Русская история и культура

Троице-Сергиева лавра

Вторая половина XVII в. вносит новые черты в архитектурный ансамбль Троицкого монастыря. Растущая пышность уклада жизни высших слоев московского общества откладывает заметный отпечаток на все развитие гражданского зодчества, которое приобретает невиданный до того размах и конкурирует с культовым строительством; одновременно стирается грань между культовой и гражданской архитектурой и начинается быстрый процесс „обмирщения" всей культуры.

Характерные черты зодчества этого времени нашли свое отражение в грандиозной строительной деятельности, развернувшейся в Троицком монастыре в конце XVII в. В этот период, как и в начале века, монастырь опять оказался в центре важнейших государственных событий. Его укрепления снова использовались в качестве надежной защиты, но теперь уже не от внешних, а от внутренних врагов.

Так, в 1682 г. напуганные восставшими стрельцами юный Петр вместе с братом Иваном и царевной Софьей укрылись за мощными стенами Троицкой крепости, спешно вызвав туда войска из других, не охваченных восстанием городов. Монастырь был превращен в укрепленный лагерь: по стенам были выставлены „великие сторожа и караулы", а в наиболее опасных местах „пушки и всякое ружье ко спасению и на оборону уготовили и всякий полковой строй устроили"1. Около двух месяцев отсиживались здесь представители царствующей фамилии, пока не были усмирены мятежные стрельцы, а главарь мятежников князь Хованский казнен вместе с сыном в подмонастырском селе Воздвиженском.

Семь лет спустя, начав решительную борьбу за власть, Петр снова обратился к защите троицких стен. На этот раз он прискакал сюда один темной августовской ночью 1689 г., спасаясь от коварных замыслов Софьи. Походным маршем прибыли к Петру его верные потешные полки, а вслед за ними, почувствовав силу молодого царя, спешили к монастырю вереницы раззолоченных карет высшей знати и духовенства.

Первые суровые указы Петра, объявленные с высоких крылец царских хором Троицкого монастыря, эхом отозвались по всей стране. Под сводами глубоких монастырских подвалов стонали в пытках сторонники Софьи, и тут же на площади перед монастырем вершился над ними кровавый суд. Все внимание в эти дни было приковано к Троицкому монастырю, где, как бы расправляя могучие плечи и пробуя свою силу, Петр I начинал решительные действия по единоличному управлению огромной страной, чтобы вывести ее в ряд могущественных империй. События эти еще более подняли значение монастыря, утвердив его авторитет в качестве первой царской обители.

Умело использовав благоприятную ситуацию, монастырские власти предпринимают очередную грандиозную перестройку монастыря в соответствии с запросами времени. Именно на два последних десятилетия XVII в. приходится сооружение ряда монументальных зданий, придавших новое художественное звучание всему монастырскому ансамблю.

Если здания, построенные в Троицком монастыре в первой половине XVII в., не сохранились или были значительно искажены в последующее время, то все, что было сооружено в конце столетия, почти целиком дошло до наших дней и входит в его современный ансамбль.

Основными сооружениями этого периода были огромные здания новой Трапезной палаты с церковью Сергия (1686—1692) и каменный дворец—так называемые царские Чертоги. Поставленные друг против друга — Трапезная на южной стороне монастыря на месте прежних цари-цыных хором, а царские Чертоги на месте деревянного дворца 1620 г.,— оба эти здания оформили центральную монастырскую площадь, придав ей законченность и стилистическое единство.

Огромное, в 85 м длиной, здание Трапезной поднято на высокий подклетный этаж, где размещались кухни, кладовые, хлебопекарни и другие подсобные помещения, и окружено открытой галереей-гульбищем на круглых столбах своеобразной формы2, с двумя широкими парадными лестницами (одна из лестниц переделана в начале XVIII в.). Основную часть второго этажа занимает обширная Трапезная палата, предназначавшаяся для торжественных приемов и церемоний. С восточной стороны к ней примыкает двухэтажная бесстолпная церковь Сергия с тремя полукружиями невысоких апсид, а с юго-запада и запада — вспомогательные помещения и малая Трапезная палата, где происходило повседневное обслуживание монастырской братии.

Наружный вид Трапезной палаты отличается исключительным богатством декоративного убранства. По периметру фасадов здания ритмично расположены полуколонны, высота которых равна высоте стен. Их кудрявые капители держат сложный многопрофильный карниз со своеобразным фризом из полуциркульных скульптурных раковин. Между полуколоннами размещены огромные окна с пышным обрамлением из витых белокаменных колонок, покрытых искусно выполненной резьбой3.

