ЯЗЫЧЕСТВО ДРЕВНЕЙ РУСИ

 Борис Александрович Рыбаков

Поиск корней

      Исследование   язычества   древних   славян   было   предварено

  рассмотрением   исторических   судеб    славянства    с    глубокой

  доисторической древности, так как  без  этого  было  бы  невозможно

  понимание всей  многогранности  процесса  формирования  религиозных

  представлений.

      Данная книга, посвященная язычеству  средневекового  славянства

  и Киевской Руси, точно так же требует  обязательного  углубления  в

  сложную проблему происхождения и древнейших судеб Руси.

      Ядром  государства  Руси   (называемого   кабинетным   термином

  "Киевская Русь") была, как известно, сравнительно небольшая область

  Среднего Поднепровья -- от  Десны  до  Роси,  возглавившая  процесс

  рождения  феодальной  государственности  на  огромном  пространстве

  Восточной Европы -- от Вислы до Волги и от Балтики до Черного моря.

      Самый беглый взгляд на древнейшую  историю  восточнославянского

  мира  убеждает  в  том,  что  на   протяжении   двух   тысячелетий,

  предшествовавших возникновению Киевской Руси, наиболее  развитым  и

  исторически активным регионом  являлось  Среднее  Поднепровье  (см.

  карты).

      Столь давнее и  длительное  первенствующее  положение  региона,

  ставшего первичным историческим ядром Киевской Руси, заставляет нас

  углубиться в сложную и запутанную  проблему  происхождения  Руси  и

  рассмотреть ее не  в  качестве  узкой  терминологической  задачи  о

  значении  слова  "Русь",  а  более   широко,   как   длительную   и

  многообразную историю народа, его земли и его культуры.

      Однако  при  этом  перед  нами  неизбежно  встанет  целый   ряд

  отдельных  вопросов,   связанных   с   характером   источников,   с

  хронологическим  и  географическим   диапазоном   исследования,   с

  методикой и  результатами  сопоставлений  данных  разных  наук  при

  комплексном, системном анализе. Свой взгляд на основные контуры этой

  проблемы я уже изложил в печати 1, но здесь  придется  коснуться  и

  некоторых других вопросов и новых дополнительных решений, возникших

  на основе новых изысканий. Основной метод поиска  --  ретроспекция,

  продвижение от  известного  к  более  отдаленному  прошлому,  менее

  известному  нам.  Но  вместе  с  тем  поиск  должен  быть  как   бы

  "встречно-ретроспективным",     т.      е.      одновременно      с

  обратно-хронологическим ходом необходимо укладывать все наблюденные

  факты и явления в прямой, последовательный хронологический ряд ради

  того, чтобы устанавливать причинную связь явлений и реконструировать

  реальное течение интересующего нас процесса.

      1 Рыбаков Б. А. Новая концепция предыстории Киевской  Руси.  --

  История СССР, 1981, № 1 и 2; Рыбаков Б. А. Киевская Русь и  русские

  княжества XII-XIII вв. М., 1982. (Раздел "Происхождение Руси"),  с.

  55-90. Карты на с. 58, 59, 71. 89.

      Первый   вопрос,   с   которого   следует   начать,   --    это

  географическое  определение  понятия  "Русская  земля".  В  русских

  источниках XI-XIII вв. наблюдается непонятная на первый взгляд,  но

  чрезвычайно важная  для  нас  двойственность  в  определении  этого

  термина: во-первых, им  обозначалось  все  восточное  славянство  в

  целом, но  наряду  с  этим  существовало  значительно  более  узкое

  применение термина. Широкое понимание словосочетания "Русская земля"

  чаще всего встречается в  материалах  XII-XIII  вв.,  когда  единая

  государственность  уже  отошла  в   прошлое,   когда   в   реальной

  исторической  жизни  существовало  полтора-два  десятка  совершенно

  самостоятельных, вполне суверенных княжеств-королевств. Именно  эту

  обширную Русскую землю, раскинувшуюся по  всей  Восточной  Европе,

  имел в виду поэт начала XIII в., когда писал:

                  О, светло-светлая

                  И украсно украшена земля Русская!

                  И многими красотами удивлена еси...

                  Всего еси исполнена земля Русская!

