ИНДЕЙЦЫ  БЕЗ  ТОМАГАВКОВ

Милослав Стингл 

В первой четверти XIX века говорящая по-испански континентальная Америка добилась независимости от Испании. На месте испанских вице-королевств и генеральных капитанатов образовался ряд молодых креольских республик. Но креольских лишь по составу и характеру своих правительств. Преобладающую же часть населения их еще составляют индейцы.

Только в одной из латиноамериканских стран, причем самой важной и густонаселенной, — в Мексике, индейцы активно участвовали в антииспанской сепаратистской революции. Здесь мы должны напомнить, что к началу мексиканской революции в стране жило 3700 тысяч чистокровных индейцев, то есть 61,5 процента населения. К тому же в стране насчитывалось примерно 20 процентов метисов, следовательно, индейская кровь текла в жилах более четырех пятых населения Мексики. Активное участие индейских масс в мексиканской антиколониальной революции имело совершенно исключительное значение для будущего индейцев. На протяжении целого столетия, вплоть до конца десятых годов нашего века, главным центром индейского революционного движения была Мексика. Точно так же и «индигенистская» деятельность была сосредоточена до конца первой четверти XX века почти исключительно в Мексике, где возникает большинство теоретических индигенистских трудов. И до сих пор Мексика остается основным центром организованного индейского движения всей Латинской Америки. Поэтому мы, желая ознакомиться с условиями жизни индейцев в молодых латиноамериканских республиках и с путями, которые предлагались для решения индейской проблемы, должны будем сосредоточить свое внимание прежде всего на Мексике.

В Мексике антииспанское движение возглавили люди, которые требовали не только освобождения креолов, но и освобождения индейцев. Благородный мексиканский священник Мигель Идальго, руководитель народного восстания 1810 года, призывая к изгнанию колонизаторов, вместе с тем требовал, чтобы земли, отнятые у индейских общин (эхидо) как испанскими чиновниками, так и креольской буржуазией, были возвращены этим общинам. Возглавленная Мигелем Идальго революция приобрела в результате этого с самого начала характер аграрной революции. Напомним еще раз, что вопрос о земле был если не самым важным, то, во всяком случае, одним из важнейших требований индейской революционной программы. Вдохновленные лозунгами Идальго, массы индейцев вступали в освободительные армии и, не медля, стихийно осуществляли выдвинутое Идальго требование возврата земли, отнятой у них сначала энкомендэро, а затем владельцами латифундий.

Против этой народной революции выступили не только испанские колониальные власти. Против нее выступила, руководствуясь классовыми интересами, креольская буржуазия и, разумеется, в первую очередь церковь —- крупнейший земельный собственник Мексики. Вот почему после того, как революция была подавлена, а ее вождь был схвачен, церковь вопреки своему обычаю не стала защищать своего слугу — священника Идальго. 31 июля 1811 года мексиканский национальный герой священник Мигель Идальго был казнен.

Но народ уже нельзя было запугать. После смерти Идальго и поражения его армии по всей Мексике снова формируются партизанские войска. Во главе их становится продолжатель. дела Идальго, также священник, Хосе Мариа Морелос. Партизанская армия вскоре овладела всей страной, за исключением нескольких городов. Морелос созывает республиканский парламент и выдвигает свою революционную программу. И снова индейцы не были забыты. Морелос провозглашает равноправие рас. Священник Морелос отменяет также церковную десятину, освобождая тем самым индейцев от тягчайшего ярма, и даже требует конфискации и раздела церковных земель! Морелос провозглашает также, что в свободной Мексике индеец может занимать любой, в том числе и самый высокий пост. Поэтому индейцы поддерживают Морелоса так же, как поддерживали Идальго. В революционной армии мы встречаем индейцев многих племен, особенно много в ней было сапотеков. Но и армия Морелоса терпит поражение. 22 декабря 1815 года Морелос, так же как Идальго, был казнен.

