История Советского Союза. Перестройка. Гласность

Михаил Горбачёв

Разделы:  Рефераты по истории СССР

Биографии известных людей

Всемирная История

История России

     Как  любая  уважающая  себя  революция,  Перестройка   не  могла  долго

оставаться заключенной  в  границах одного государства. И хотя  горбачевский

Апрель не грозил, подобно ленинскому Октябрю, раздуть "на горе всем буржуям"

мировой пожар,  о  "планетарном"  значении Перестройки  заговорили в  Кремле

достаточно скоро. Летом 1986 года на одном из заседаний Политбюро Горбачев с

явным  удовольствием  процитировал  Войцеха  Ярузельского,  сказавшего,  что

"призрак  XXVII съезда бродит по капиталистическому миру". По  мере того как

собственные  политические  амбиции  Горбачева   в  реформировании  советской

системы перерастали намерения "простого  лудильщика", его проект  должен был

неизбежно  приобрести  "всемирно-историческое" звучание.  На первоначальном,

"разгонном" этапе  Горбачеву  в этом  активно  подыгрывал  А.Яковлев,  автор

основных  формулировок международного раздела  доклада  на  XXVII  съезде, в

котором лидер советских коммунистов впервые после  1917  года заговорил не о

непримиримой борьбе "двух миров", а о мире едином и "взаимозависимом".

     Мировая  история  в  результате  этого  превращалась  из  рассчитанного

историческим  материализмом  и   точного,  как  железнодорожное  расписание,

графика смены формаций в неразрывный  и общий процесс.  Правда, отдавая дань

ритуалам   того    периода   и,   надо   полагать,   тогдашним   собственным

"шестидесятническим" корням, еще не перейдя полностью в новую веру, Горбачев

и Яковлев  продолжали  выводить  гуманистический  ориентир  и  универсальную

ценность  Перестройки   из   "истинного  марксизма".   К  примеру,   как  ни

парадоксально это  прозвучит  сегодня, осенью  1986 года, в разгар  работ по

ликвидации чернобыльской аварии, Яковлев объяснял в одном из своих публичных

выступлений:  "Именно мы, марксисты,  обязаны разработать стратегию спасения

человечества от экологической катастрофы".

     Вера  в  изначальный  гуманизм  истинного,  не  замутненного прикладной

политической  конъюнктурой   марксизма,  как  аромат  духов  в  герметически

закупоренном   флаконе,   хранилась   десятилетиями  в  сознании  нескольких

поколений  интеллигентов,  выращенных  в  советской  "реторте". Даже  такой,

абсолютно  свободный от  политических соблазнов и внутренне бескомпромиссный

поэт, как Давид Самойлов, вспоминая об интеллектуальной атмосфере, в которой

жили  фрондировавшие  студенты-ифлитовцы  40-х  и  даже  начала 50-х  годов,

говорит об объединявшей  многих из  них вере  в мировую миссию "откровенного

марксизма".   Люди,  менее  романтически   и   идеалистически   настроенные,

умудренные  жестоким опытом практического воплощения  марксизма в  советской

истории,  давали свое, более  приземленное  объяснение  желанию  инициаторов

перестройки  взмыть  в разреженную  атмосферу мировой  политики (и истории).

Наблюдавший  с  близкого  расстояния  за  несколькими  поколениями советских

лидеров А.А.Громыко так снисходительно и ревниво комментировал в  разговорах

со своим  сыном  тягу Горбачева к выходам в  "политический космос": "Когда у

руководителей  начинают накапливаться нерешенные домашние проблемы, они, как

правило, переключают внимание на внешнюю политику".

     Тем не менее разворот генсека почти сразу же в сторону внешней политики

был связан не со стремлением "спастись" в  ней от накапливавшихся внутренних

проблем (будущее рисовалось ему  и его коллегам  еще исключительно в розовом

цвете)  и даже не  с прорезавшимся на короткое время мессианством, принявшим

форму  катехизиса  нового  политического  мышления,  а   был  вызван  вполне

приземленным практическим интересом. Еще в андроповские и черненковские годы

на  этапе  своей "стажировки"  для будущей  роли  генсека  Горбачев, а также

солидарные с ним Лигачев и  Рыжков пришли к выводу,  что советская экономика

буквально придавлена глыбой военно-промышленного комплекса.