Гладкая стена, являвшаяся одним из основных элементов архитектуры XVI в., теперь совершенно исчезает: яркая раскраска „в шахмат" синими, желтыми, красными и зелеными цветами покрывает фасады Трапезной сплошным узорчатым ковром. Несколько измененное чередование цветов на криволинейных поверхностях апсид (вместо синего включен белый цвет) создает полную иллюзию рельефного „бриллиантового" руста. Искусные мастера-декораторы XVII в. не оставили ни одной детали или свободной плоскости на фасадах не покрытой каким-либо замысловатым узором, затейливым картушем или филенкой. Там, где нельзя этого было сделать резцом, они брались за кисть, а иногда действовали и тем и другим одновременно, добиваясь исключительного декоративного эффекта.

С такой же пышностью здание отделано и внутри. Залитый светом трапезный зал прежде всего поражает своими размерами: площадь его пола равна почти 500 кв. м, а высота в зените свода —9,8 м. В то время это было самое большое помещение на Руси, перекрытое сводом без помощи промежуточных опор. (Площадь Трапезных палат самых богатых столичных монастырей — Симонова (1680—1683) и Новодевичьего (1685—1687) — соответственно составляла лишь 338 и 390 кв. м.) Крупные по рисунку и сочные по формам скульптурные вставки растительного мотива украшают его своды, а переходы в малую Трапезную и церковь обрамлены пышными порталами из спаренных витых колонн и замыкаются коваными решетками, каждая деталь которых — розетки в местах клепок, петли, ручки, замки — служили мастерам поводом для создания искусного чеканного узора.

Трапезная Троице-Сергиева монастыря является одним из выдающихся произведений русского зодчества конца XVII в. По своему облику, пышному убранству фасадов и интерьеров она близко напоминает светские дворцовые постройки того времени. Недаром голландский художник Корнелий де Бруин, посетивший монастырь в 1702 г., отметил, что „трапезная стоит против палат (царских)... и видом похожа на оные"*.

К сожалению, здание Чертогов2, построенное сразу же после Трапезной и, очевидно, теми же мастерами, дошло до нас со значительными утратами и искажениями: отсутствуют торжественные лестничные всходы, выводившие непосредственно к парадным залам второго этажа, а в некоторых палатах пробиты своды и устроены внутренние лестницы. Однако чертежи и гравюры XVIII в., а также материалы исследования дают возможность составить ясное представление об архитектуре этого уникального сооружения3. Чертоги близко напоминают здание Трапезной не только своими огромными размерами, наличием подклетного этажа с гульбищем и лестницами, но и предельной насыщенностью декора.

Основным архитектурным мотивом фасадных стен Чертогов служат две регулярные ленты спаренных окон, опоясывающих все здание, подчеркивая его протяженность. Оконные проемы нижнего, подсобного этажа оформлены относительно скромно; зато окна верхних, парадных комнат снабжены богатыми фигурными наличниками из многоцветных изразцов. Изящные колонки, поддерживаемые кронштейнами и обвитые виноградными лозами, несут сложный антаблемент, перекрывающий сразу два окна, в котором располагаются изразчатые панно, очень близкие по своей пластике к характеру скульптурных картушей. Поливные изразцы украшают также карниз здания, проходят по междуэтажной тяге и крупными вставками включены в верхнюю часть его стен.

Как и у Трапезной, фасады Чертогов расписаны цветистыми шашками, но подбор колеров несколько изменен в сторону большей иллюзии рельефа. Удачное сочетание многоцветных поливных изразцов с раскраской придает необычайную цельность и праздничность всему облику здания.

Планировка царских Чертогов знаменует переход от прежнего свободного, асимметричного расположения помещений в зданиях XVI—XVII вв. к новым принципам строгой регулярности. Внутренняя продольная стена делит Чертоги на два ряда комнат, дверные проемы которых расположены на одной линии, предвосхищая парадную анфиладность дворцовых залов следующего столетия. Положение поперечных стенок, как и у других зданий, выделено на фасадах Чертогов в виде широких пилястр, проходящих на высоту обоих этажей (на южном фасаде они срублены в XIX в., а на других фасадах сохранились).

Но внутренняя отделка Чертогов по каким-то причинам была выполнена очень скромно. Это дало основание тому же Корнелию де Бруину отметить, что „внутренность их не соответствует наружной красоте". (Богатое убранство палат с пышной лепкой, наборными полами и причудливыми изразцовыми печами было произведено значительно позже, во второй половине XVIII в.)