В 1821 году, когда начала бурлить вся «испанская Америка», Мексика наконец получает независимость, завоевание которой подготовили великие вожди национально-освободительного движения — Идальго и Морелос — и многие тысячи неизвестных революционных солдат, в том числе множество индейцев. Однако освободительную борьбу мексиканского народа на последнем этапе возглавляют уже не вожди типа Морелоса и Идальго, а ставленники креольских латифундистов. Поэтому и в Мексике молодая республика не принесла индейцам подлинного социального освобождения, не говоря уж о национальном. В некотором отношении — и мы в этом позже убедимся на конкретном примере андской области — экономическое положение индейцев, то есть индейских крестьян, в свободных республиках на самом деле еще хуже, чем в колониальный период. Ключевым вопросом и яблоком раздора на протяжении целого столетия оказывается проблема земельной собственности индейских общин (в Мексике их сейчас называют эхидо). Многие республиканские законы и многие республиканские правительства стремились разделить эти находившиеся в совместном владении членов эхидо земли между «индейскими частными собственниками». Но все эти разделы земель эхидо всегда имели для индейских земледельцев трагические последствия. Там, где земли были разделены, задолжавшие индейские «частновладельцы» вскоре, как правило, вновь продавали свои наделы перекупщикам или непосредственно хозяевам асьенд, земельная собственность которых росла поэтому быстрее, чем во времена испанского господства.

Вскоре после окончания революции экономическое положение мексиканских индейцев резко ухудшается, усиливается их пролетаризация. В центральной Мексике индейцы практически утратили всю обрабатываемую землю и почти все стали пеонами в асьендах креольских латифундистов. Мексиканские индейцы работали с рассвета дотемна. Недельный заработок индейского батрака на асьенде составлял в центральной Мексике 9—18 килограммов кукурузы. Еще более тяжелыми были условия жизни индейских пеонов на кофейных плантациях Юкатана и Чиапаса. Несмотря на гарантии, данные индейцам конституцией 1824 года, они, в сущности, оставались рабами плантаторов. Особо тяжким было положение индейцев, находившихся в личном услужении. Напомним, к примеру, что еще в середине XIX века креолы-плантаторы пользовались правом первой ночи.

Неуклонное ухудшение положения побуждает мексиканских индейцев к поискам более радикальных способов решения своих проблем. В национально-освободительной борьбе впервые начинают принимать участие индейские интеллигенты. Небольшая группа этих первых индейских интеллигентов Мексики приходит к выводу, что решение индейской проблемы может принести только самостоятельное, независимое от других групп населения, особенно от креолов, национальное развитие индейцев.

Взгляды этого «автономистского» течения выразил Хуан Родригес Пуэбла, чистокровный индеец, в своем труде «Конституционный индеец» («El indio constitucional»). Автономистские и сепаратистские требования, сформулированные в труде Родригеса, становятся во второй четверти XIX века программой революционного национально-освободительного движения индейцев Мексики. Лозунгом этого движения (центром его была северная Мексика) было создание конфедерации местных индейских племен, совершенно независимой от мексиканского государства и его креольских правительств.

Главными участниками этой сепаратистской борьбы были северомексиканские яви и несколько индейских племен в Соноре и Синалоа {майо, пима, папаго и т. д.), поднявшие ряд восстаний (в 1825. 1826. 1828, 1830, 1832 годах). Борьба яков за свою свободу прекратилась, собственно, уже в XX веке (в 1927 году). Невероятно упорное сопротивление яков «цивилизации», «порядкам белого человека» в республиканский период истории Латинской Америки напоминает трехсотлетнюю борьбу чилийских арау-канов в колониальную пору.