     Реальных цифр расходов на ВПК они, будучи  в то время во втором эшелоне

власти, разумеется, не знали.  Как потом признавался Михаил  Сергеевич, даже

переместившись  на  высшие посты, они, к своему  изумлению, обнаружили,  что

подлинные суммы затрат не были  известны  и  высшему руководству. Во-первых,

"оборонку", пронизавшую своими метастазами большую часть  экономики  страны,

было  просто невозможно  полностью "обсчитать", не  говоря уже  о  том,  что

многие расходы, растворенные в разных  статьях бюджета,  руководство армии и

ВПК прятало от партийного начальства не менее старательно, чем от классового

врага. Во-вторых, потому, что, передоверив в последние годы вожжи управления

государством "тройке" Устинова, Андропова и Громыко, бесспорным "коренником"

в которой был  министр обороны, Леонид Ильич уже  давно  не  задавал на этот

счет лишних вопросов.

     Новому руководству приходилось опираться  на приблизительные данные, но

даже они ошеломляли. То, что не меньше 70 процентов экономики в той или иной

форме  работало  на  нужды  армии  и  ВПК  и  составляло часть национального

продукта, который, выражаясь словами К.Маркса, страна  "выбрасывала в воду",

неизбежно  должно было заставить  реформаторов прекратить этот экономический

абсурд. "Танков  нашлепали  больше,  чем  людей",  -  сетовал  на  заседании

Политбюро  Горбачев,  и   ему  активно  ассистировали  Рыжков  с  Лигачевым.

Единственный остававшийся в Политбюро член прежней "тройки" Громыко, пытаясь

в очередной раз подстроиться под бодрый марш нового начальства, делал робкие

попытки выступить  со своей mea  culpa*:  "Соревновались с американцами, как

спортсмены. Считали, что чем больше сделаем ракет, тем безопаснее будем себя

чувствовать.  Это   было   неразумно".   Выглядел   он   в  роли   кающегося

неубедительно.

     Понятно, почему  в  листке  блокнота, который  Горбачев как-то  показал

А.Черняеву, среди  строчек  внешнеполитических  приоритетов,  относящихся  к

весне  1985  года,  на  первом  месте  значилось   -   "покончить  с  гонкой

вооружений",  а  за  этим  следовало  -  "уйти  из  Афганистана",  "наладить

отношения  с  США  и  Китаем".  Обуздание  ВПК   выглядело  в  глазах  новой

кремлевской  команды не  только  срочной  экономической,  но и  политической

задачей:  именно таким  образом можно было  оттеснить с  влиятельных позиций

последователей   Устинова,   по-хозяйски   расположившихся   внутри   ЦК   и

правительства, - генералов и  лоббистов  оборонного  комплекса. Путь к этому

лежал через устранение главной  причины, оправдывавшей  их привилегированный

статус, - противостояния с Западом.

     Справедливо  оценивая  роковую   роль  гонки  вооружений  в   уродливом

искривлении  и,  в   конечном  счете,  в  фактическом  разрушении  советской

экономики,  Горбачев  в отличие от  своих предшественников, будучи человеком

иного   поколения,   либо  не  осознавал,   либо  отказывался   верить,  что

существовавший  вариант  социализма, как  это  ни парадоксально, нуждался во

внешней  угрозе. Тезис о  "враждебном  окружении" страны  Советов со  времен

Гражданской  войны  исправно  служил  одним  из  самых  эффективных  рычагов

управления Советским государством.