Талантливые зодчие конца XVII в., заботясь прежде всего о единстве архитектурного облика монастыря в целом, придали зданиям Трапезной и Чертогов почти идентичный облик, нисколько не смущаясь их различным назначением.

Стремление к праздничной нарядности, характерное для вкусов конца XVII в., коснулось также и Успенского собора, расположенного в центре монастыря. Артель из тридцати пяти монастырских и ярославских иконописцев в небывало короткий срок — с 20 мая по 20 августа 1684 г.— покрыла росписью огромные плоскости стен и сводов собора, а искусные резчики выполнили ажурный резной иконостас. Монументально-декоративная живопись, выдержанная в ярких праздничных тонах, вместе с новым вызолоченным иконостасом придала собору еще большую торжественность, создавая необходимый фон и обстановку для парадных служб, приобретавших все большую и большую пышность. По огромному масштабу и высокому художественному эффекту работы по росписи Успенского собора в какой-то мере перекликались с работами по сооружению Трапезной и Чертогов.

Вероятно, в это же время рядом с Успенским собором было поставлено небольшое, но чрезвычайно интересное по своей архитектуре здание — Надкладезная часовня. На этом месте при одном из ремонтов западной паперти собора в 1644 г. обнаружили родник, который был обстроен в виде кельи, а позднее (точная дата не установлена) заменен существующей оригинальной каменной часовней с колодцем на месте алтаря.

Надкладезная часовня устроена по образцу так называемых ярусных храмов, ставших одним из излюбленных типов московского церковного зодчества конца XVII в.: на нижний, прямоугольный четверик установлено три последовательно уменьшающихся восьмерика, самый верхний из которых играет роль барабана, несущего купол и крест. Несмотря на небольшие размеры (6 X 6 м в плане и 21 м в высоту с крестом), часовня Успенского колодца производит впечатление изяществом пропорций, изысканностью своих форм. Кажется, будто мастера, строившие огромные здания Трапезной и Чертогов, после долгого и серьезного труда дали волю своему чувству и любовно вылепили эту игрушку, покрыв ее кружевным покровом.

Памятник дошел до наших дней почти без изменений; не сохранились лишь белокаменные шары над колоннами по углам четверика да снята часть фронтонов с кровли нижнего восьмерика. Первоначально часовня примыкала к паперти Успенского собора, но после разборки последней в 1780 г. она стала самостоятельным центрическим объемом, что значительно усилило ее выразительность. О былой связи сооружения с папертью напоминает лишь отсутствие окон на его северо-восточном углу.

Внутреннее пространство часовни открыто от пола до скуфьи купола; гладкие стены не имеют ни выступов, ни украшений. Зодчий, ошеломив зрителя убором фасадов часовни, как бы давал ему возможность отдохнуть внутри нее, с тем чтобы с новой силой поразить его опять при выходе наружу.

Своими небольшими размерами, многогранной формой, насыщенностью резьбой и цветом Надкладезная часовня резко контрастирует с огромным пятиглавый! Успенским собором и его гладкими белыми стенами. Этот контраст окраски и пластики значительно усиливает впечатление от обоих сооружений, подчеркивая монументальную грандиозность одного и почти ювелирную отделку другого1.

Веселая и цветисто-нарядная, Надкладезная часовня внесла заметное оживление и в композицию главной площади монастыря, подчеркнув своими размерами ее масштаб. Вместе с тем она как бы выполняла роль связующего звена между Трапезной и Чертогами, богато декорированные фасады которых обрамляли площадь с севера и юга.

Сразу же после окончания строительства Трапезной была заложена новая надвратная церковь с восточной стороны монастыря. Прежняя церковь, поставленная здесь еще в 1513 г., почти полностью закрывалась надстроенными стенами и увеличенной в высоту Красной башней и уже не могла выполнять своей роли в качестве основного архитектурного компонента главного входа в монастырь.

Новая надвратная церковь Иоанна Предтечи строилась семь лет (1692—1699) на средства „именитых людей" Строгановых и носит все отличительные черты так называемых „строгановских" построек. Характерным для них является индивидуальность в сочетании со сложной деталировкой и свободной трактовкой классических форм. Надвратная Иоанно-Предтеченская церковь относится к числу лучших памятников этого типа. Нижний куб сооружения прорезан высокой аркой ворот, в северном пилоне которых удобно размещена просторная лестница, выводящая на верхнюю площадку к установленному там стройному и нарядно убранному трехапсидному храму.