      Однако  современники  этого  поэта,  жившие  в  разных  городах

  Русской земли (в таком  широком  ее  понимании),  в  своей  деловой

  письменности  проявляли  совершенно  иное,   значительно   суженное

  понимание  слов  "Русь",  "Русская  земля"  2.  Оно  проявилось   у

  летописцев   Новгорода   Великого,   Владимиро-Суздальской   земли,

  Галицкого княжества и у самих Киевских летописцев, когда речь шла о

  далеких землях 3. Под собственно Русью в  значительно  более  узком

  смысле слова понималось историческое ядро  Киевской  Руси:  Среднее

  Поднепровье и лесостепное Левобережье Днепра примерно  до  Курска4.

      2 Тихомиров М. Я.  Происхождение  названий  "Русь"  и  "Русская

  земля". -- Сов. этнография, М., 1947, т. VI -- VII. Насонов  А.  Н.

  Русская земля и образование территории древнерусского  государства.

  М., 1951.

      3  Полный  перечень  всех  летописных  примеров  дан  в   книге

  "Киевская Русь и русские княжества XII -- XIII вв. М., 1982, с.  59

  -- 67. Карта на с. 59.

      4 "В географическое понятие Русской земли,  или  "всей  Русской

  земли", противопоставляемой Галичу, Суздалю, Смоленску и Новгороду,

  включались следующие города:

       Киев                   Треполь               Стародуб

       Чернигов               Корсунь-на-Роси       Трубчевск

       Переяславль-Русский    Богуславль-на-Роси    Глухов

      В ту эпоху, к которой относятся все  эти  сведения,  очерченная

  территория  никоим  образом  не  может  рассматриваться  как  некое

  политическое целое.  Киевские   Мономашичи   враждовали   здесь   с

  черниговскими Ольговичами; северские князья стремились  обособиться

  от Чернигова; в Переяславле-Русском появилась четвертая политическая

  сила  --  ставленники  владимиро-суздальских  князей.   Большинство

  приведенных выше сведений о Руси в узком смысле взято  из  описаний

  княжеских усобиц, происходивших на этой  территории.  Политического

  единства лесостепной Русской земли в XII -- XIII вв. не было.

      Следовательно, единодушное  определение  Русской  земли  только

  в географических рамках Среднего Поднепровья  (с  левыми  притоками

  Днепра) должно рассматриваться не как отражение реальности XII  в.,

  а как прочное воспоминание о каком-то минувшем историческом периоде,

  когда Киевская земля и  левобережная  Северщина  составляли  единое

  целое, и это целое не включало в себя ни Древлян, ни Радимичей,  ни

  Вятичей, соседивших с Русью  в  узком  смысле  слова.  Обращение  к

  письменным  источникам  любого  времени  не  даст  нам  ничего  для

  установления  хронологии  этого  загадочного  региона.  Время   его

  существования находится за гранью  наших  письменных  свидетельств.

  Единственный намек мы найдем у Константина Багрянородного (середина

  X в.), упомянувшего о какой-то "Внутренней Руси" вокруг  Киева,  но

  никаких подробностей он не сообщает.

      Задача решается обращением к  археологическому  материалу.  Для

  той эпохи, от которой мы получили точные  и  подробные  сведения  о

  географическом контуре Руси в узком смысле, мы и в  археологическом

  материале не получим единства: вокруг Киева прослеживаются древности

  Полян, а далее на восток четко обозначается область Северы (северян)

  XI-XII вв. 5

      5 Рыбаков Б. А. Поляне и  северяне.  --  Сов.  этнография.  М.,

  1947, VI -- VII. Карта на с. 100 (рис. 8).

      Если  мы  в   своем   поиске   начнем   углубляться   в   века,

  предшествующие  оформлению  Киевской  Руси,   то   найдем   искомое

  соответствие области Руси с  определенным  археологическим  ареалом

  только в VI в. н. э. И это не случайно, так как именно в середине VI

  в. сирийский автор  упоминает  "народ  РОС  (РУС)",  живший  где-то

  северо-западнее приазовских амазонок, т. е. на Среднем Днепре 6.  К

  этому же VI в. возводит историю Киевской Руси п  летописец  Нестор,

  рассказывая о поездке славянского князя  Кия  в  Константинополь  к

  византийскому  императору,  в  котором  естественнее  всего  видеть

  Юстиниана (527 -- 565 гг.) или Анастасия (498 -- 518 гг.).

