Новгородский частный акт

В.Ф. Андреев

Датировка частных актов периода новгородской самостоятельности является чрезвычайно трудной задачей. Трудность ее обусловлена почти полным отсутствием дат в текстах грамот, а также тем, что в этих актах довольно редки упоминания лиц, известных по другим источникам (летописям, твердо датируемым грамотам). В последнем издании новгородские частные акты объединены в четыре раздела по территориальной принадлежности: «Новгород», «Двина», «Вага» и «Обонежье». Больше всего новгородских частных актов (примерно половина) относится к Двинской земле.

Применяемая ныне датировка большинства двинских актов осуществлена А. А. Шахматовым в его известном «Исследовании о двинских грамотах XV в.» и безоговорочно принята издателями «Грамот Великого Новгорода и Пскова», а также использована с некоторыми изменениями и уточнениями В. Л. Яниным в качестве основы для датировки печатей двинских наместников новгородского архиепископа и двинских посадников, которыми скреплены грамоты.

Всего в настоящее время известно 157 двинских актов. Все они опубликованы в «Грамотах Великого Новгорода и Пскова» в разделе «Частные грамоты Великого Новгорода. Двина», за исключением одного (№ 92), который ошибочно, по замечанию В. Л. Янина, внесен в раздел «Грамоты внутреннего управления Новгорода».2

Эти 157 грамот объединяются в 7 групп со следующими датами: 1) конец XIV—начало XV в. — 5 грамот; 2) начало XV в. — 4 грамоты; 3) первая четверть XV в. — 11 грамот; 4) не ранее первой четверти XV в. — 3 грамоты; 5) середина XV в. — 72 грамоты (из них 6 грамот датируются временем около 1445 г.); 6) вторая половина XV в. — 21 грамота; 7) в целом XV в. — 41 грамота.

Заметим сразу, что шестую группу, вероятно, следовало бы датировать третьей четвертью XV в., точнее, временем не позднее 1478 г., т. е. до окончательного падения новгородской независимости, поскольку еще А. А. Шахматов отметил, что «ни в одной из наших грамот не содержится упоминания о московском великом князе, его наместнике и тиунах».3 Все грамоты этой группы имеют новгородский формуляр (за исключением грамоты № 220, имеющей точную дату и оформленной по-московски, грамот № 261, 262, написанных также по московскому формуляру, и данной Марфы Борецкой Соловецкому монастырю (№ 219), неподлинность которой доказана В. Л. Яниным),4 сохранили печати новгородских должностных лип, (№ 226, 228, 230) или были когда-то скреплены: новгородскими печатями, о чем свидетельствуют имеющиеся на подлинниках отверстия (№ 224, 225, 227, 229, 231, 235). Если грамота сохранилась в копии, то, как правило, отмечено, что подлинник имел свинцовую печать (№ 233, 234, 236).

Что же касается седьмой груши,!, то в нее вошли акты, в каждом из которых издатели ГВИП но обнаружили датирующих признаков, позволяющих привязать их к одной из предыдущих групп. Но и в этом случае, согласно приведенным нами признакам, равно относящихся к актам обеих последних групп, следует датировать грамоты седьмой группы временем не позднее 1478 г., когда, как отмочено и Софийской N летописи, 13 января новгородцы на вече вынуждены были принять решение, «что пригородом всем, дм и дшпшмом, да п ваволОчаиоМ крестное целование СЛОЖИТИ с себе, а ЦОПОВатл ИМ па великих князей имя» .5

Изучая датировку двинских актов, принятую в ГВНП, нельзя не обратить внимания на неравномерность распределения документов во времени: если не учитывать грамот, датированных в целом XV в.-, поскольку они могут относиться к любой из хронологических групп, то получается, что из 116 оставшихся актов почти две трети (72 документа) относятся к середине XV в., в то время как актов конца XIV—первой половины XV в. только 23, а второй половины XV в. — 21.