Многие элементы декоративного убранства церкви повторяют отдельные детали Трапезной — полуколонны, обрамленные прямоугольными рамами и завершенные кудрявыми капителями коринфского типа, профили развитого карниза с „модульонами", скульптурные раковины, венчающие стены, и др. Вместе с тем расположение полуколонн на фасадах четверика надвратной церкви совершенно необычно; они то неожиданно обрываются на половине высоты стены, не поддерживая ничего, то примыкают капителью к венчающему карнизу, но не доходят до пола и крепятся на фигурных кронштейнах. Ордерные формы теряют здесь свою конструктивную логику и используются только лишь в качестве декоративного убора стен. Своеобразны также восьмигранные окна, окруженные вставками резного белого камня оригинального и не повторяющегося рисунка. Стены Предтеченской церкви были ярко раскрашены „разными красками", с выделением крупных живописных панно, обрамленных скульптурными рамами.

Значительно превышая высоту беленых крепостных стен, эта церковь была видна далеко за пределами монастыря, отмечая его главный вход насыщенным цветом и торжественно-нарядным пятиглавием. Выполненная в пышных барочных формах с ярко расцвеченными фасадами, она, подобно Надкладезной часовне, подхватывала архитектурную тему Трапезной и Чертогов, усиливая стилистическое единство центральной части монастырского ансамбля.

В настоящее время облик надвратной церкви несколько отличается от первоначального. После пожара 1746 г., когда церковь „со всею утварью и украшением" погорела, на ней были сделаны пять новых глав „в наилучшей пропорции", а „столбцы, имеющиеся при окнах, раковины и капители нижних столбов позлащены червонным листовым золотом"1. Церковь долгое время сохраняла также пеструю раскраску фасадов2, которая затем была заменена одним красным цветом. В 1806 г. „для лучшей соразмерности с небольшой величиной церкви"3 с нее были сняты четыре главы и она получила современный вид.

Под влиянием нарядной архитектуры Надкладезной часовни новое оформление получил и источник близ Введенской и Пятницкой церквей — так называемый Пятницкий колодец. Здесь в конце XVII — начале XVIII в. также была построена новая каменная часовня, имеющая много общего с Успенским кладезем по своим размерам, ярусному силуэту и сложной форме. Однако более строгая трактовка классических форм, четкая прорисовка архитектурных деталей и повышенная роль гладких беленых стен говорят уже о новых архитектурных качествах этого памятника, получивших последующее развитие в зодчестве XVIII столетия.

Часовня Пятницкого колодца круглая в плане, с внутренним диаметром 6 м. Наружная поверхность ее стен имеет форму восьмигранника с чередованием прямых и криволинейных плоскостей. Нижний объем часовни перекрыт куполом с двухметровым отверстием в зените, над которым размещено два убывающих по размерам световых восьмерика, увенчанных крестом. К сожалению, памятник утратил многие элементы своего убранства. Так, не сохранилось ни одной из восьми колонн, проходивших на всю высоту стен нижней части, срублены их пьедесталы, отсутствуют колонки в обрамлении окон и у входного портала, переделан и частично скрыт наросшей землей цоколь, хотя первоначально здание стояло на некотором возвышении и было окружено каменной балюстрадой4. Нет сомнения, что восстановление утраченных форм этого своеобразного памятника поставило бы его в ряд с наиболее интересными сооружениями переходного периода между XVII и XVIII вв.г. Но и в современном, значительно обедненном виде он отличается стройностью пропорций и пластичной лепкой объемов. Привлекает внимание скульптурная обработка входного портала растительным орнаментом, а также один из чередующихся вариантов оформления оконных проемов чешуйчатыми волютами оригинальной формы с изящными украшениями над ними.

Включенная в единую группу с церквами XVI в. часовня Пятницкого колодца своей нарядной формой и пышным убором уже здесь, при подходе к монастырю, как бы намечала собой тот новый, парадный облик, который получил ансамбль в конце XVII в., и вместе с Введенской и Пятницкой церквами подготавливала зрителя к его восприятию.

Общее стремление к нарядной узорчатости и декоративности проявилось также в дальнейшем украшении крепостных башен, которые к тому времени уже утратили свое оборонительное назначение. Троицкий монастырь следует примеру Московского Кремля, когда вслед за надстройкой Спасских ворот в короткий срок — с 1672 по 1686 г.— почти все его многочисленные башни получили разнообразные по форме и силуэту декоративные завершения. В этот же период перестраиваются башни Иосифова Волоколамского монастыря, появляются высокие каменные шатры на башнях Симонова монастыря, ажурные украшения кремлевской башни Кутафьи повторяются в Новодевичьем и Донском монастырях и т. д.