      6 Дьяконов А. П. Известия Псевдо-Захарии  о  древних  славянах.

  -- ВДИ, 1939, № 4, с. 84 -- 87.

      Археологические материалы VI -- VII вв. дают  нам  очень  яркую

  и четко определимую  культуру,  ареал  которой  поразительно  точно

  совпадает с очерченной выше Русской землей 7.  Эта  археологическая

  культура (которую из-за географического совпадения с Русской землей

  можно назвать "древностями русов") представлена большим количеством

  кладов дружинного  инвентаря:  серебряные  с  позолотой  украшения,

  "пальчатые" фибулы для плащей, привозные (трофейные?)  византийские

  серебряные сосуды  VI  в.,  богато  декорированные  пояса,  изредка

  оружие. По форме височных колец, которые  давно  уже  расцениваются

  археологами как племенные признаки, вся Русская земля VI в. делится

  на   два   района:   западный   среднеднепровский    и    восточный

  курско-северский. Височные спиральные кольца северского района нашли

  продолжение в курганных спиральных кольцах северян X-XII вв.

      7 Рыбаков Б. А. Древности русов. --  В  кн.:  Сов.  археология,

  М., 1953, т. XVII.

      См. также: Киевская Русь.... Карта на с. 71.

      Наиболее  богат  среднеднепровский   район   и   особенно   его

  участок, прилегающий к р. Роси. Здесь,  очевидно,  был  центр  того

  союза племен, который объединил Среднее Поднепровье с Левобережьем,

  или, говоря летописными терминами, "Полян, яже ныне зовомые  Русью"

  и левобережных Северян.

      У   этого   мощного   племенного   союза   было   два   внешних

  устремления: одно направление вело на северо-восток, к средней Оке,

  где  впоследствии  возникает   Рязанское   княжество,   а   другое,

  юго-западное,   отражало   участие   среднеднепровских   русов    в

  общеславянском движении к северным  рубежам  Византийской  империи.

  Здесь,  на  левом  берегу  Дуная,  встречаются   пальчатые   фибулы

  днепровского типа, что соотносится с  городом  на  Дунае  --  Русе.

  Сочетание  историко-топонимических  данных  XI  --   XIII   вв.   с

  археологическими  VI-VII  вв.  позволило  нам   углубить   проблему

  происхождения Руси на  три-четыре  столетия  от  Киевской  Руси.  В

  дальнейшем ретроспективном поиске у нас  не  будет  столь  надежной

  поддержки письменных источников, и  основным  материалом  останется

  только археологический, которому, при  всей  его  ценности,  присущ

  целый ряд минусов. Во-первых, археологические культуры  исторически

  безымянны и не могут быть соотнесены с этносами  прямолинейно,  так

  как одна общая  материальная  культура  может  принадлежать  разным

  народам. Или, наоборот, единый народ в разных  своих  частях  может

  создавать в зависимости от условий  (природных  или  международных)

  разные, несходные между собой формы  быта,  отражающиеся  в  разных

  археологических  культурах.  Во-вторых,  следует  сказать,  что   в

  какой-то мере задача использования археологических  материалов  для

  этногенических    построений    усложнена    самими    археологами,

  фетишизирующими  некоторые  археологические   категории   (особенно

  глиняную посуду). Нередки  случаи,  когда  исследователи  объясняют

  любой перерыв в плавной эволюции тех или иных  форм  предметов  или

  построек исчезновением данного народа, а появление  новых  форм  --

  приходом нового населения. При этом  появление  пришельцев  находит

  какое-то объяснение, а "исчезновение" обычно кратко констатируется.

      Далеко    не    всегда    археологами     учитываются     такие

  общеевропейские  события,  как  нашествие  сарматов   или   гуннов,

  расширение  Римской  империи,  падение  Рима,  великое  переселение

  народов (в том числе и славян) . которые несомненно влияли  как  на

  уровень развития, так и на облик культуры.