А. А. Шахматов и издатели ГВНП при датировке грамот часто исходили из следующего принципа: если в одной из грамот находилась какая-либо более или менее точная хронологическая примета, дающая возможность ее датировать (упоминание лиц, известных по другим датированным источникам и прежде всего по летописям, наличие дат в текстах грамот, упоминание в датируемых документах известных событий и т. д.), то все грамоты, связанные с ней посредством упоминания одних и тех же имен (участников сделки, свидетелей), относились к тому же времени, что и основная датирующая грамота, так получалась примерная дата написания большинства двинских актов. Конечно, точность датировки, получаемой таким способом, невелика, ведь период деятельности лиц, участвовавших в оформлении того или иного документа, мог быть достаточно продолжительным, примерно 30—40 лет. Для иллюстрации этого положения приведем крайние даты упоминания в двинских грамотах конца XV—XVI в. представителей некоторых известных родов: Федор Амвросиевич Шуйгин (1499—1558) ;6 Алексей Амосов (1515—1567);7 Григорий Иванович Кологривов (1526—1556); 8 Демид, Игнатий и Михаил Прощелыкины (1537—1581).9 Этот список можно было бы значительно расширить. Как видим, деятельность одного человека в течение 30—40 и даже более лет не является для Двины чем-то необычным.

Предположим, что основная грамота датируется серединой XV в., в ней в качестве участников сделки, послухов или должностных лиц, скрепивших грамоту печатью, названы А, Б и В. Благодаря упоминанию этих лиц в основном документе другие грамоты, в которых встречается хотя бы одно из этих имен, А. А. Шахматов и издатели ГВНП относили к середине XV в. Но основной акт фиксировал скорее всего различные этапы деятельности контрагентов сделки и ее свидетелей: скажем, для А — это начало деятельности, для Б' — середина, а для В — конец. Тогда другие документы, где встречаются указанные лица, если они относятся к иному периоду их деятельности, получат искаженную датировку. Например: акт с именем А, фиксирующий последние годы его деятельности, будет А. А. Шахматовым и издателями ГВНП отнесен к середине XV в., в то время как действительная его дата — скорее всего 1470-е гг.; а документ, в котором упомянуто имя В, составленный в начале деятельности этого лица, также будет отнесен к середине XV в., хотя фактически мог быть написан в 1420-е гг., если не в 1410-е.

Поскольку определить, к какому периоду деятельности того или иного человека относятся различные грамоты с его именем, обычно невозможно, то все они оказываются объединенными в одну группу актов середины XV в. Коль скоро документов, содержащих в тексте достаточно четкие хронологические приметы, очень мало, то А. А. Шахматов и издатели ГВНП вынуждены были для хронологической привязки ряда грамот идти еще дальше указанного способа датировки. Если, возвращаясь к нашему примеру, в каком-либо акте вместе с А упомянуты некие Г и Д, то другие грамоты, в которых поодиночке названы эти .Г и Д, все равно будут отнесены к середине XV в. и ошибка в датировке может стать еще более значительной (хотя это и не обязательно).

Следует сказать, что А. А. Шахматов наметил относительную хронологию многих актов, выяснив судьбу ряда участков, неоднократно переходивших из рук в руки, определив последовательность смены игуменов Николаевского Чухченемского и Михайловского Архангельского монастырей, что особенно важно ввиду того, что значительная часть двинских актов имела непосредственное отношение к монастырскому землевладению и в них часто упоминаются имена настоятелей этих двух монастырей. Правда, точка зрения А. А. Шахматова на порядок чередования архангельских игуменов оспорена современными исследователями.10 Издатели ГВНП при датировке актов широко привлекают также данные привешенных к ним печатей, а В. Л. Янин пошел дальше, составив в хронологической последовательности список двинских наместников архиепископов, имена которых встречаются на печатях. Ввиду того что последовательность смены владычных двинских наместников имеет первостепенное значение для датировки интересующих нас грамот, указанный список наместников будет нами в дальнейшем рассмотрен особо.