В Троицком монастыре прежде всего возводится декоративная башня за Успенскими воротами, пробитыми в восточной стене. Башня располагалась не над самой стеной, а за ней, над корпусом келий, в одну линию с надвратной церковью. Прямоугольная в плане, она состояла из трех стройных ярусов, увенчанных небольшим шатром (изображение башни сохранили гравюры XVIII в.). На башне были устроены „боевые часы" с циферблатами по всем четырем сторонам, в силу чего она получила название „часовой колокольни" или „часозвони"2.

К 40-м гг. XVIII в. не сохранилось ни одного из тех зданий, на которых во время составления Описи 1641 г. находились часы. Таким образом, Успенская „часовая колокольня" оставалась единственной на весь монастырь, и троицкие власти недаром отмечали, что от исправности ее часов „зависит весь порядок в монастыре"8. Но в начале XIX в., когда часы на башне испортились, их не стали чинить, так как к этому времени уже были установлены другие часы на новой колокольне (1784), и митрополит Филарет распорядился разобрать верх самой башни, „которая, перестав быть часовою, сделалась излишнею"4.

От часозвони XVII в. остался только нижний ярус с высокой проездной аркой и характерной обработкой фасадов ширинками с украшениями в виде квадратов, поставленных на угол („бубенками"), который до сих пор можно видеть в проезде Успенских ворот со стороны монастыря.

Не дошла до наших дней также и высокая надстройка над Каличьей воротной башней 1651 г. с северной стороны крепости. Изображения XVIII в. рисуют ее необычайно нарядной и легкой. Многоярусная надстройка, состоявшая из нескольких убывающих вверх объемов, завершенных открытой звонницей, была украшена большим числом белокаменных пирамидок, стрельчатых арочек и балюстрад. Многие элементы ее архитектуры повторяли формы только что надстроенного верха Троицкой башни Московского Кремля (1685), получившей название по располагавшемуся рядом подворью Троицкого монастыря.

Возможно, что конструктивное решение надстройки Каличьей башни было не совсем удачным, так как в 1747 г. И. Мичурин нашел в ней „великие и опасные к падению трещины", и по его настоянию башня была разобрана5.

Если Успенская часозвоня и Каличья башня не сохранились до наших дней, то надстроенная северо-восточная Житничная башня, получившая после этого название Уточьей, до сих пор украшает монастырский ансамбль и дает возможность реально представить характер перестроек того времени.

С открытой площадки верхнего боя башни стремительно вознеслась вверх каменная надстройка причудливой формы, основанная на четырех мощных пятигранных пилонах, выведенных с основания башни. В связи с устройством этих опор был разобран белокаменный свод подземной пороховой камеры и нарушены все междуэтажные перекрытия. При этом местами пилоны так близко поставлены к стенам, что сделали невозможным использование бойниц подошвенного боя. Это, однако, уже не беспокоило зодчих, которые смотрели теперь на крепостные башни только как на объекты декоративного порядка.

Надстройка Уточьей башни представляет значительный интерес в художественном и конструктивном отношениях. Равная по высоте всей нижней части башни, она состоит из четырех своеобразно оформленных ярусов. Так, нижний ярус образован из восьми пятигранных столбов, сложенных из чередующихся рядов кирпича и выступающих в виде руста блоков белого камня. Между столбами перекинуты белокаменные арки, богато декорированные „модульонами", скульптурными раковинами и белокаменными вставками. Следующий ярус, отделенный карнизом из белого камня, имеет на каждой из восьми граней огромные оконные проемы или циркульной формы, обрамленные кольцом „модульонов", или в виде криволинейного креста, вставленного в прямоугольную раму из белого камня.

Третий ярус — это открытая площадка, огражденная белокаменной балюстрадой с высокими столбами, увенчанными шарами; столбы перевязаны диагональными арками с поднимающимся еще выше следующим ярусом надстройки в виде каменного балдахина. На его купольном своде установлен небольшой барабан с высоким шпилем, увенчанным каменной „утицей". Внутреннее пространство надстроенной части от основания и до купольного свода не расчленено на этажи; внутри его размещались деревянные лестницы, выводившие на верхнюю террасу.