      Еще одним,  правда  лишь  терминологическим,  минусом  является

  принцип  обозначения  археологических  культур.   Обычно   культуры

  получают научное наименование по месту  первых  раскопок  (деревня,

  урочище), которое  при  дальнейших  исследованиях  может  оказаться

  периферийным  по  отношению  к  культуре  в  целом.  Когда  впервые

  обобщается безымянный, не получивший единого названия материал,  то

  часто вводится объективное наименование по географическому принципу

  (река,  бассейн   реки,   административная   единица),   а   иногда

  исследователи вводят в название той или иной культуры свои  научные

  воззрения, субъективно сопоставляя культуру  с  каким-либо  древним

  народом или этнической общностью.

      Выделение  археологических  культур  является   важным   звеном

  исследования, но,  к  сожалению,  нередко  историческое  осмысление

  археологических материалов искусственно расчленяется по замкнутым в

  себе культурам. А это мешает познанию исторического процесса в  его

  динамике. Видоизменение археологической культуры одного и  того  же

  населения  подменяется  "сменой   культур",   под   которой   часто

  подразумевается смена  населения.  Очень  часто  истинной  причиной

  изменения общего облика археологической культуры оказывается то или

  иное новое историческое явление,  какие-то  крупные  катаклизмы,  и

  хронологические  рубежи  культур  бывают  прямым  следствием   этих

  явлений. Однако при изолированном изучении одной культуры без учета

  критических переломных моментов в судьбе народа неизбежно  теряется

  историческая перспектива.

      Нам в  нашем  поиске  корней  среднеднепровской  Руси  придется

  иметь дело со следующими археологическими культурами:

      Черняховская (по  селу  Черняхово  на  Киевщине);  Зарубинецкая

  (по селу Зарубинцы в излучине Днепра); "Скифская"  и  милоградская;

  Чернолесская (по урочищу Черный лес).

      Географическое положение этих культур  показано  на  картах,  а

  их хронологическое соотношение видно из следующей таблицы:

      Как видим,  интересующие  нас  культуры  хронологически  плотно

  смыкаются друг с другом и только в одном случае сосуществуют, но это

  происходит, как увидим, в разных географических областях.

      Кроме того,  как  установлено  археологами,  занимающимися  той

  или  иной  культурой  в  отдельности,   каждая   интересующая   нас

  археологическая культура как бы  вырастает  из  предыдущей,  уходит

  своими корнями в более раннюю культуру  этой  же  области,  хотя  и

  создает новые виды поселений, материальной культуры, обрядности, что

  и позволяет выделять этот новый  этап  в  качестве  особой  (но  не

  обособленной!) археологической культуры. У нас почти не  обращалось

  внимания на то,  что  все  поименованные  археологические  культуры

  представляют  собой  не  изолированные,  взятые  вне  исторического

  контекста,   самостоятельно   зародившиеся   (или    "появившиеся")

  комплексы,  а  взаимосвязанные  исторические   этапы,   генетически

  соединенные друг с другом, звенья  единой  цепи,  которые  в  своей

  совокупности отражают исторический процесс во всем  его  конкретном

  многообразии, со всеми периодами подъема или упадка, инертности или

  активного расселения народности. Для доисторической археологии,  не

  имеющей возможности контролировать свои построения данными языка  и

  письменных  свидетельств,   задача   установления   генеалогической

  преемственности культур, различающихся многими  признаками,  сильно

  затруднена. Для исторической же археологии, с каковой мы имеем дело

  в нашем случае, решение этой задачи более  обеспечено  контрольными

  материалами.

      Помимо    хронологической    непрерывности    крайне     важна,

  разумеется, и географическая совмещенность разновременных  культур.

  Она  может  оказаться  неполной,  но  эта  неполнота  должна   быть

  исторически объяснена. Вообще все случаи изменений ареала, изменения

  и скачки в области хозяйства, общественного строя, идеологии, стиля

  искусства должны обязательно рассматриваться на широком фоне  общих

  для очень обширного региона  (во  много  раз  превосходящего  ареал

  изучаемой культуры) явлений. Периоды подъема и  упадка,  расширения

  или  сужения  ареала  археологической  культуры,  зарождение   (или

  восприятие извне) новых черт, видоизменяющих облик культуры, -- все

  это должно быть соотнесено с общеевропейскими явлениями и событиями.

      Рассмотрим географию нужных нам археологических культур.

      1. "Русская земля" (в узком понимании термина),  выявленная  по

  историческим летописным данным, в VI -- VII вв.  н.  э.  совпала  с

  определенной культурой пальчатых фибул и спиральных височных колец.

