Литература

Великие писатели

Разделы: Классическая литература

Рефераты по литературе

Биографический словарь

На протяжении почти ста лет - половина XIX века и первая половина XX - вокруг

творчества Афанасия Афанасьевича Фета шли нешуточные бои. Если одни видели в нем

великого лирика и удивлялись, как Лев Толстой: "И откуда у этого... офицера

берется такая непонятная лирическая дерзость, свойство великих поэтов .", то

другие, как, например, Салтыков-Щедрин, видели поэтический мир Фета "тесным,

однообразным и ограниченным", Михаил Евграфович даже написал, что "слабое

присутствие сознания составляет отличительный признак этого полудетского

миросозерцания".

Демократы XIX века и большевики XX числили Фета во второстепенных поэтах, потому

что, мол, он не общественно значимый поэт, нет у него песен протеста и

революционного настроя. Отвечая на такие нападки, Достоевский в свое время

написал знаменитую статью "Г.-бов и вопрос об искусстве". Он отвечал НА.

Добролюбову, возглавившему в то время критику и идеологию журнала "Современник"

и называвшего "бесполезным" искусство, подобное поэзии Фета.

Достоевский приводит такой пример-"Положим, что мы переносимся в восемнадцатое

столетие, именно в день лиссабонского землетрясения. Половина жителей в

Лиссабоне погибает; дома разваливаются и проваливаются; имущество гибнет; всякий

из оставшихся в живых что-нибудь потерял -

или имен или семьк  Жители толкаются по улицам в отчаянии, пораженные

обезумевшие от ужаса. В Лиссабоне живет в это время какой-нибудь известны^

португальский поэт. На другой день утром выходит номер лиссабонского "Меркурия"

(тогда все издавалось в "Меркурии"). Номер жуРнала> появившегося в такую минуту,

возбуждает даже некоторое любопьггство в несчастных лиссабонцах, несмотря на то,

что им в эту МИНУТУ не  журналов; надеются, что номер вышел нарочно, чтоб дать

некоторые сведения, сообщить некоторые известия о погибших, о пропавших без

вести и проч. и проч. И вдруг - на самом видном месте листа бросается всем в

глаза что-нибудь вроде следующего:

Шепот, робкое дыханье,

Трели соловья, Серебро и колыханье

Сонного ручья, Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца, Ряд волшебных изменений

Милого лица. В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря, И лобзания, и слезы,

И заря, заря!..

Да еще мало того: тут же, в виде послесловия к поэмке, приложено в прозе всем

известное поэтическое правило, что тот не поэт, кто не в состоянии выскочить

вниз головой из четвертого этажа (для каких причин? - я до сих пор этого не

понимаю; но уж пусть это непременно надо, чтоб быть поэтом; не хочу спорить). Не

знаю наверно, как приняли бы свой "Меркурий" лиссабонцы, но, мне кажется, они

тут же казнили бы всенародно, на площади своего знаменитого поэта, и вовсе не за

то, что он написал стихотворение без глагола, а потому, что вместо трелей

соловья накануне слышались под землей такие трели, а колыханье ручья появилось в

минуту такого колыхания целого города, что у бедных лиссабонцев не только не

осталось охоты наблюдать -

В дымных тучках пурпур розы или

Отблеск янтаря,

но даже показался слишком оскорбительным и небратским поступок поэта,

воспевающего такие забавные вещи в такую минуту их жизни. Разумеется, казнив

своего поэта (тоже очень небратски), они ...через тридцать, через пятьдесят лет

поставили бы ему на площади памятник за его удивительные стихи вообще, а вместе

с тем и за "пурпур розы" в частности".

Фет всегда был, как нынче говорят, знаковой фигурой. Поэтому для выражения своей

мысли Достоевский взял лирическое стихотворение Фета, доказывая, что искусство

самоценно само по себе, без прикладного значения, что "польза" уже в том, что

оно настоящее искусство.

Такие споры дошли и до нашего времени, но поэзия Фета теперь уже, кажется, стоит

незыблемо на самой вершине поэтического Олимпа. Последняя волна занижения

достоинств этого поэта накатилась в 1970-е годы, когда несколько крупных

современных поэтов (Владимир Соколов, Николай Рубцов, Анатолий Передреев и

другие) ярко заявили, что они опираются на традиции поэтической культуры Фета.

Тогда в ответ на это Евтушенко обозвал их всех "фетятами". Но это уже ничего не

значило. Все понимали уже, что такое Фет и что такое Евтушенко.

А Фет - это, еще процитируем Достоевского, "стихи, полные "такой страстной

жизненности, такой тоски, такого значения, что мы ничего не знаем более

сильного, более жизненного во всей нашей русской поэзии". Я приведу

стихотворение, которое много лет назад вошло в мою душу, и я его повторяю в

самые трудные моменты жизни. Вот к вопросу о "чистом искусстве", о "пользе и

тому подобном".

Учись у них - у дуба, у березы. Кругом зима. Жестокая пора! Напрасные на них

застыли слезы, И треснула, сжимаяся, кора.

Все злей метель и с каждою минутой Сердито рвет последние листы, И за сердце

хватает холод лютый; Они стоят, молчат; молчи и ты!

Но верь весне. Ее промчится гений, Опять теплом и жизнию дыша. Для ясных дней,

для новых откровений Переболит скорбящая душа.

Сколько жизненной силы в этом стихотворении, какое оно свежее, музыкальное.

Надо сказать, что основная отличительная черта поэтической культуры Фета - это

именно музыкальностью. Сам поэт о своем творчестве писал: "Чайковский тысячу раз

прав, так как меня всегда из определенной области слов тянуло в неопределенную

область музыки, в которую я уходил, насколько хватало сил моих". Поэтому на

многие его стихи композиторы написали романсы, а "На заре ты ее не буди..."