Однако донорские яки не единственная группа индейцев Мексики, пытавшаяся в республиканский период добиться с оружием в руках удовлетворения своих требований. На протяжении XIX века в Мексике произошло около сотни индейских мятежей. Причем, по иронии судьбы, о значительной части этих относительно недавних индейских восстаний мы знаем гораздо меньше, чем об индейских восстаниях колониального периода. Большинство их было вызвано стремлением отдельных правительств ликвидировать совместные земельные владения индейских ЙХИДО, подвергнув их разделу. На этой почве вспыхнуло, например, большое восстание хуастеков в мексиканском штате Веракрус (1847). Ту же причину имело восстание тарасков, живущих в окрестностях Масамитлы в штате Мичоа-кан. Целью других восстаний мексиканских индейцев — так же как целью бесконечных выступлений яков на севере страны — было возвращение всей полноты власти в Мексике в руки индейцев. Многие индейские повстанцы мечтали также о воскрешении мертвых индейских государств. Особенно сильную вдохновляющую роль играют воспоминания о мощи и славе «ацтекской империи». Самая популярная из индейских революции, участники которой стремились восстановить ацтекское государство, известна в истории Латинской Америки под названием   «бунт в Экацинге» (штат Идальго). Его вожди Карлос Тапистеко и Эпнгменио де ла Пьедра разработали план создания современной индейской монархии. Главой ее должен был стать один из двенадцати индейцев, в жилах которых в то время все еще струилась кровь могущественного Монтесумы. Весьма сходные цели преследовало и восстание юкатанских индейцев в 1840 году. Руководители его мечтали о воскрешении славы и могущества здешних майяских городов-государств. Волна восстаний охватила индейцев ряда оо-ластей Мексики. В 1848—1849 годах индейские восстания вспыхивают и в самом центре Мексики. В связи с увеличением численности креолов, и метисов восстания ставят уже своей целью не отделение от Мексики, а решение таких жгучих социальных проблем, как раздел крупных землевладений, повышение оплаты труда индейцев, работающих в асьендах, ликвидация профессиональной армии и замена ее народной гвардией и, наконец, ограничение влияния духовенства в общественной жизни.

Восстание, выдвинувшее такую программу, называют иногда «восстанием в Сьерра-Горда-де-Шичу» — по месту зарождения этой поздней пан-мексиканской революции. Восстание охватило Гуанахуато, Сан-Луис-По-тоси, Керетаро, нашло отклик даже в штатах Тамаулипас, Пуэбла и в та-расканском Мичоакане.

14 мая 1849 года индейское войско, возглавляемое выдающимся революционером Элеутерио Киросом, огласило свои требования в Рио-Верде (штат Сан-Луис-Потоси). Восстание было жестоко подавлено, его вождей, и в первую очередь Кироса, казнили. Но индейцев уже нельзя было заставить отказаться от выдвинутых восставшими требований. К слову сказать, генерал Бустаманте, потопивший в крови восстание, уже в 1849 году называл индейцев, сражавшихся за свои социальные права, «коммунистами». Насколько нам известно, это первый, но далеко не последний случай в истории Америки, когда попытки решить индейскую проблему объявлялись «коммунизмом».

Положение индейцев в Мексике несколько улучшилось, когда впервые президентом страны стал индеец-сапотек, любимый герой Латинской Америки Бенито Хуарес. Хуарес родился в 1806 году. До 12 лет Хуарес говорил только по-сапотекски, по-испански он не знал ни слова. Да и на что знание испанского сапотекскому пастуху? Однако много лет спустя этот мирный индеец возглавит борьбу против самозваного «мексиканского императора» Максимилиана Австрийского, марионетки французского императора Наполеона III. По зову мексиканских ультрареакционеров и на деньги парижского банкира Жаккера он прибыл в Мексику и объявил себя «новым воплощением бога Кецалькоатля».

Намерения «габсбургского Кецалькоатля» были, разумеется, по своему существу крайне реакционны. Но многие мексиканские индейцы, скажем правду, относились к новоявленному императору куда более положительно, чем к республиканским правительствам. Дело в том, что раздел индейских общинных земель во времена этого диковинного габсбургского государства в Новом Свете полностью прекратился. А затем законом 1865 года Максимилиан официально признал право индейских общин на совместное владение землей (против которого противники Максимилиана — либералы — решительно выступали), а также провозгласил индейских пеонов — безземельных крестьян, работающих на асьендах, — полноправными гражданами своей империи. Кроме того, габсбургский самозванец снискал симпатии некоторых индейцев тем, что неустанно подчеркивал давние традиции индейской империи в Мексике, между тем как республиканские правительства, в особенности опять же либералы, естественно, предпочитали повторять лозунги Французской революции, говоря о равенстве всех мексиканцев. Но индейский полураб, который и в Мексике либеральных президентов работал на латифундиях по пятнадцать часов в день, вовсе не был убежден, что он обладает теми же правами и является таким же свободным гражданином, как и его хозяин — асьендадо. И вот в период правления Максимилиана индейцам вместо пока лишь фиктивного и неубедительного тезиса о равенстве всех граждан предлагается сентиментальный (и, разумеется, совершенно нереальный) идеал возвращения к старым золотым временам «ацтекской империи». Индейской империи, во главе которой по собственной воле и на французские деньги стал Максимилиан Габсбург.

