Литература

Великие писатели

Разделы: Классическая литература

Рефераты по литературе

Биографический словарь

"Теперь среди портретов "любимых писателей" вы во всякой образованной семье, в

комнатке всякого студента или курсистки встретите портрет или карточку "Антона

Чехова" .. И среди бородатых, могучих в лепке матушки-натуры или глубоко

оригинальных фигур Тургенева, Толстого, Плещеева, Мея, Некрасова, Добролюбова,

Чернышевского - фигура или, точнее, фигурка Чехова представляется такою

незначительною, обыкновенною... Слишком "наш брат"... В Чехове Россия полюбила

себя. Никто так не выразил ее собирательный тип, как он, не только в сочинениях

своих, но, наконец, даже и в лице своем... "Все вышло, как у всех русских:

учился одному, а стал делать другое; конечно, не дожил полных лет. Кто у нас

доживает? Гнезда не имел, был странствующий. И все немного музыканил или

мурлыкал себе под нос Ни звука резкого, ни мысли большой. Но что-то такое во

всем этом есть, чего нигде еще нет", - так писал Василий Розанов в 1910 году

("Наш "Антоша Че-хонте").

Антон Павлович Чехов среди великих русских писателей был первым неаристократом.

Он, по словам того же Розанова, "довел до вирту-

 озности, до гения обыкновенное изображение обыкновенной жизни", став кумиром в

преддверии нового, неаристократичного, века Он дал слово представителям всех

слоев и сословий - его проза, пожалуй, самая "населенная" в мировой литературе:

в ней живут почти восемь тысяч персонажей (для сравнения, в "Человеческой

комедии" Бальзака - около трех тысяч). Можно сказать, Чехов совершил "первую

русскую революцию" - в литературе. Лев Толстой, настороженно относившийся к

новому поколению: "Нынче царство матерьялизма, т.е. женщин и врачей", из молодых

ставил вровень с собой одного лишь Чехова, несмотря на то что тот был и врачом,

и материалистом.

Оба деда Антона Павловича Чехова - по отцу и по матери - были крепостными

крестьянами, выкупившимися на волю еще до реформы 1861 года. Отец писателя уже

был купцом второй гильдии и владел бакалейной лавкой в Таганроге.

Обанкротившись, в 1876 году он бежал от долговой тюрьмы в Москву, где учились

два его старших сына (вообще в семье было шестеро детей - Александр, Николай,

Антон, Иван, Мария, Михаил). Антон остался в Таганроге, чтобы закончить

гимназию, а потом присоединился к семье в Москве.

Несмотря на религиозный фанатизм отца и аскетическое воспитание, Антон со

школьных лет увлекался театром и литературой. Его брат Михаил вспоминал: "А.П.,

будучи... гимназистом пятого класса, спал под кущей посаженного им дикого

винограда и называл себя "Иовом под смоковницей". Под ней же он писал тогда

стихи..."

В Москву Антон Чехов приехал с рукописью драмы (не увидевшей света), но поступил

на медицинский факультет Московского университета. Тогда же, по примеру старшего

брата Александра, начал печатать в мелких юмористических журналах Москвы и

Петербурга - "Стрекоза", "Будильник", "Зритель" и др. - юморески, пародии,

юмористические миниатюры под псевдонимами Антоша Чехонте, Человек без селезенки

и др. Существует предание о чуде (почти как у каждого писателя) его первого

дебюта в печати: во время острого безденежья, чтобы отметить именины матери,

Антон Павлович в один присест написал рассказ "Письмо к ученому соседу", отослал

в петербургский ежемесячник "Стрекоза" и на полученный гонорар устроил семейный

праздник. Вряд ли это чудо случилось бы, не будь юношеских стихов "под

смоковницей". За счет литературных заработков Чехова семья главным образом и

держалась на первых порах в Москве.

Скоро Чехов вырабатывает свой стиль короткого рассказа, уже выходящий за рамки

чистой юмористики. В 1885 году Антон Павлович побывал Петербурге, где произошли

очень важные для его творческой жизни встречи - он познакомился с Д В.