Изящные пропорции, сочные, отлично нарисованные детали, необычайно легкий, убегающий вверх силуэт и, наконец, оригинальное цветовое оформление — беленая нижняя часть башни и яркая кирпичная надстройка с большим числом белокаменных вставок — все это делает Уточью башню одним из выдающихся архитектурных памятников конца XVII в.

Если в формах надстройки Каличьей башни можно было проследить подражание Троицкой башне Московского Кремля, то Уточья башня является глубоко оригинальным и своеобразным произведением. Особенно хорош вид на башню с востока, из-за Белого пруда, когда она, словно корабль, плывет над гладью вод, отражая на их поверхности свой ажурный силуэт1. За яркий цвет надстройки и исключительную красоту Уточья башня долгое время называлась Красной, а в одном из описаний монастыря XVIII в. справедливо указывается, что она „особливого примечания достойна" и „между наилучшими строениями, обретающимися в России, иметь место долженствует"2.

В силу каких-то причин декоративные завершения были сделаны только на двух башнях Троицкого монастыря — Каличьей и Уточьей; вместе с другими высотными сооружениями конца XVII в.— вертикалью Успенской „часозвони", высокой трапезной церковью Сергия и пятиглавым надвратным храмом Иоанна Предтечи — они заметно оживили силуэт всего ансамбля, окончательно лишив его прежней крепостной суровости.

Монастырские архивы, дважды опустошенные пожарами (в 1709 и 1746 гг.), не сохранили документов, отражающих историю обширного строительства в Троицком монастыре в конце XVII в. Тем не менее почти с полной уверенностью можно сказать, что постройки этого времени велись по единому, тщательно продуманному плану. Цельно, необычайно слитно и гармонично выглядит все, что было сделано в этот период, преследуя одну главную цель — придать торжественную нарядность монастырскому комплексу. Чувство живописности, никогда не оставлявшее древних русских зодчих, в это время проявляется с особой силой.

Относительно короткий срок, в который был завершен огромный объем строительства, наводит на мысль о работе здесь нескольких слаженных артелей мастеров, объединенных единым художественным вкусом. Мы не знаем имени ни одного из мастеров, строивших тогда памятники Троицкого монастыря, но это были, несомненно, талантливые зодчие. Не ограничиваясь повторением старых форм, они смело и успешно искали новых путей в архитектуре.

Мирская нарядность и жизнерадостность, только наметившаяся в сооружениях начала века, становится теперь ведущей темой каждой новой постройки монастыря.

В полную силу и с необычайной виртуозностью используются богатые декоративные возможности камня и цвета. В белую, монументально величественную окраску монастырских сооружений включается сложная гамма цветисто-пестрых узорчатых фасадов Трапезной и Чертогов, надвратной церкви и Надкладезной часовни, а над крепостными стенами горящими факелами вздымаются красно-белые надстройки Каличьей и Уточьей башен.

Архитектурный ансамбль Троицкого монастыря приобрел новый, нарядный и необычайно жизнерадостный облик.

С сооружением Трапезной и Чертогов получил свое завершение и план монастыря, окончательно закрепив в камне идею „четверообразной" планировки, бережно сохраняемой со времени деревянной обители XIV в.

К концу XVII в. завершается также формирование поселений вокруг монастыря в единый посад городского типа. По числу жителей Троицкий посад уже не уступал значительным городским центрам того времени. Писцовые книги 1684 г. только в одном селе Клементьеве, которое составляло не более трети всего посада, указывают восемьсот девяносто четыре жителя мужского пола, что превосходило численность населения Переславля-Залесского (восемьсот семьдесят девять), Ростова Великого (семьсот шестьдесят пять), Александровской.слободы (семьсот человек)х.

Посад Троицкого монастыря стал одним из крупнейших торговых центров к северу от Москвы. Сюда приезжали купцы из многих городов и даже из других стран; здесь развивались различные виды художественных промыслов, получившие со временем широкую известность.

Общая панорама Троицкого монастыря и его окружения все более и более приближалась к типичному ландшафту укрепленного средневекового города. Среди широко раскинувшейся низкой деревянной жилой застройки посада, кое-где отмеченной вертикалями рубленых церквей и колоколен, на небольшом холме возвышался „белый как голубь" силуэт монастыря с островерхими башнями, высокими соборами, дворцами и палатами. Свободная от застройки полоса вокруг стен делала его хорошо видимым с отдаленных концов посада, раскрывая с их узких и кривых улочек самые неожиданные перспективы и ракурсы то на весь ансамбль в целом, то на отдельные участки стен с живописно группирующимися за ними постройками.