Всего через несколько лет авантюра Максимилиана завершилась полным провалом. Мексика президента Хуареса сумела одолеть императора и его французских солдат. А «новый Кецалькоатль» Максимилиан был заслуженно казнен мексиканскими приверженцами Хуареса, который правил Мексикой еще долгое время после победы над Габсбургом.

Президент-индеец Хуарес стремился по мере сил служить на благо своим соплеменникам. Однако во времена президента Комонфорта либеральное правительство, членом которого был и Хуарес, приняло закон (закон Лердо), причинивший индейцам тяжелый ущерб. Стремясь ограничить земельные владения церкви, уже лишившей Мексику не менее 55 процентов всех земельных угодий, оно издало закон Лердо, лишавший гражданские и церковные корпорации права владеть землей. Но под действие этого закона подпали... и индейские общины. Закон Лердо, отменяя общинное землевладение, привел к тому, что земли индейских общин попали в руки «частных собственников», а это для индейцев Мексики имело самые печальные последствия. Итак, хотя в период «реформ» (годы правления президента Комонфорта и особенно наиболее значительного индейского политика республиканского периода Хуареса) было многое сделано для демократизации страны, для равноправия индейцев, важнейшая для индейцев социально-экономическая проблема — земельный вопрос — не была разрешена. Более того, аграрная политика этого периода объективно ухудшила положение индейцев.

Среди делегатов учредительного собрания 1857 года, где ведущую роль играли Комонфорт и Хуарес и где были приняты многие реформы (среди них и закон Лердо), мы должны упомянуть еще одного депутата — Пон-сиано Арриагу.

Депутат Арриага глубже других своих современников понял сущность индейской проблемы. В памфлете «Частное мнение о праве собственности» («Voto particular sobre le derecho de propriedad») он так говорит об индейских пеонах: «Пока несколько лиц владеют бескрайними пространствами земли, часто не возделываемой ими, земли, которая могла бы прокормить миллионы людей, эти миллионы — огромная масса, составляющая большинство населения государства, — страдают от ужасающей нищеты». И Арриага приходит к убеждению, что «этот народ [индейцы] нельзя сделать свободным, а тем более счастливым, даже если сотни конституций и миллионы законов провозгласят его абстрактные права; все это будет лишь прекрасной, но неосуществимой теорией, пока действует такая абсурдная система собственности».

Решением индейской проблемы в Мексике, по мнению Арриаги, должна быть земельная реформа: раздел необрабатываемых земель в асьендах и отмена феодальных привилегий.

Труд Арриаги и индигенистские концепции Франсиско Пиментеля возникли в благоприятной для индейцев атмосфере Мексики 50—60-х годов. После смерти Хуареса судьба мексиканских индейцев резко изменяется. И опять к худшему. Наступает период новой диктатуры, диктатуры бывшего сторонника Хуареса Порфирио Диаса. Хотя в его жилах текло три четверти индейской крови, Диас окончательно обездолил мексиканских индейцев. Он отобрал у общин последние остатки земли, а затем, чтобы привлечь в страну иноземный, в первую очередь североамериканский капитал, предложил эту землю заграничным компаниям. Так почти за четыре десятилетия его диктатуры более 30 миллионов гектаров земли перешло в собственность иностранцев. А индейский крестьянин? В штате Морелос, например, 99,5 процента всех крестьянских семейств было полностью лишено земли, а в «самом индейском» штате южной Мексики — Оахаке — даже 99,8 процента! Американские же фирмы и частные владельцы, вроде известного газетного магната Херста, приобрели здесь поместья площадью до 2 миллионов гектаров.