Григоровичем (первый, кто

оценил "Бедных людей" Достоевского) и А.С. Сувориным. Через несколько месяцев от

Григоровича, прочитавшего рассказ Чехова "Егерь", пришло письмо: "У Вас

настоящий талант - талант, выдвигающий Вас далеко из круга литераторов нового

поколения". О том, какое оно произвело впечатление на молодого писателя, говорит

восторженный тон его ответа (вообще-то не свойственный Чехову): "Ваше письмо,

мой добрый, горячо любимый благовеститель, поразило меня, как молния... Как Вы

приласкали мою молодость, так пусть Бог успокоит Вашу старость .. У меня в

Москве сотни знакомых, между ними десятка два пишущих, и я не могу припомнить ни

одного, который читал бы меня или видел во мне художника".

Наряду с литературной работой Чехов ведет медицинскую практику. Служит врачом в

Воскресенске (ныне Истра), в Звенигороде. Врачебная деятельность обогатила

жизненный опыт писателя, обострила его наблюдательность. К началу 1890-х годов

он опубликовал уже немало замечательных рассказов, привлекших всеобщее внимание.

Его талант заметили и другие писатели старшего поколения - А.Н. Плещеев, Н.С.

Лесков, позднее Л.Н. Толстой.

Зрелые его произведения - "Степь", "Огни", "Припадок", "Дуэль", "Три года", "Дом

с мезонином", "Скучная история", "Скрипка Ротшильда" - отмечены глубокой

психологичностью и мягким чеховским лиризмом. В таких произведениях, как

"Человек в футляре" и "Палата № 6", критика тех лет увидела символику

политической реакции и застоя 1880-х годов. Думается, меньше всего писатель

ставил себе такую задачу.

Вообще Чехов как художник лишен пафоса. В творчестве он "убивающе" правдив, как

врач, сообщающий пациенту о летальном исходе. Не менее правдив он и в отношении

себя как писателя - вот фрагмент из его письма к Алексею Суворину (в ответ на

упреки в отсутствии у него "большой идеи": "Вспомните, что писатели, которых мы

называем вечными или даже просто хорошими и которые пьянят нас, имеют один общий

и весьма важный признак: они куда-то идут и вас зовут туда же, и вы

чувствуете... что у них есть цель. У одних, смотря по калибру, цели ближайшие -

крепостное право, освобождение родины, политика, красота или просто водка, как у

Д. Давыдова; у других - цели отдаленные - Бог, загробная жизнь, счастье

человечества и т.п. ...вы, кроме жизни, какая есть, чувствуете еще ту жизнь,

какая Должна быть, и это пленяет вас. А мы? Мы! Мы пишем жизнь такою, как она

есть, а дальше ни тпру, ни ну... У нас нет ни ближайших, ни отдаленных целей, и

в нашей душе хоть шаром покати. Политики у нас Нет, в революцию мы не верим,

Бога нет... Я не брошусь, как Гаршин, в пролет лестницы, но и не стану обольщать

себя надеждами на лучшее будущее. Не я виноват в своей болезни, и не мне лечить

себя..."

Как человек, которому не свойственны "возвышающие обманы", он избегал и

категоричных обобщений. Так, к примеру, по поводу рассуждений Дмитрия

Мережковского о безвременье и "нервном веке" он писал тому же Суворину в 1891

году: "Никакого нет нервного века. Как жили люди, так и теперь живут, и ничем

теперешние нервы не хуже нервов Авраама, Исаака и Иакова". По его мнению,

увеличилось не число нервных болезней, а число врачей, наблюдающих эти

заболевания. Можно привести и другие примеры сниженного пафоса. Один знакомый

пожаловался ему: "Что мне делать! Меня рефлексия заела!" Чехов ответил: "А вы

поменьше водки пейте". Иронизируя над вычурными манифестами декадентов, он

говорил: "Какие они декаденты! Они здоровеннейшие мужики! Их бы в арестантские

роты отдать!.."

