Поединок со Змеем

  славянские мифы

Мария Васильевна Семёнова

     Бог Грозы стал навещать  Богиню  Весны,  вновь  гулявшую  по  зеленой

Земле. Сказывают,  сначала  он  очень  смущался  своего  огромного  роста,

зычного голоса, гривы иссиня-черных волос  и  рыжей,  вечно  всклокоченной

бороды. Но потом Люди заметили:  куда  первые  жаворонки,  вернувшиеся  из

ирия, туда и темная туча, рокочущая громами. Так вместе и странствовали по

свету. А когда начинали наливаться плоды и Дочь уступала Матери заботы  об

урожае, вместе возвращались на небо, и громы Перуна звучали все неохотнее,

постепенно смолкая - до новой весны.  Вот  почему  праздник  Перуна  стали

отмечать в двадцатый день месяца липня, по-теперешнему июля, когда  цветут

душистые липы и гудение пчел часто смешивается с раскатами дальнего грома.

Пчелы хорошо знают, пройдет гроза мимо или прольется шумным дождем, знают,

стоит ли спешить прочь, прятаться в родное дупло.

     В те давние времена каждый год из лесу в Перунов день выбегали  олени

и могучие, длиннорогие туры и сами  отдавали  себя  под  жертвенные  ножи.

Влагу их крови Люди изливали в круглые каменные алтари, утвержденные перед

изваяниями Перуна, а мясо варили и ели всем родом  на  священном  пиру.  И

каждый, зачерпнув в свой черед из котла, клал ложку наземь чашечкой  вверх

- затем, чтобы между пирующими незримо угостился и Бог.

     Однажды, идя по лесу вместе  с  Богиней  Весны,  Бог  Грозы  нечаянно

встретил двоих Людей: парнишку-подросточка и  с  ним  кудрявую  девочку  в

детской рубашонке.

     Парень поклонился Перуну низко, почтительно, но безо всякого  страха.

А девчушка, спрятавшаяся было за его спиной, бочком подошла к Леле и робко

протянула ей перепечу, сотворенную в образ птахи  из  сладкого,  на  меду,

пряного теста. Богиня Весны с улыбкой взяла приношение, и в ее руках птаха

немедленно ожила, звонким жаворонком взвилась в небеса.

     - Как звать тебя? - спросил Перун паренька. Тот отмолвил:

     - Отец зовет Кием - Молоточком.

     Он, видно, вправду был рукодел: еще первый  пух  не  проклюнулся  над

верхней губой, а на ладонях уже твердели мозоли, и у пояса висел в  ножнах

хорошо отбитый, острый каменный нож. Ибо в те времена Люди все  делали  из

кости, камня и дерева: ножи, топоры и даже серпы, вставляя кусочки  кремня

в изогнутые корневища.

     Перун кивнул на девочку:

     - Сестренка твоя?

     Парень залился отчаянной краской:

     - Не... мы с ней поженимся... когда она подрастет!

     Бог Грозы повернулся к Леле и увидел на ее  щеках  ответный  румянец,

ибо Отец Небо с Матерью Ладой уже сговаривались породниться. И он сказал:

     - Что подарить тебе на счастье, жених? Чего желаешь, проси.

     Кий оказался  впрямь  не  из  робких.  Он  шагнул  вперед  и  бережно

прикоснулся к узорчатому, звонкому золоту чудесной секиры:

     - Мне бы, господине, выучиться делать такие.

     - Ну, молодец! - расхохотался Перун. - Да ты  знаешь  ли,  какой  это

труд?

     - Знаю, господине Сварожич, - ничуть не смутился Кий. Вытянул нож  из

хороших кожаных ножен и протянул честно, рукоятью вперед: - Погляди, я сам

его сделал.

     Костяная рукоять завершалась искусно сработанной  головкой  красавицы

лосихи. Перун вернул нож и поднял голову к Небу:

     - Поможем ему, отец?

     И Небо ответило. Прямо из синевы пала слепящая молния, клубок пламени

ринулся в подставленную ладонь  Бога  Грозы.  Кудрявая  девочка,  пискнув,

вновь спряталась за безусого жениха. А тот, проморгавшись, увидел в  руках

Перуна кузнечные клещи. Вишневый накал медленно покидал их, сменяясь серым

блеском железа. Кий не сразу понял, что это такое,  ведь  кузнечного  дела

никогда прежде не было у Людей. Он знал только - сбылось чудо и осияло всю

его жизнь, никогда уже она не потечет, как допрежь.

     Клещи остыли, и Перун протянул их парнишке:

     - Поднимешь?

