Литература

Великие писатели

Разделы: Классическая литература

Рефераты по литературе

Биографический словарь

В 1906 году Гумилёв написал стихотворение "Завещание", на которое не обращают

внимания, тем более не обращают внимания на пророческий смысл его, считая, что

это еще ранний Гумилёв, что это завещание - своего рода бравада,

экзальтированно-романтический этюд и т.п.

Очарован соблазнами жизни,

Не хочу я растаять во мгле,

Не хочу я вернуться к отчизне,

К усыпляющей, мертвой земле.

Пусть высоко на розовой влаге

Вечереющих горных озер

Молодые и старые маги

Кипарисовый сложат костер.

И покорно, склоняясь, положат

На него мой закутанный труп,

Чтоб смотрел я с последнего ложа

С затаенной усмешкою губ.

Так начинается это стихотворение. Все-таки будем помнить, что слово обладает

магической силой - и человек, даже не желая того, может напророчить себе нечто,

порой беду. Пастернак говорил молодым поэтам, играющим с темой смерти, что этого делать нельзя, если вы на самом

деле хотите жить и творить, слово может все выстроить по-своему, если оно

произнесено.

Так вот здесь произнесено, что поэт не хочет могилы в отчизне - этой могилы и

нет. Есть могила его матери в маленьком тверском городке Бежецке, здесь можно

положить цветы, поклониться Анне Ивановне, вспомнить стихи самого Гумилёва

Иногда, в дни праздника ахматовской поэзии в Бежецке, приезжие поэты заказывают

на могиле молебен, поминая Ахматову и Гумилёва

Гумилёва расстреляли без суда и без доказательства вины в 1921 году, и

неизвестно где закопали в одной яме с другими расстрелянными.

Обычно говорят о пророческом смысле стихотворения Гумилева "Рабочий", в котором

поэт предсказал якобы свою гибель от рук "рабочего", то есть пролетариата,

революции Но строго-то говоря, это стихотворение о немецком рабочем, который

отливает пулю. .

Пуля, им отлитая, просвищет Над седою вспененной Двиной, Пуля, им отлитая,

отыщет Грудь мою, она пришла за мной.

Это стихотворение имеет прямое отношение к Первой мировой войне, а не к

революции. Хотя все-таки и это стихотворение надо отнести к пророческим стихам

поэта: слово так или иначе исполнилось.

Некоторые говорят, что Гумилёв так увлекся экзотическими странами,

конкистадорами, жирафами, озером Чад, "брабанскими манжетами" романтических

капитанов, Африкой и Востоком, что не успел сказать о России.

Это и так, и не так. Во-первых, замечательно, что в русской поэзии есть поэт с

таким самобытным дарованием, устремленным к дальним странам, это только

обогащает русскую поэзию. Гумилёв родился в Кронштадте в штормовую ночь - ему на

роду было написано любить моря. У него дед был морским офицером, дядя -

адмиралом.

Во-вторых, конец XIX века, как и конец XX, в искусстве настоятельно требовал

каких-то новых форм, тем, прорывов. В Европе многие художники такой прорыв искали в экзотическом материале - вспомним Гогена или

Киплинга... Так что Гумилёв действовал в духе общих поисков в искусстве своего

времени.

А в-третьих, Гумилёв много чего сказал и о России. Его книга "Костер" очень

русская. Александр Блок на одном из своих сборников сделал такую дарственную

надпись: "Дорогому Николаю Степановичу Гумилёву - автору "Костра", читанного не

только "днем", когда я "не понимаю" стихов, но и ночью, когда понимаю". Приведем

несколько строф из "Костра":

Я ребенком любил большие, Медом пахнущие луга, Перелески, травы сухие И меж трав

бычачьи рога. (Детство)

В чащах, в болотах огромных, У оловянной реки, В срубах мохнатых и темных

Странные есть мужики.

Выйдет такой в бездорожье, Где разбежался ковыль, Слушает крики Стрибожьи, Чуя

старинную быль. (Муж и к)

Крест над церковью взнесен, Символ власти ясной, отеческой, И гудит малиновый

звон Речью мудрою, человеческой. (Городок)

Гумилёв стремился сказать о своей Родине полнее и пронзительнее, но признавал,

что его дарование в другом. В стихотворении "Стокгольм" он об этом скажет:

И понял, что я заблудился навеки

В слепых переходах пространств и времен,

А где-то струятся родимые реки,

К которым мне путь навсегда запрещен.

Это уже зрелый Николай Гумилёв говорит, все понимающий о себе, о своем творчестве. Читатель, который знает и любит стихи Гумилёва, уже и не вспоминает ни о каких

литературных течениях начала XX века, о литературных спорах, он, может быть, уже

и забыл, что такое акмеизм, который проповедовал Гумилёв, - он просто любит

лучшие стихи поэта, он живет, дышит этими стихами, это его золотой запас души.