И вновь в ряде областей Мексики индейцы берутся за оружие, чтобы защитить то, что у них еще осталось. Такой характер носит, например, восстание племен яки и сери, предводительствуемое легендарным вождем индейских войск Хахеме.

Однако гораздо более значительным революционным выступлением индейцев не только Мексики, но и всей Америки была так называемая «война каст», начало которой относится еще к 40-м годам. В результате ее на Юкатане и в прилегающих к нему областях возникла независимая индейская территория. В конце первой половины XIX века юкатанское местное правительство и немногочисленные юкатанские креолы попытались добиться независимости от Мексики и мексиканских федеральных властей. В ту пору (и поныне) индейцы племени майя составляли более 95 процентов населения Юкатана. Поэтому местным креольским сепаратистам, хотели они того или не хотели, пришлось привлечь индейцев к борьбе с центральным мексиканским правительством. Майя видели в споре двух правительств удобный случай для выступления в собственных интересах. И как только креольские сепаратисты раздали им оружие, они в июле 1847 года обратили его не против Мексики, а против местных владельцев асьенд. В течение нескольких недель индейцы овладели всем Юкатаном, за исключением двух-трех городов. Местное юкатанское правительство, оказавшись в критическом положении, предложило майя начать переговоры. Вождь умеренного крыла индейских повстанцев Хасинто Пат, вступивший в переговоры с властями, был убит повстанцами. Крупнейшее в истории послеколумбовой Мексики восстание индейцев продолжалось. Юкатанскому правительству пришлось отречься от своих сепаратистских намерений и просить помощи у мексиканских федеральных войск. К концу 1848 года майя были оттеснены в юго-восточную часть Юкатана. Здесь, на нынешней мексиканской территории Кинтана-Роо, они удержались и создали независимое индейское государство. В центре Кинтана-Роо в 1851 году майя основали новую столицу Чан-Санта-Крус, которая стала резиденцией высшего властителя свободных майя Сесилио Чи. Майяская республика просуществовала в Кинтана-Роо почти 60 лет. Только в 1901 году, ровно через 50 лет после основания новой майяской метрополии, мексиканские войска диктатора Диаса захватили ее.

Но через несколько лет началась великая национальная революция, во время которой против этого консервативного самодержца восстала вся Мексика. Отряды генерала Браво, сражавшиеся со свободными майя по приказу Диаса, покидают восточный Юкатан, а так и не покоренные майя, называвшие себя «крусоб», наконец могут вернуться в свою столицу Чан-Санта-Крус. Окончательный мир с Мексикой они заключили только в середине 30-х годов нашего столетия.

Так индейцы крусоб прожили на свободе даже тридцать пять лет «порфириевской диктатуры» в Мексике. Но в эпоху президента Диаса за интересы индейцев — впервые на американском континенте — начинают бороться и первые социалисты — Альберто Санта-Фе, Хуан де Мата-Ри-вера, Феликс Рикельме, Хосе Мариа Гонсалес и их органы печати «Эль сосиалиста», «Ла революсион сосиаль», «Ла интернасиональ» и другие. На страницах этих газет и журналов мы находим немало правдивых свидетельств о тогдашнем положении индейцев. Так, в журнале «Ла революсион сосиаль» Санта-Фе следующим образом говорит об индейцах и индейской проблеме: «В конце XIX века под сенью законов, выдающих себя за мудрые, справедливые и философски обоснованные, мексиканские индейцы остаются не чем иным, как рабами белых...» Затем «Ла революсион сосиаль» обращается к статистике: «Число индейцев превышает шесть миллионов, число белых не достигает и трех. Если большинство позволяет меньшинству угнетать себя — это признак трусости. Но потомки Куате-мока (последнего вождя ацтеков. — М. С.) никогда не были трусами. Довольно нищеты! Вы, индейцы, являетесь тем классом Мексики, который создает ценности, вы полезный класс, вы [подлинные] властители Мексики!»