Благодаря "трезвому взгляду врача" Чехов неожиданно и смело раскрывает

традиционную для русской литературы крестьянскую тему в повестях "Мужики" и "В

овраге".

Типичный чеховский персонаж - обыкновенный человек, или, как мы сегодня сказали

бы, среднестатистический представитель своего сословия. Объяснение привязанности

к обыденному герою можно найти в одном из писем Чехова: "Никто не хочет любить в

нас обыкновенных людей". Вот эту "типичность" тонко подметил Василий Розанов:

"Хорош тот писатель, читая которого неловко, словно тебя оголили; я это

чувствовал, читая Чехова". Дочь Толстого, Татьяна Львовна, признавалась: "В

"Душечке" я так узнаю себя, что даже стыдно. Но все-таки не так стыдно, как было

стыдно узнать себя в "Ариадне".

Ко всякого рода избранничеству, мессианству Чехов относился с большой

осторожностью, если не сказать - с неприязнью, что можно заметить в изображении

бывшего террориста-народника из "Рассказа неизвестного человека" или зашедшегося

в своих амбициях магистра Коврина из "Черного монаха".

В 1990-м году Чехов уже был знаменитейшим писателем России. К этому времени у

него вышли сборники: "Сказки Мельпомены. Шесть рассказов А. Чехонте" (1884),

"Пестрые рассказы" (1886), "В сумерках. Очерки и рассказы" (за этот сборник

присуждена академическая Пушкинская премия), "Невинные речи" (оба 1887),

"Рассказы" (1888), "Хмурые люди" (1890), а также поставлена его пьеса "Иванов" -

сначала в московском театре Ф.А. Корша (1887), затем в петербургском

Александрийском театре (1889).

Неожиданно Чехов отправляется в поездку на остров Сахалин. "Сенсационная

новость, - сообщала газета "Новости дня" в январе 1890 года, - А.П. Чехов

предпринимает путешествие по Сибири с целью изучения быта каторжников. Прием

совершенно новый у нас..." Многие не понимали цели этого трудного путешествия (к

тому же Антон Павлович уже знал, что у него туберкулез) и считали это при-

хотью избалованного славой писателя. Перед этим в "Русской мысли" Чехова

обругали как "беспринципного писателя". Он послал издателю журнала В.М. Лаврову

письмо (объявляя о полном разрыве их знакомства): "Беспринципным писателем, или,

что одно и то же, прохвостом, я никогда не был". Возможно, и это подтолкнуло его

к поездке. Чехов пробыл на острове три месяца. Книга "Остров Сахалин" была

закончена в 1993-м.

Американский биограф Чехова Эрнст Симмонс высказал такую "голливудскую" догадку

о сахалинском путешествии писателя: он уехал на другой край света из-за

безнадежной любви к Лидии Авиловой, чтобы забыться. Вообще Чехову везет на

поиски "лирической темы" в его биографии. В литературе о писателе единственной и

роковой его любовью попеременно объявлялись то Лика Мизинова (много лет спустя в

заграничной клинике о ней шептались: вот умирает чеховская "Чайка"), то Лидия

Авилова, писательница, бравшая у Чехова первые литературные уроки и впоследствии

опубликовавшая свои воспоминания и переписку с писателем. В 1939 году

семидесятипятилетняя Лидия Алексеевна, завершая работу над "мемуарным романом"

(вышел под названием "Чехов в моей жизни"), написала на полях своей рукописи:

"Тяжело жить. Надоело жить... И я уже не живу... Но все больше и больше люблю

одиночество... И мечту. А мечта - это А.П. И в ней мы оба молоды, и мы вместе. В

этой тетради я пыталась распутать очень запутанный моток шелка... любили ли мы

оба? Он? Я?.. Я не могу распутать этого клубка". И мы, пожалуй, не сможем.

Женился Чехов в 1901 году на ведущей актрисе Московского художественного театра

Ольге Леонардовне Книппер, найдя наконец свой тип - "устремленную женщину"

(когда-то он советовал "разбросанной" Лике Мизиновой заняться делом и, между

прочим, писал: "...в сущности, я хорошо делаю, что слушаюсь здравого смысла, а

не сердца, которое Вы укусили"). Однако женитьба трагически напоминала сюжет его

рассказа "Цветы запоздалые". У Чехова открылись легочные кровотечения и жить ему

оставалось совсем немного.