На вопрос самого Гумилёва: "Что делать нам с бессмертными стихами?" - он

отвечает: "Любить!" Я бы дополнил еще: и издавать.

Читатель, который только открывает поэзию Гумилёва, найдет при желании много

статей и об акмеизме, и о спорах, прочитает статью А. Блока "Без божества, без

вдохновенья", узнает биографию поэта, откроет для себя непростые отношения двух

поэтов, мужа и жены, Ахматовой и Гумилёва, прочитает "Письма о русской поэзии"

Николая Степановича, его прозу, статьи, может быть, даже прочитает драмы. Самое

главное, чтобы поэт "зацепил" человека, чтобы душа потянулась к высокому

поэтическому миру. А это могут сделать только сами стихи. Слава Богу, после

многих десятилетий запрета сейчас вышли и выходят новые и новые издания

Гумилёва. С очень хорошими предисловие ями, так что есть возможность не только

насладиться стихами, но углубиться в художественный мир поэта.

Вот, например, какие глубины видит исследователь и автор пре-| дисловия к

прекрасному трехтомнику Гумилёва, изданному издатель-] ством "Художественная

литература" в 1991 году, Н.А. Богомолов в cthJ хотворении "Память":

"Стихотворение заканчивается явлением неве-| домого странника с закрытым лицом:

Предо мной предстанет, мне неведом, Путник, скрыв лицо, но все пойму, Видя льва,

стремящегося следом, И орла, летящего к нему.

Крикну я... но разве кто поможет, Чтоб моя душа не умерла ? Только змеи

сбрасывают кожи, Мы меняем души, не тела.

Кто этот путник? Ахматова отвечала однозначно- Смерть. Современный комментатор

также однозначен: Христос. А можно найти еще одну параллель - Заратустра. И еще

можно добавить, что, согласие магическим концепциям, лев и орел в животном мире

соответствовалк Солнцу в мире природном... Гумилёв намеренно неоднозначен, наме-

| ренно уходит от простой расшифровки. "Путник" - и то, и другое, и| третье, и

еще нечто, и еще, и еще. Ряд этот принципиально несконча-] ем, его можно длить и

длить".

Так что читатель в стихах Гумилёва может найти глубины необычайные.

Закончить слово о поэте хочется несколькими стихотворениями из тех, которые

называются шедеврами:

ЖИРАФ

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд И руки особенно тонки, колени

обняв. Послушай: далеко, далеко, на озере Чад Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана, И шкуру его украшает волшебный узор, С

которым равняться осмелится только луна, Дробясь и качаясь на влаге широких

озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля, И бег его плавен, как радостный птичий

полет. Я знаю, что много чудесного видит земля, Когда на закате он прячется в

мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран Про черную деву, про страсть молодого

вождя, Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман, Ты верить не хочешь во что-

нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад, Про стройные пальмы, про запах

немыслимых трав... Ты плачешь? Послушай... далеко, на озере Чад, Изысканный

бродит жираф.

СЛОВО

В оный день, когда над миром новым Бог склонял лицо Свое, тогда Солнце

останавливали словом, Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами, Звезды жались в ужасе к луне,

 Если, точно розовое пламя, Слово проплывало в вышине

А для низкой жизни были числа, Как домашний, подъяремный скот, Потому что все

оттенки смысла Умное число передает.

Патриарх седой, себе под руку Покоривший и добро и зло, Не решаясь обратиться к

звуку, Тростью на песке чертил число.

Но забыли мы, что осиянно Только слово средь земных тревог И в Евангелии от

Иоанна Сказано, что Слово - это Бог.

Мы ему поставили пределом Скудные пределы естества, И, как пчелы в улье

опустелом, Дурно пахнут мертвые слова.

ШЕСТОЕ ЧУВСТВО

Прекрасно в нас влюбленное вино,

И добрый хлеб, что в печь для нас садится,

И женщина, которою дано,

Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей

Над холодеющими небесами,

Где тишина и неземной покой,

Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать. Мгновение бежит неудержимо, И мы ломаем

руки, но опять Осуждены идти все мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои, Следит порой за девичьим купаньем

И, ничего не зная о любви,

Все ж мучится таинственным желаньем.

Как некогда в разросшихся хвощах Ревела от сознания бессилья Тварь скользкая,

почуя на плечах Еще не появившиеся крылья, -

Так век за веком - скоро ли, Господь ? - Под скальпелем природы и искусства

Кричит наш дух, изнемогает плоть, Рождая орган для шестого чувства.

Геннадий Иванов