Поединок со Змеем

  славянские мифы

Мария Васильевна Семёнова

     Оказалось, он получил их как свадебный дар, когда за  него  сговорили

младшую Змеевну. Злобной Моране до того не терпелось смешать Змеево колено

с родом Богов, что на радостях она утратила всякую  осторожность.  Решила,

верно - невелика беда, коли хочет, пусть балуется, все  равно  к  отцу  не

проникнет.  Перунич  рассказывал  о  своем   сватовстве,   содрогаясь   от

отвращения. Светлена гладила его по руке.

     Бог Грозы медленно ощупал ларец с глазами и сердцем. Он сказал:

     - Вскипятите мне непочатый котел родниковой воды...

     Двоим молодцам и двум девкам немедля дали  ведерки  и  по  коромыслу,

отправили за  водицей.  Светозор  повел  к  гремячему  ключу,  что  возник

когда-то от молнии и единственный до  сих  пор  не  замерз,  не  покорился

морозу. Но на полдороге Перунич шагнул с тропы в сторону:

     - А вот еще родничок!

     Заботливо расчищенная дорожка вела  к  колодезю,  полному  до  краев.

Гладкие  бревнышки  сруба   искрились   под   Месяцем.   Светозору   вдруг

померещилась на  них  чешуя.  Он  схватил  за  плечо  молодого  Бога,  уже

намерившегося зачерпнуть. Дернул назад, прошептав:

     - Его здесь не было раньше! - и добавил погромче: - У нас вера такая,

всегда в новый колодезь сперва горячие клещи кидать...

     Они едва успели отпрянуть. Колодезь  сделался  Змеевной,  взмыл  и  с

криком умчался за лес. Храбрые девки держались одна за другую, зеленые  от

пережитого страха. Гремячий родник встретил их радостным журчанием, быстро

наполнил ведерки, и больше никто не пытался им помешать.

     Кий утвердил во дворе  большой  железный  котел,  в  котором  некогда

варили пиво для его свадьбы.  Налили  воду,  уложили  дрова.  Когда  белым

ключом забил крутой кипяток, Перунич и Светозор под руки  вывели  из  дому

Бога Грозы. Морозные цепи тащились следом,  цепляясь  за  что  ни  попадя.

Кузнечиха, Светлена и Зоря подталкивали цепи кочергой,  поддевали  рогатым

ухватом, гнали вон помелом. Рыжекудрый Сварожич выметнулся  встречь  брату

из-под котла, обернулся  жар-птицей  -  огненным  кочетом.  Острым  клювом

бережно взял из ларчика глаза, вложил в пустые  глазницы.  Взял  сердце  и

опустил в рану, так испугавшую  детей  кузнеца.  Из  ожившей  раны  тотчас

закапала кровь. Перун шагнул через край котла, в дымящийся кипяток. Совсем

скрылся в густом облаке пара. И  вышел  на  доску,  прилаженную  с  другой

стороны.

     - Господине... - почти испугался кузнец.

     Перед ним был  прежний  Перун,  повелитель  блещущих  молний,  хозяин

неукротимой грозы. Выйдя из котла,  он  словно  впервые  заметил  цепи,  в

бессильной злобе болтавшиеся на запястьях. Он стряхнул  их,  сломав  между

пальцами, как ореховую  скорлупу,  и  бросил  в  костер.  Они  по-змеиному

зашипели, но Огонь сразился с ними и растопил.

     Как встарь, зоркими синими глазами смотрел на Кия Перун,  смотрел  на

своего сына... Нет,  все-таки  он  изменился.  Голова  осталась  седой,  и

морщины легли на щеки и лоб, точно шрамы горя и  муки.  Он  был  дарителем

жизни, а сделался - воином.

     - Вы, темные Боги... - сказал он негромко, но словно бы гром аукнулся

вдалеке. - И ты, Змей Волос, Скотий Бог!.. Ужо вам!..

     Кий невольно попятился...

     - Пройди через котел, - сказал Перун сыну.  -  Это  твое  Посвящение.

Пускай все видят, какого ты рода.