Как мы видим, первые социалисты тоже допускали основную ошибку, которая была свойственна и многим другим друзьям индейцев, а именно придерживались взгляда, согласно которому все белые — эксплуататоры, а все индейцы — эксплуатируемые. На самом же деле в дореволюционной Мексике эксплуатируемыми были не только индейцы, но и бесчисленные креолы и метисы. И общее недовольство всех их, собственно, и породило великую мексиканскую национальную революцию. Было бы ошибкой считать — как это иной раз делается — мексиканскую национальную революцию 1910—1917 годов «индейской революцией». Однако безземельные индейские крестьяне вместе с другими группами мексиканского народа, бесспорно, были носителями прогрессивных идеалов революции.

Вождем революционных крестьянских масс стал индейский метис Эми-лиано Сапата. В 1911 году, когда буржуазное правительство Мексики не пожелало выполнить главное требование индейских крестьян — провести земельную реформу в штате Морелос, он создал Революционную хунту. 28 ноября того же года хунта провозглашает составленную Сапатой программу «план Айалы», основным пунктом которой было возвращение прежним владельцам земли, грабительски отобранной у них за годы диктатуры. И хотя в этой программе не упомянуто об индейских общинах, речь шла прежде всего о них. «План Айалы» вызвал горячий отклик у всех индейских племен Мексики. Индейцы видели в нем возможность решения стержневого вопроса индейской проблемы — вопроса о земельной собственности. Поэтому большое число индейцев южных штатов вступило в революционные войска Эмилиано Сапаты. На севере страны за те же требования сражались отряды под предводительством прославленного Панчо Вильи. Сила этих преимущественно индейских воинских формирований в конце концов заставила буржуазное правительство Каррансы включить в новую, прогрессивную конституцию и провозглашенное Сапатой решение аграрного вопроса. Оно заключалось не только в возвращении земли, отнятой у индейцев во время диктатуры Диаса и еще ранее по закону Лердо, но и предполагало раздел земли латифундистов, даже той, которую у индейских общин отняли энкомендэро и конкистадоры.

В правительстве Каррансы принятию этих установлений способствовали наиболее прогрессивные деятели, и среди них в первую очередь Андрее Молина Энрикес, который еще в 1911 году опубликовал так называемый «план Тескоко», требовавший раздела всех асьенд площадью более 2 тысяч гектаров. Однако радикальные мероприятия, провозглашенные в конституции Мексиканской республики, и особенно ее знаменитая 27-я статья о «национализации», остались лишь на бумаге. За весь период своего правления Карранса вернул индейцам только 450 тысяч акров отнятой у них земли. Это в сто раз меньше того, что возвратил им двадцатью годами позднее Ласаро Карденас. В конце 1917 года революция завершилась. Победившая в ней буржуазная группировка Каррансы упрочила свою власть. Она тоже пытается подменить революционное решение индейской проблемы, как и всех других вопросов, неким реформистским решением, устраивающим буржуазию.

Карранса ищет человека, способного выполнить такую задачу. Среди молодых мексиканских американистов он находит этнографа, как раз занятого подготовкой самой фундаментальной этнографической монографии из всех, какие когда-либо были написаны в Мексике. Имя этого талантливого ученого — Мануэль Гамио. У молодого Гамио наряду с научными устремлениями были и явственные политические амбиции. Предложение правительства Каррансы открывает перед ним путь к политической карьере. Так зарождается официальный индигенизм. Чтобы выполнить задачу, возложенную на него Каррансой, Гамио создает на государственные деньги институт, получивший название Управление этнографии. Однако институт этот должен был заниматься не только этнографическими вопросами. Главным его назначением было искать такие формы решения индейской проблемы, которые в духе каррансовской концепции отвлекли бы индейцев от революционного пути, намеченного по примеру Советской России учредительным съездом Коммунистической партии Мексики 14 сентября 1919 года.

И Гамио довольно скоро, за каких-нибудь несколько лет, выработал на основе своих этнографических знаний такой реформистский вариант решения индейской проблемы, который стал затем основой доктрины современного официального индигенизма. В книге «Создается новая Мексика» («Hacia un Mexico nuevo») он предлагает, в сущности, два средства для решения индейской проблемы: во-первых, интенсифицировать процесс смешения индейцев с представителями других рас... и, во-вторых, дать стране единый язык (под этим подразумевалось, что те, кто говорит лишь на индейских наречиях, должны быть обучены испанскому языку).

