слова Альберта Эйнштейна: «Наука без религии хрома, а религия без науки слепа».

В последнее время, особенно в России и странах бывшего СССР, для науки и религии чрезвычайно важно общее поле для совместной борьбы с магией, колдовством, сектантством, религиозным экстремизмом, которые приводят к разным антигуманным проявлениям, гибели людей и терроризму.

В результате анализа развития различных отраслей современной науки и ее взаимосвязи с религией Президент Российской академии наук академик Ю.С. Осипов в одном из своих недавних выступлений сделал обобщающий вывод: «В настоящее время в отношениях религии и науки набирают силу процессы явного сближения. Если в начале нового времени, в эпоху просвещения наука стремилась обрести полную автономию от религии и вытеснить ее с позиций мировоззренческого и духовного центра культуры, то теперь происходит их сближение и взаимодействие в формировании ценностей культуры, ориентированной на человека».