     "Или мы проведем индустриализацию в кратчайшие  сроки, или нас сомнут",

-  предостерегал Сталин. И  миллионы людей,  жертвуя  сегодняшним днем  ради

спасения нового строя, как репинские бурлаки, впрягались в постромки сначала

индустриализации, а потом "строек коммунизма", и  с энтузиазмом аплодировали

смертным приговорам "вредителям" и  "вражеским  шпионам".  "Лишь  бы не было

войны",  -  молитвенно твердили  солдатские вдовы  Великой  Отечественной  и

оставшиеся  без отцов поколения советских людей,  не  замечая, что  тянут за

собой уже не плуги послевоенного восстановления, а неподъемную ощетинившуюся

ракетами бронированную колесницу сверхдержавы.

     Однако  не будем упрощать. В послевоенные годы Запад и особенно  США  и

американские  президенты -  начиная  с  Трумэна,  взорвавшего  над Хиросимой

атомную   бомбу  для  устрашения  Сталина,  и  кончая  Рейганом,  объявившим

"крестовый  поход" против  советской "империи зла" и  пообещавшим (в шутку!)

побомбить ее  города,  -  активно способствовали развитию этой  национальной

паранойи.  У  американцев  были  для  этого  собственные  внутриполитические

мотивы.  С криком  "Русские идут!" не только выпрыгивал  из  окна  Пентагона

обезумевший  Джеймс  Форрестол,  но и, ссылаясь  на  подобного  рода угрозы,

выжимал из Конгресса  средства для ликвидации "ракетного превосходства" СССР

Джон Кеннеди и получал одобрение для своей программы "звездных войн" Рональд

Рейган.

     В  такой  атмосфере,  когда руководители сверхдержав  смотрели друг  на

друга  "через амбразуру", заводить разговор о новой разрядке  Горбачеву было

непросто.   Тем   не   менее  и   в  этой   области   политики  он   рискнул

руководствоваться  здравым смыслом.  "Почему, если мы можем уничтожить  друг

друга  тысячу раз,  нам  для начала  не  срезать все  излишки?  Однократного

взаимоубийства,  которое   к  тому  же   все  равно   станет  самоубийством,

достаточно", - обращался он к членам Политбюро, а когда представился случай,

провел эту мысль  и  в беседе с  Маргарет Тэтчер. Такая постановка вопроса в

глазах  "профи"   была   политически  некорректна,  ибо  представляла  собой

нарушение общепринятых  правил  мировой  игры, к чему, кстати, совершенно не

был готов  "неперестроившийся"  партнер-соперник. В мире, привыкшем  жить по

законам  ядерного  абсурда,  руководствоваться  здравым  смыслом  -  значило

выглядеть наивным дилетантом.

     Хуже  того,  посягнув  на стратегическое "равновесие страха",  Горбачев

выпускал на волю  еще  неведомого  ему политического джинна  внутри  страны.

Руководствуясь наилучшими намерениями, он,  сам того не  подозревая, выбивал

из основания советской  системы и, стало  быть,  из-под  собственного кресла

одну  из важнейших опор. До тех пор пока  ради того, "чтобы  не было войны",

советские  люди  мирились  со   своей  убогой  жизнью,  добровольно  отдавая

последнее  на оборону от неизвестного, но грозного агрессора,  власть  могла

чувствовать  себя  вполне комфортно. Ей и олицетворявшему ее Политбюро никто

не  задавал  неудобных  вопросов  и  не  требовал  отчета,  как  расходуется

национальный бюджет. Открыв, что войны можно не бояться, что  вчерашний враг

сегодня оказывается партнером, а завтра - союзником, а то и другом, общество

было вправе обратить недовольство своей жизнью на тех, кто им управляет.

     "Зубры" коммунистического  заповедника - от  закоренелого "Мистера Нет"

Андрея Громыко  до  руководителей братских  соцстран,  кто  разумом,  а  кто

политическим инстинктом, это прекрасно осознавали. Поэтому даже  традиционно

лояльные к Москве союзники (за  редкими исключениями, вроде  Ярузельского) с

настороженностью  реагировали  не  только  на  демократические  импровизации

инициаторов перестройки у  себя дома, но  и  на такие, безусловно, назревшие

внешнеполитические шаги  Горбачева, как  объявленный  уход  из Афганистана и

отказ от пресловутой "доктрины Брежнева".

