|
|
Русская классическая литература |
|
Николай Семенович Лесков |
|
|
|
|
Очарованный странник
|
Еврей в России (сокращенный вариант)
Повесть о богоугодном дровоколе
Последняя встреча и последняя разлука с Тарасом Шевченко
Сказание о Федоре-христианине и о друге его Абраме-жидовине
|
12
- Первым делом, как я за дверь вылетел, сейчас же руку за пазуху и удостоверился, здесь ли мой бумажник? Оказалось, что он при мне. "Теперь, - думаю, - вся забота, как бы их благополучно домой донести". А ночь была самая темная, какую только можете себе вообразить. В лете, знаете, у нас около Курска бывают такие темные ночи, но претеплейшие и премягкие: по небу звезды как лампады навешаны, а понизу темнота такая густая, что словно в ней кто-то тебя шарит и трогает... А на ярмарке всякого дурного народа бездна бывает, и достаточно случаев, что иных грабят и убивают. Я же хоть силу в себе и ощущал, но думаю, во-первых, я пьян, а во-вторых, что если десять или более человек на меня нападут, то и с большою силою ничего с ними не сделаешь, и оберут, а я хоть и был в кураже, но помнил, что когда я, не раз вставая и опять садясь, расплачивался, то мой компаньон, баринок этот, видел, что у меня с собою денег тучная сила. И потому вдруг мне, знаете, впало в голову: нет ли с его стороны ко вреду моему какого-нибудь предательства? Где он взаправду? вместе нас вон выставили, а куда же он так спешно делся? Стою я и потихоньку оглядываюсь и, имени его не зная, потихоньку зову так: "Слышишь, ты? - говорю, - магнетизер, где ты?" А он вдруг, словно бес какой, прямо у меня перед глазами вырастает и говорит: "Я вот он". А мне показалось, что будто это не тот голос, да и впотьмах даже и рожа не его представляется. "Подойди-ка, - говорю, - еще поближе". И как он подошел, я его взял за плечи, и начинаю рассматривать, и никак не могу узнать, кто он такой? как только его коснулся, вдруг ни с того ни с сего всю память отшибло. Слышу только, что он что-то по-французски лопочет: "ди-ка-ти-ли-ка-ти-пе", а я в том ничего не понимаю. "Что ты такое, - говорю, - лопочешь?" А он опять по-французски: "Ди-ка-ти-ли-ка-типе". "Да перестань, - говорю, - дура, отвечай мне по-русски, кто ты такой, потому что я тебя позабыл". Отвечает: "Ди-ка-ти-ли-ка-типе: я магнетизер". "Тьфу, мол, ты, пострел этакой! - и на минутку будто вспомню, что это он, но стану в него всматриваться, и вижу у него два носа!.. Два носа, да и только! А раздумаюсь об этом - позабуду, кто он такой... "Ах ты, будь ты проклят, - думаю, - и откуда ты, шельма, на меня навязался?" - и опять его спрашиваю: "Кто ты такой?" Он опять говорит: "Магнетизер". "Провались же, - говорю, - ты от меня: может быть, ты черт?" "Не совсем, - говорит, - так, а около того". Я его в лоб и стукнул, а он обиделся и говорит: "За что же ты меня ударил? я тебе добродетельствую и от усердного пьянства тебя освобождаю, а ты меня бьешь?" А я, хоть что хочешь, опять его не помню и говорю: "Да кто же ты, мол, такой?" Он говорит: "Я твой довечный друг". "Ну, хорошо, мол, а если ты мой друг, так ты, может быть, мне повредить можешь?" "Нет, - говорит, - я тебе такое пти-ком-пе представлю, что ты себя иным человеком ощутишь. "Ну, перестань, - говорю, - пожалуйста, врать". "Истинно, - говорит, - истинно: такое пти-ком-пе..." "Да не болтай ты, - говорю, - черт, со мною по-французски: я не понимаю, что то за пти-ком-пе!" "Я, - отвечает, - тебе в жизни новое понятие дам". "Ну, вот это, мол, так, но только какое же такое ты можешь мне дать новое понятие?" "А такое, - говорит, - что ты постигнешь красу, природы совершенство". "Отчего же я, мол, вдруг так ее и постигну?" "А вот пойдем, - говорит, - сейчас увидишь". "Хорошо, мол, пойдем". И пошли. Идем оба, шатаемся, но все идем, а я не знаю куда, и только вдруг вспомню, что кто же это такой со мною, и опять говорю: "Стой! говори мне, кто ты? иначе я не пойду". Он скажет, и я на минутку как будто вспомню, и спрашиваю: "Отчего же это я позабываю, кто ты такой?" А он отвечает: "Это, - говорит, - и есть действие от моего магнетизма; но только ты этого не пугайся, это сейчас пройдет, только вот дай-я в тебя сразу побольше магнетизму пущу". И вдруг повернул меня к себе спиною и ну у меня в затылке, в волосах пальцами перебирать... Так чудно: копается там, точно хочет мне взлезть в голову. Я говорю: "Послушай, ты... кто ты такой! что ты там роешься?" "Погоди, - отвечает, - стой: я в тебя свою силу