  По отношению ко всему  славянству  этого  времени  данная  культура

  занимает крайнее юго-восточное положение.

      2.   По   отношению   к   гипотетической    прародине    славян

  (устанавливаемой   по    лингвистическим,    палеоботаническим    и

  археологическим  данным),  относимой   примерно   к   середине   II

  тысячелетия до н. э., "Русская земля",  отстоящая  от  формирования

  прародины на два тысячелетия, тоже занимает  юго-восточный  участок

  былой славянской прародины. Главное ядро "Русской земли" по  Днепру

  и Роси целиком вписывается  в  ареал  прародины.  Только  восточные

  рубежи "Русской земли" на Левобережье Днепра  продвинуты  несколько

  далее па восток (к Курску  и  Воронежу)  чем  мы  можем  проследить

  праславян времен прародины.

      Дальнейшая задача состоит в  рассмотрении  тех  археологических

  культур,  которые  констатированы  для  этой  самой  территории   в

  промежутке между  сложением  прародины  славян  и  пространственным

  обозначением "Русской земли" в VI в.

      3. На рубеже бронзового и железного веков  в  интересующей  нас

  восточной части славянского мира, в рамках прародины  выявлена  так

  называемая  чернолесская  культура   киммерийского,   предскифского

  времени. Чернолесская культура является  дальнейшим  развитием  так

  называемой белогрудовской, которая в свою очередь вырастает из  той

  широкой    археологической    общности,    которая     представлена

  тшинецко-комаровской культурой, принятой нами за прародину славян.

      Качественное    отличие    чернолесской    культуры    Среднего

  Поднепровья от белогрудовской объясняется появлением такого важного

  фактора прогресса, как железо, широко  распространенного  именно  в

  лесостепной и в лесной зоне.

      Географически   чернолесская   культура,   во-первых,   целиком

  умещается на восточной половине славянской прародины, а  во-вторых,

  удивительно  точно  совпадает  с  областью   архаичных   славянских

  гидронимов (по О. Н. Трубачеву) 8. Никогда в другое время  ни  одна

  культура  не  дает  на  карте  такого  своеобразного  рисунка,  как

  чернолесская.   Тем   доказательнее   ее   совпадение   с   ареалом

  праславянских гидронимов. Отношение чернолесской культуры к будущей

  "Русской земле" таково: основное днепровское ядро "Русской земли" и

  часть  Левобережья  (Ворскла)  покрыты   памятниками   чернолесской

  культуры, а на Правобережье чернолесская культура  распространяется

  (в границах славянской прародины) и далее на запад, охватывая и  те

  области, где в дальнейшем сложилась, очевидно,  тоже  праславянская

  милоградская культура, в значительной мере (в  своей  южной  части)

  базирующаяся на землях прародины 9.

      8  Рыбаков  Б.  А.   Геродотова   Скифия.   М.,   1979.   Карта

  чернолесской  культуры  и  праславянских  гидронимов  на  с.   197.

  Единственное превышение ареала  гидронимов  относится  к  верховьям

  Днестра.

      9 Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия. Карта на с. 191.

      4. "Скифская" культура получила  свое  название  в  отличие  от

  других не по первому месту раскопок, а по историческому  осмыслению

  культур, синхронных упоминанию скифов в VII --  IV  вв.  до  н.  э.

  Описывая Скифию V в. до н. э., Геродот,  как  известно,  очертил  в

  Восточной Европе огромный квадрат 700  х  700  км.  Южной  стороной

  "скифского тетрагона" было побережье Черного моря от устья Дуная до

  Керченского пролива. Западная сторона шла приблизительно на среднее

  течение Припяти, а восточная примерно на  Оскол.  Северная  сторона

  скифского квадрата, наименее известная путешественнику, терялась  в

  лесной зоне, где-то севернее  Сейма  и  низовий  Припяти  10.  Этот

  условный квадрат был населен восемью различными народами.  Культура

  скифского типа была распространена на значительной части тетрагона,

  но собственно скифы (иранцы по языку, кочевники по типу  хозяйства)

  занимали только одну пятую часть квадрата, примыкавшую  к  Понту  и

  Меотиде. Геродот, как бы предостерегая  будущих  археологов,  четко

  отделяет собственно скифов-скотоводов от  других  народов,  которые

  могли иметь скифские черты в своей культуре, но скифами не являлись.