стала просто народной песней.

Фет говорил: "Что не выскажешь словами, / - Звуком на душу навей..." Приведем

короткое стихотворение, в котором именно н а в е я н о поэтическое состояние.

Восемь строк, но за ними видна вся Россия:

Чудная картина, Как ты мне родна: Белая равнина, Полная луна.

Свет небес высоких, И блестящий снег, И саней далеких Одинокий бег.

1841

Фета упрекали в уходе от гражданских и патриотических тем "в мир интимных

душевных переживаний". Упрекали необоснованно. Вот приведенное стихотворение,

безусловно, относится к патриотической лирике в ее самом высоком выражении. Фет

вообще был страстным патриотом. И его сдержанная, но мощная патриотическая

стихия ощутима в стихах "Я вдаль иду моей дорогой...", "Одинокий дуб", "Теплый

ветер тихо веет...", "Под небом Франции", "Ответ Тургеневу", "Даки"...

Афанасий Афанасьевич родился в имении Новоселки Мценского уезда Орловской

губернии. Был внебрачным сыном помещика Шеншина, а фамилию свою получил от

матери Шарлотты Фет, одновременно с этим утратив права на дворянство. Многие

годы потом он будет добиваться потомственного дворянского звания, через службу в

армии, добьется и получит дворянскую фамилию Шеншин. Но в литературе навсегда

останется как Фет.

Учился он на словесном факультете Московского университета, здесь сблизился с

будущим поэтом и критиком Аполлоном Григорьевым. Еще студентом Афанасий издал

свою первую книгу "Лирический Пантеон". В армии он служил с 1845 по 1858 год,

служил в кавалерийских войсках, в полку тяжелой артиллерии, в гвардейском

уланском полку. После службы он приобрел большие земли и стал помещиком.

В 1857 году Фет женился. Но этому предшествовала трагическая любовь, которая на

всю жизнь оставила след в сердце поэта. Во время армейской службы на Украине

поэт познакомился с Марией Лазич. Это была высокообразованная девушка,

талантливая музыкантша, чья игра вызвала восхищение у гастролировавшего тогда на

Украине Ференца Листа. Она была страстной поклонницей поэзии Фета и полюбила его

самозабвенно. Но Фет не решился жениться на этой девушке, потому что тогда не

имел возможности содержать семью. И так получилось, что Мария Лазич в этот

момент трагически погибла - загорелось платье от упавшей свечи... Умирала она в

жутких муках. Говорили о самоубийстве из-за "расчетливости" Фета. Так это или

нет - точно не известно, но Фет потом всю жизнь в стихах возвращался к образу

этой девушки. Прочтите, например, "Долго снились мне вопли рыданий твоих..."

Фет женился через семь лет после этой трагедии на сестре своего Приятеля -

видного критика и писателя Василия Боткина.

Женившись, Фет целиком ушел в хозяйство и даже, надо сказать, был образцовым

помещиком. Прибыль у него в хозяйстве все время Росла. Жил он почти безвыездно в

мценской Степановке. Менее чем в 100 километрах находилась Ясная Поляна. Фет был

ближайшим другом

Льва Толстого, они ездили друг к другу, дружили семьями, переписывались.

Стихи он писал до самой глубокой старости. В 1880 году издал серию небольших

сборников стихотворений - почти исключительно новых - под названием "Вечерние

огни". Книжки эти выходили тиражом всего по несколько сот экземпляров и все же

не были распроданы Кумиром любителей поэзии был тогда Надсон, книги его шли

нарасхват. Зато минули десятилетия, и "Вечерние огни" стали переиздаваться уже в

наше время миллионными тиражами, а где Надсон, кого он интересует всерьез? Вот

такие бывают зигзаги в поэтических судьбах

В старости Фет нередко говорил жене: "Ты никогда не увидишь, как я умру". 21

ноября 1892 года он нашел предлог, чтобы отослать из дома жену, позвал секретаря

и продиктовал1 "Не понимаю сознательно приумножения неизбежных страданий.

Добровольно иду к неизбежному". Подписав эту записку, Фет схватил стальной

стилет, служивший для разрезания бумаг... Секретарь, поранив себе руку, вырвала

стилет Тогда Фет побежал в столовую, схватился за дверцу ящика, где хранились

ножи, но упал и умер... смерть его как бы была и не была самоубийством. Есть в

ней нечто общее с гибелью Марии Лазич: было или не было9..

Как поэт Фет, конечно, будет проходить легко из столетия в столетие - красота и

глубина его поэзии неисчерпаемы. Иногда он бывает и провидцем. В 1999 году мы

отметили 200-летие со дня рождения А С Пушкина. Фет написал сонет на открытие

памятника Пушкину в Москве. Прочтем его и удивимся, как много в нем и о нашем

времени

К ПАМЯТНИКУ ПУШКИНА (Сонет)

Исполнилось твое пророческое слово, Наш старый стыд взглянул на бронзовый

твой лик,

И легче дышится, и мы дерзаем снова Всемирно возгласить: ты гений, - ты велик!

Но, зритель ангелов, глас чистого, святого, Свободы и любви живительный родник,

Заслыша нашу речь, наш вавилонский крик, Что в них нашел бы ты заветного,

родного?

На этом торжище, где гам и теснота, Где здравый русский смысл примолк, как

сирота, Всех громогласный тать, убийца и безбожник,

Кому ночной горшок всех помыслов предел, Кто плюет на алтарь, где твой огонь

горел, Толкать дерзая твой незыблемый треножник!

1880

Геннадий Иванов