     Тот закусил губы, натужился и с трудом, но удержал.

     Богиня Весны поднесла Кию в ладонях воды,  зачерпнутой  из  гремячего

родника:

     - Испей.

     В воде мелькали, переливались радужные  искры.  Кий  послушно  выпил,

снова взял клещи и легко  взмахнул  ими  над  головой,  радуясь  и  дивясь

нахлынувшей силе.

     Вот почему и до сего дня по весне,  во  время  первой  грозы,  многие

спешат испить и умыться из родника, а всего лучше с золота или с  серебра:

тотчас прибывает от этого силы, здоровья и красоты...

     Перун выучил Кия искать в земле рудные залежи, плавить красную  медь,

делать косы, ножи и колокольцы-ботала, чтобы  не  терялась  скотина.  А  о

железных клещах сказал так:

     - Это тебе на потом.

     Отец Кия сначала был очень недоволен  делами  сына,  построившего  на

краю селения кузницу и днями напролет пропадавшего в ней:

     - И на что нужна твоя медь, одна зелень с нее! Деды наши  палицами  и

каменьем довольствовались, и нам хватит того. Бросай баловство,  пора  уже

тебе брать мотыгу да в поле идти, хлеб сеять! Ишь вымахал  дармоед!  Я  уж

седой - до каких пор кормить-то тебя?

     А тут еще маленькая невеста повадилась  лепить  из  податливой  глины

разные формочки и лить в  них  блестящую  медь,  начала  дарить  подружкам

узорчатые  запястья,  витые  колечки  к   налобным   повязкам,   маленькие

перстеньки-жуковинья... Сором! Не девичье дело!

     Но охотники вскорости поняли,  что  стрелы  с  медными  и  бронзовыми

головками настигали  зверя  куда  верней  прежних,  увенчанных  кремнем  и

костью. Стали они приносить Кию пушистые шкурки, вкусное  мясо.  А  взамен

просили не только ножи да наконечники для копий и стрел,  но  и  украшения

женам и любимым невестам. А женщинам  сразу  приглянулись  тонкие,  острые

иглы, легко пронзавшие холст и прочную кожу.

     Не сеял Кий хлеба, не возделывал репища-огорода, а голоден не  ходил.

Нес в дом хлеб, а часто и мясо для щей. Делался понемногу кормильцем семьи

не плоше братьев, не плоше самого отца...

     А потом было вот что. Как-то по весне шел молодой кузнец  мимо  поля,

которое Люди мотыжили, рыхлили под хлеб. Глянул Кий, какой пот струился  с

их лиц, с привычно согнутых спин... А за полем, на вольном  лугу,  паслись

налитые праздной силою кони. Играли, носились, метали из-под  копыт  комья

земли.

     Люди приветствовали Кия, хвалили  удобные  мотыги,  но  он  будто  не

слышал. Ему вдруг подумалось: а если  того  пустопляса-коня  да  заставить

тянуть полем мотыгу? Большую мотыгу,  по  силушке?  Сбоку  привесить?..  А

ежели приспособить, чтобы не одним плечом, обоими налегал?

     Дома Кий вылепил из глины конька и весь вечер так и этак ладил к нему

длинные палочки.  Братья  стали  смеяться:  потянул,  мол,  за  девчонкой,

игрушками занялся. Но  утром  над  его  кузницей  заклубился  густой  дым.

Любопытные  парни,  зашедшие  глянуть,  в  чем  дело,   приставлены   были

раскачивать тугие меха. И когда наконец Кий вывел  коня  и  запряг,  сзади

оказалась не повозка, не волокуша - острый  рог,  нацеленный  в  землю,  и

удобные рукояти для пахаря.

     - Какая сохатая! - сказал кто-то,  поглядев  на  окованный  блестящей

медью рог. Так и повелось с тех пор звать рогатую соху - сохой.

     Послушный конь взмахивал хвостом  и  оглядывался,  ожидая  хозяйского

слова. Старики сперва хмурились: не обидится ли Земля? Но  вот  отец  Кия,

помолясь, взялся за рукоятки и повел самую первую борозду.  И  вдруг,  сам

того не заметив, уже сделал столько, над чем  еще  вчера  трудился  бы  до

заката.

     - Диво! - изумленно ахнули Люди. А кто-то складно примолвил:

     - У матушки сошки - золотые рожки!

     С тех пор потянулась за Кием слава вещего  мастера,  любимого  Богами

умельца и чуть ли не вещуна. Стали поговаривать, будто мог молодой  кузнец

выковать не только вилы или топор, но даже  и  слово,  даже  судьбу,  даже

старость и хворь на здоровье перековать...