     Не раздумывая, Перунич шагнул в кипяток. Светлена даже  закричать  не

успела. А сын вышел вслед за отцом вроде бы совсем таким же, как был... но

теперь  турья  шкура  навряд  ли  осмелилась  бы  одеть  его   своевольно.

Колдовство Мораны и Чернобога не было больше властно над ним.

     Из конюшни, грудью выломав крепкие  двери,  выбежал  конь.  Заплясал,

взмахивая здоровым крылом. Бог Грозы повел к котлу и его. Взвился в прыжке

жеребец,  окутался  вихрем  белого  пара...  и  вылетел  совсем  здоровый,

могучий, стремительный. Только крылья, прежде похожие на лебединые,  стали

подобны крыльям орла, да опаленная шерсть не сумела  вновь  побелеть.  Это

была чернота грозовой тучи, способной прогреметь даже в мороз.

     Перун поднял измятую золотую секиру:

     - И перековать бы тебя, да толку...

     Кий принес ему самородок:

     - Не сгодится ли? Это Морана мне приносила, мертвый гвоздь  сказывала

ковать, да я ее выгнал.

     - Счастье, кузнец, что  ты  его  не  коснулся,  -  приняв  самородок,

ответил Перун. - Такой зуб и меня вморозил бы в лед. А если бы ты дал  его

Людям, не накопившим ума... Это оружие для Богов, да и то, лучше бы мне не

видать его никогда.

     - Теперь твои молнии научатся убивать, - сказал  сын.  -  Ты  станешь

страшным. Тебя начнут бояться, отец. Тебе будут молиться те,  кто  изберет

для себя раздор и войну...

     Бог Грозы опустил седую кудлатую голову.

     - Значит, это еще одно горе, которое мне суждено. Что ж,  пусть  так.

Мне нужно оружие, чтобы вызволить Солнце и Весну, и их уже никто не станет

бояться. А сражающиеся Люди все равно найдут, кому поклоняться...

     Работа, за которую они тогда принялись, в самом деле  была  по  плечу

одним лишь Богам. В горне разгорелся такой жестокий Огонь, что вся кузница

готова была раскалиться. Неуступчиво, неохотно грелось злое железо, но под

ударами Бога Грозы наконец подалось, начало сплющиваться в полосу.  Кий  и

Перун выправили золотое лезвие топора, изуродованное о  змеиную  чешую,  и

наварили  на  него  острие.  Вначале  секира  вздрагивала  на  наковальне,

страшась принимать смертоносную сталь. Потом притерпелась,  и  вид  у  нее

сделался зловещий.

     Перун подновил знаки Грома и Солнца по обе стороны острия.

     - Теперь пусть прилетают, - сказал  он,  выйдя  из  кузницы.  -  Хоть

вместе, хоть порознь! Не то я сам к ним в гости пожалую!..

     Потряс секирой и метнул к Железным  Горам  слепящую  лиловую  молнию,

вызывая на бой. Таких молний еще никогда не видали ни  Боги,  ни  смертные

Люди. Жемчуг от такой не родится.  Мертвым,  страшным  был  ее  свет...  А

следом прозвучал небывалый раскат, от которого вздрогнуло,  прислушавшись,

темное Небо, а по избам проснулись древние старики, вспомнившие о чем-то:

     - Гром! Никак гром прогремел!..

     И  глубоко  под  Землей,  в  Исподней  Стране,  за   веселым   столом

расплескали хмельные кубки Чернобог, Морана и Змей:

     - Гром гремит... неужто опять?

     А Перун повернул секиру обухом и стал рассылать над  Землей  золотые,

животворные молнии. И впервые за тридцать лет и три  года  ослабла  хватка

мороза, повлажнел воздух, набрякли,  отяжелели  пуховые  перины  сугробов.

Светозор, привыкший к трескучему холоду,  первый  расстегнул  ворот,  утер

лицо, удивился:

     - Жарко!

     С тех пор и повелось говорить  об  оттепели  -  потеет  зима.  Черные

деревья раскачивались на сыром  ветру,  советовались:  не  почудилось  ли,

стоит ли пробуждаться? А почки  на  голых  ветвях  тем  временем  медленно

набухали.