В. Л. Янин отмстил, что датировка актов является «несколько более сложным вопросом», чем это принято считать, «поскольку некоторые имена покупателей и послухов встречаются в различных хронологических группах двинских документов».11 Исследователь составил таблицу повторяющихся имен с указанием датировок по изданию ГВНП, сохранивших их актов.12 Мы приводим здесь эту таблицу (табл. 1), дополнив ее некоторыми именами, не отмеченными у В. Л. Янина. Дополнений к таблице можно сделать больше, но мы добавляем лишь имена, встречающиеся в различных хронологических группах грамот, выделенных издателями ГВНП.

Все дополнения к таблице помечены звездочкой, прибавлены две хронологические группы: конец XIV—начало XV в. и начало XV в.

В. Л. Янин пришел к выводу, что приведенные в таблице данные «демонстрируют явное тяготение основной массы имен, фигурирующих в рассматриваемой группе актов (т. е. актов первой четверти XV в. -~ В. А.), к середине XV в. Это совпадение с уже изложенным наблюдением над основной датирующей грамотой № 132, отнесенной выше не просто к первой четверти XV в., а по крайней мере к концу первой четверти,13 позволяет предположить для всей группы актов № 132—141 несколько более позднюю дату, нежели принятая сейчас, а именно: конец первой—вторая четверть XV в.».

Таблица 1.  Имена, встречающиеся в двинских актах по изданию ГВНП

Думается, что из таблицы может быть получен и диаметрально противоположный вывод: ряд грамот, датированных в ГВНП серединой XV в., обнаруживает тяготение к первой четверти XV в. И этот второй вывод нам кажется более оправданным, поскольку датировка грамот № 132—136, отнесенных в ГВНП к первой четверти XV в., представляется более основательной, чем датировка большинства приведенных в таблице грамот середины XV в. (кроме грамоты № 152), поскольку даты этих документов получены на основе уже изложенного нами способа, не дающего возможности достаточно точно определить время написания документа. Из имен, перечисленных в таблице, четыре встречаются как в актах рубежа XIV—XV вв., так и в актах середины XV в. (Иван Григорьевич, Семен Григорьевич, поп Степан и Степан, староста Михайловского монастыря), Яков Александрович фигурирует в документах начала и второй половины XV в.; семь имен упомянуты как в грамотах первой четверти, так и в актах второй половины столетия, четыре имени. известны по грамотам как середины, так и второй половины XV в., и, наконец, девять имен имеются в актах как первой четверти, так и середины XV в.

Нам представляется, что данные таблицы подтверждают наш вывод о несовершенстве способа датировки актов в ГВНП, согласно которому одинаковые имена должны попадать, как правило, в одну хронологическую группу.

Далее мы предпримем попытку заново датировать основную массу двинских грамот. В ряде случаев наша датировка совпадет с датировкой ГВНП, в большинстве же случаев будет отличаться от ныне принятой.

При установлении дат двинских грамот используем следующий основной метод датировки: коль скоро многие двинские акты тесно связаны между собой и образуют хронологические группы, то сначала постараемся определить хронологические рамки написания каждой из групп документов, а затем, выяснив различными способами относительную хронологию актов внутри группы, установим примерные даты составления отдельных грамот. В дополнение к основному методу мы будем использовать и описанный выше метод датировки, примененный в ГВНП. Сочетание того и другого методов позволяет более уверенно датировать документы.

Наша работа основана на широком использовании наблюдений А. А. Шахматова, издателей ГВНП, В. Л. Янина, особенно над относительной хронологией двинских актов. Кроме того, мы будем основываться на данных летописи, ранее не отмеченных при датировке интересующих нас актов, показаниях точно датированных двинских грамот конца XV—XVI в., материалах сфрагистики и отчасти палеографии. Имеется также возможность сделать некоторые новые хронологические наблюдения над текстами самих датируемых грамот.