На последние шесть лет жизни писателя пришелся расцвет Чехова-драматурга. С 1896

по 1903 год созданы, новаторские по духу и стилю, пьесы: "Дядя Ваня", "Чайка",

"Три сестры", "Вишневый сад". Драматургия Чехова стала необычайно популярной

благодаря Московскому художественному театру (премьера "Чайки" в петербургском

Алексан-Дринском театре в 1896 году провалилась) и завоевала театральные

подмостки всего мира.

Влияние прозы Чехова на русскую и всемирную литературу в XX веке огромно. Он

утвердил в прозе лаконичный жанр рассказа - "Умею говорить коротко о длинных

вещах" - и отвоевал для него право считаться большой литературой.

К этому надо было приучить публику, привыкшую соотносить большого писателя

непременно с романом. Известны слова Чехова: "По-моему, написав рассказ, следует

вычеркивать его начало и конец. Тут мы, беллетристы, больше всего врем... И

короче, как можно короче надо говорить". Друзья считали, что у него надо

отнимать рукописи, иначе он оставит в своем рассказе только, что они были

молоды, влюбились, а потом женились и были несчастны. Чехов отвечал:

"Послушайте, но ведь так же оно в существе и есть". И действительно, все

любовные фабулы его лучших произведений - "Попрыгунья", "Дом с мезонином", "О

любви", "Дама с собачкой" и др. - как-то удручающе безнадежны. "Женишься по

любви или не по любви - результат один" Кто это сказал? Кажется, Чехов.

"Предсмертные письма Чехова - вот что внушило мне на днях действительный ночной

ужас. Это больше действует, чем уход Толстого", - писал Александр Блок.

Действительно, в обыденности и пред-начертанности этой смерти - Чехов как врач

знал, что умирает, - есть что-то жуткое.

Летом 1904 года Ольга Леонардовна увезла Чехова в Баденвейлер - маленький курорт

на юге Германии. Перед отъездом его навестил писатель Николай Телешов, "...то,

что я увидал, - вспоминал он, - превосходило все мои ожидания, самые мрачные. На

диване, обложенный подушками, не то в пальто, не то в халате с пледом на ногах,

сидел тоненький, как будто маленький, человек с узкими плечами, с узким

бескровным лицом - до того был худ, изнурен и неузнаваем Антон Павлович. Никогда

не поверил бы, что возможно так измениться... "Завтра уезжаю. Прощайте. Еду

умирать".

В Баденвейлере Чеховым пришлось несколько раз переменить место - надрывный

кашель русского больного мешал окружающим. До нас дошли слова пользовавшего его

в Германии доктора- "Он был перед смертью и до последней минуты стоически

спокоен, как герой Когда я подошел к нему, он спокойно встретил меня словами:

"Скоро, доктор, умру". Я велел принести новый баллон с кислородом. Чехов

остановил меня: "Не надо уже больше. Прежде чем его принесут, я буду мертв".

Чехов умер в три часа ночи с 1 на 2 (14-15) июля 1904 года. Вот как описала его

последние минуты Ольга Леонардовна: "В начале ночи он проснулся и первый раз в

жизни сам попросил послать за доктором. Пришел доктор, велел дать шампанского.

Антон Павлович сел и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки: "Ich

sterbe..." ("Я умираю"). Потом взял бокал, повернул ко мне лицо, улыбнулся своей

удивительной улыбкой, сказал: "Давно я не пил шампанского...", покойно выпил все

до дна, тихо лег на левый бок и вскоре умолкнул навсегда...

Ушел доктор, среди тишины и духоты ночи со страшным шумом выскочила пробка из

недопитой бутылки шампанского.."

Антон Павлович Чехов погребен в Москве на кладбище Новодевичьего монастыря.

Любовь Калюжная