магнетизм перепущаю". "Хорошо, - говорю, - что ты силу перепущаешь, а может, ты меня обокрасть хочешь?" Он отпирается. "Ну так постой, мол, я деньги попробую". Попробовал - деньги целы. "Ну, теперь, мол, верно, что ты не вор", - а кто он такой - опять позабыл, но только уже не помню, как про то и спросить, а занят тем, что чувствую, что уже он совсем в меня сквозь затылок точно внутрь влез и через мои глаза на свет смотрит, а мои глаза ему только словно как стекла. "Вот, - думаю, - штуку он со мной сделал!" "А где же теперь, - спрашиваю, - мое зрение?" "А твоего, - говорит, - теперь уже нет". "Что, мол, это за вздор, что нет?" "Так, - отвечает, - своим зрением ты теперь только то увидишь, чего нету". "Вот, мол, еще притча! Ну-ка, давай-ка я понатужусь". Вылупился, знаете, во всю мочь, и вижу, будто на меня из-за всех углов темных разные мерзкие рожи на ножках смотрят, и дорогу мне перебегают, и на перекрестках стоят, ждут и говорят: "Убьем его и возьмем сокровище". А передо мною опять мой вихрястенький баринок, и рожа у него вся светом светится, а сзади себя слышу страшный шум и содом, голоса и бряцанье, и гик, и визг, и веселый хохот. Осматриваюсь и понимаю, что стою, прислонясь спиною к какому-то дому, а в нем окна открыты, и в середине светло, и оттуда те разные голоса, и шум, и гитара ноет, а передо мною опять мой баринок, и все мне спереди по лицу ладонями машет, а потом по груди руками ведет, против сердца останавливается, напирает, и за персты рук схватит, встряхнет полегонечку, и опять машет, и так трудится, что даже, вижу, он сделался весь в поту. Но только тут, как мне стал из окон дома свет светить и я почувствовал, что в сознание свое прихожу, то я его перестал опасаться и говорю: "Ну, послушай ты, кто ты такой ни есть: черт, или дьявол, или мелкий бес, а только, сделай милость, или разбуди меня, или рассыпься". А он мне на это отвечает: "Погоди, - говорит, - еще не время: еще опасно, ты еще не можешь перенести". Я говорю: "Чего, мол, такого я не могу перенести?" "А того, - говорит, - что в воздушных сферах теперь происходит". "Что же я, мол, ничего особенного не слышу?" А он настаивает, что будто бы я не так слушаю, и говорит мне божественным языком: "Ты, - говорит, - чтобы слышать, подражай примерно гуслеигрателю, како сей подклоняет низу главу и, слух прилагая к пению, подвивает бряцало рукою". "Нет, - думаю, - да что же это такое? Это даже совсем на пьяного человека речи не похоже, как он стал разговаривать!" А он на меня глядит и тихо по мне руками водит, а сам продолжает в том же намерении уговаривать. "Так, - говорит, - купно струнам, художне соударяемым единым со другими, гусли песнь издают и гуслеигратель веселится, сладости ради медовныя". То есть просто, вам я говорю, точно я не слова слышу, а вода живая мимо слуха струит, и я думаю: "Вот тебе и пьяничка! Гляди-ка, как он еще хорошо может от божества говорить!" А мой баринок этим временем перестал егозиться и такую речь молвит: "Ну, теперь довольно с тебя; теперь проснись, - говорит, - и подкрепись!" И с этим принагнулся, и все что-то у себя в штанцах в кармашке долго искал, и наконец что-то оттуда достает. Гляжу, это вот такохонький, махонький-махонький кусочек сахарцу, и весь в сору, видно оттого, что там долго валялся. Обобрал он с него коготками этот сор, пообдул и говорит: "Раскрой рот". Я говорю: "Зачем?" - а сам рот раззявил. А он воткнул мне тот сахарок в губы и говорит: "Соси, - говорит, - смелее; это магнитный сахар-ментор: он тебя подкрепит". Я уразумел, что хоть это и по-французски он говорил, но насчет магнетизма, и больше его не спрашиваю, а занимаюсь, сахар сосу, а кто мне его дал, того уже не вижу. Отошел ли он куда впотьмах в эту минуту или так куда провалился, лихо его ведает, но только я остался один и совсем сделался в своем понятии и думаю: чего же мне его ждать? мне теперь надо домой идти. Но опять дело: не знаю - на какой я такой улице нахожусь и что это за дом, у которого я стою? И думаю: да уже дом ли это? может быть, это все мне только кажется, а все это наваждение... Теперь ночь, - все спят, а зачем тут свет?.. Ну, а лучше, мол, попробовать... зайду посмотрю, что здесь такое: если тут настоящие люди, так я у них дорогу спрошу, как мне домой идти, а если это только обольщение глаз, а не живые люди... так что же опасного? я скажу: "Наше место свято: чур меня" - и все рассыпется. |
"Очарованный странник " следующая глава >>>