Гамио — первый, за ним Касо, Мендисабаль и другие официальные ин-дигенисты хотели решить индейскую проблему путем различных культурных реформ, религиозного воспитания, замены индейского языка испанским и даже официальной поддержкой биологического смешения рас, стремясь, попросту говоря, лишить индейцев их национальной самобытности, сознания принадлежности к многомиллионной массе индейского населения Мексики и Америки. Они рассчитывали также — и это особенно важно, — что для индейцев уже не будет столь заразителен тот^путь решения национального вопроса, пример которого давал Советский Союз. Гамио предлагал единственный рецепт — национальное самоубийство^ целых индейских групп и народностей в качестве решения национальной проблемы и культурные реформы в качестве решения проблем социальных!

Необходимо упомянуть и другую крайне реакционную концепцию Гамио, касающуюся основного вопроса индигенизма и всей американской этнографии: кого считать сегодня индейцем? Ответ на этот вопрос дает ученик Гамио Мигель Леон-Портилья: «По его [Гамио] мнению, индейцами нужно считать тех [лиц], которые в своей материальной и духовной культуре сохранили высокий процент обычаев или характерных черт доиспанского происхождения». Антииндейская направленность этого определения совершенно очевидна: индейский рабочий и вообще всякий индеец, обладающий привычками и идеалами человека современной эпохи, согласно такому определению, уже не индеец. К тому же вполне естественно, что тех, кто еще сегодня сохраняет образ жизни, какой вели индейцы до Колумба, то есть полтысячелетия назад, будет становиться все меньше и меньше. Эти положения Гамио, наиболее четко сформулированные в книге «Размышления об индейской проблеме» («Consideraciones sobre el problema indigena»), восприняла, а затем в своей практической и особенно теоретической деятельности развила и конкретизировала значительная группа реформистских специалистов по индейской проблеме.

Мы уже неоднократно встречались с понятиями «индигенизм» (или «индигенистика») и «индигенисты». Эти понятия чрезвычайно важны для всей нашей книги, для индейцев, а главное — для понимания политического положения Латинской Америки XX века. Что же такое индигенизм? Индигенизм (индигенистика) занят поисками путей решения индейской проблемы. Какое же различие между индигенистикой и американистикой? Американистика изучает материальную и духовную культуру, а также историю американских индейцев, индигенистика же изучает, ищет пути повышения жизненного уровня современных индейцев, в отдельных случаях — возможности их национального освобождения. Сейчас индигенисты — это прежде всего практики, осуществляющие свои идеалы. Они не только решают теоретические проблемы, но и активно содействуют улучшению социальных и национальных условий, в которых живет коренное население Америки.

О доктринах современного индигенизма не знают даже многие люди, занимающиеся проблематикой современного национально-освободительного движения, проблематикой развивающихся стран, или знают чрезвычайно мало. И многие из тех, кто впервые слышит о его существовании, полагают, что ищщгенизм является неким инструментом буржуазии, изобретенным ею для овладения индейскими массами. Этот не совсем верный взгляд возник потому, что ныне под маркой индигенизма активнее всего выступают мелкобуржуазные реформистские теоретики (большей частью креолы), хотя нередко и исполненные гуманистических идеалов, но ни в коей мере не являющиеся истинными руководителями прогрессивного индейского движения. Но следует ли отвергать индигенизм только по той причине, что сейчас его обычно представляют эти мелкобуржуазные реформаторы? Безусловно, не следует. Пока существует в Америке индейская проблема, до тех пор имеют и будут иметь свое обоснование теории (а еще более практические начинания), направленные на улучшение неудовлетворительного ныне национального, экономического и культурного положения индейцев. Мелкобуржуазному индигенизму социалистическая наука, которая сейчас уделяет столько внимания развивающимся странам и их населению, должна противопоставить индигенизм социалистический. Но об этом позднее. Официальные индигенисты — Гамио и его многочисленные современные последователи — считали и считают себя единственными вожаками и единственными защитниками индейцев. Но какие это вожаки и какие защитники? Ведь вся ныне уже довольно сложная теоретическая концепция официального индигенизма в конце концов сводится к простому уравнению: никаких индейцев = никакой проблемы.