     Сам Горбачев на  одном  из заседаний  Политбюро,  суммируя, поступавшую

информацию,  так характеризовал реакцию на радикальные перемены  в советской

внутренней и внешней  политике: "Кадар и Хонеккер не верят  в  необратимость

нашей перестройки и  занимают  выжидательную позицию. Ну, а Живков на правах

старейшины выражается откровенно:  "Ваш Хрущев, - говорит он приезжающим  из

Москвы собеседникам, - своей критикой Сталина  вызвал пятьдесят шестой год в

Венгрии, а теперь Горбачев дестабилизирует социалистическое содружество"".

     О   вполне  предсказуемой,  враждебной   позиции  румынского  диктатора

Чаушеску  он тогда  не  упомянул: выяснение отношений между ними,  принявшее

форму многочасовой беседы,  затянувшейся  далеко за  полночь и  переросшей в

фактический скандал между  двумя супружескими  парами (в разговоре  мужей во

время приватного ужина участвовали Елена Чаушеску  и Раиса Максимовна), было

еще  впереди. Впрочем, как  и  выяснение неоднозначного  характера  перемен,

вызванных новой  внешней  политикой  Михаила Горбачева, для  стратегического

положения Советского Союза на мировой арене.

     Пока же, на этапе "революции  надежд", перед советской дипломатией были

поставлены предельно простые  задачи прикладного характера: как можно скорее

снизить уровень конфронтации с Западом, сдвинуть  с мертвой точки переговоры

по   разоружению,   перенести  центр  тяжести  в   усилиях  по   обеспечению

безопасности   страны  с   военных  на   политические  методы.  По  сценарию

перестройки западный мир, выступавший в течение десятилетий "холодной войны"

в качестве заклятого  врага Советского  Союза, должен  был отныне полностью,

как  травести,  сменить  написанную для него  роль.  Внешний  рубеж  обороны

мирового социализма от классового противника следовало превратить в надежный

политический  тыл,  а то  и в "базу  снабжения" горбачевской революции,  ибо

главная линия  фронта  пролегала  теперь не по  границам  СССР или  мирового

социалистического лагеря, а внутри них.

Из доклада Генерального секретаря КПСС Михаила Сергеевича Горбачева (р. 1931) на Пленуме ЦК КПСС (27 января 1987 г.) о годах, когда партию возглавляли его ...

Сергей Федорович надеялся изменить отношение Горбачева к армии. ... Сергей Федорович понимал, что политика Горбачева приведет к развалу ...

директоров, а 15 января состоялась встреча с М. С. Горбачевым (заранее .... Горбачев ответил: "Я очень рад, что вы связали эти два. слова". Мы прошли в зал. ...

советские и хозяйственные руководящие должности (доклад Горбачева на ... Горбачев, и его ближайшие сторонники сами еще не полностью свободны от ...

телеграмму Горбачеву и Рыжкову с изложением нашей точки зрения. ... Горбачев смешивал две совершенно различные вещи - преступные акты убийств, ...

За этот период Лукьянов должен был переговорить с Горбачевым, который, как выяснилось, ... Дело в том, что вскоре Горбачев подписал с немцами соглашение, ...

«Это то зерно,— сказал М. С. Горбачев,— что мы сейчас закупаем за валюту, товарищи. ... Товарищ М. С. Горбачев, выступая с докладом на XXVII съезде КПСС, ...

К середине 80-х стала очевидна бесперспективность советского военного присутствия в Афганистане. В 1985 года после прихода Горбачева Кармаль был заменен на ...

Горбачев М. С. (за выдающийся вклад в процессы укрепления мира, которые происходят сейчас в важнейших областях жизни мирового сообщества) 1990 г. ...

Он никогда не шел против Горбачева. Я не раз был свидетелем того, как отец. одергивал подчиненных, позволявших нелестные или, вернее, фамильярные ...