      10 Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия. Карта на с. 19.

      Скифы-скотоводы располагались в  южных  приморских  степях,  за

  пределами как древней прародины славян, так и хронологически близкой

  к ним чернолесской праславянской культуры.

      5. В интересующем  нас  среднеднепровском  лесостепном  регионе

  размещались не кочевые скотоводческие,  а  оседлые  земледельческие

  народы,  наследники  местных   племен   чернолесского   времени   с

  добавлением родственных скифам гелонов, история которых недостаточно

  изучена.  Культура  скифского  типа  (оружие,  конское  снаряжение,

  звериный стиль), имевшая вполне определенный социальный, верхушечный

  характер, распространялась и на земледельческую  лесостепь,  будучи

  воспринята знатью местных (в том числе и праславянских) племен.

      Безусловно, правы те археологи-скифоведы (Б. Н. Граков,  А.  И.

  Мелюкова и др.),  которые  считают  невозможным  рассматривать  все

  культуры  внутри  скифского  тетрагона  как  единую  скифскую.  При

  определении  археологической  культуры  нельзя  ни  в  коем  случае

  искусственно соединять культуру  степных  кочующих  скотоводов,  не

  имевших поселений и живших в кибитках, с культурой оседлых пахарей,

  построивших огромные крепости и живших в постоянных поселках.

      Почти  половина   земледельческих   племен   внутри   скифского

  квадрата проживала  на  территории  древней  славянской  прародины.

  Греки, покупавшие хлеб у этих племен, живших по Днепру-Борисфену на

  протяжении 400 км, называли  их  скифами,  но  Геродот  сообщил  их

  самоназвание -- "сколоты". В силу этого  и  скифообразную  культуру

  лесостепных  земледельцев   Правобережья   следует   вычленить   из

  неправомерного соединения с настоящей скифской (степной) и именовать

  в согласии с Геродотом сколотской 11.

      11    Рыбаков    Б.    А.     Геродотова     Скифия.     Раздел

  "Сколоты-праславяне", с. 195-238.

      Наиболее   полнокровным   историческим    центром    сколотской

  земледельческой культуры была довольно широкая (в 3 дня пути) полоса

  Правобережья, почти полностью совпадающая с ядром "Русской земли" VI

  -- VII вв. н. э. К более детальной географии  сколотских  племен  и

  "царств" VI -- V вв. до н. э. нам еще придется вернуться в связи  с

  тем, что единственным историческим  осмыслением  этой  очень  яркой

  страницы в истории Среднего  Поднепровья  представляется  признание

  "борисфенитов",  пахарей  среднеднепровской  лесостепи,  занимавших

  восточную часть древней славянской прародины, славянами.

      6. "Позднескифская" (правильнее позднесколотская)  культура  IV

  в. до н. э. в результате крайне неблагоприятных условий, сложившихся

  после сарматского вторжения в южнорусские степи, пережила упадок  и

  развивалась не так, как во времена расцвета и оживленной торговли с

  Ольвией. Новые, сильно обедненные формы культуры в восточной  части

  праславянского мира получили название зарубинецкой культуры по селу

  Зарубинцы в излучине Днепра близ Переяславля Русского. Исследователи

  отмечают  ряд  черт,   роднящих   зарубинецкую   с   предшествующей

  "скифской".

      География зарубинецкой культуры впервые  за  целое  тысячелетие

  нарушает ставшую  для  нас  уже  привычной  полную  преемственность

  ареалов старых и новых форм быта: зарубинецкая  культура  быстро  и

  ощутимо  переступает   северную   границу   древней   прародины   и

  устремляется в лесную  зону,  доходя  до  всего  бассейна  Верхнего

  Днепра. Это отражает не распространение форм культуры  на  соседние

  племена, а реальное продвижение носителей культуры.  Говоря  иначе,

  это свидетельствует о продвижении среднеднепровских славян в  глубь

  более северных литовско-латышских (балтских) племен и  тех  племен,

  которые  были  носителями  милоградской   культуры   (геродотовских

  невров),  по  всей  вероятности  тоже   праславянских,   но   более

  первобытных, чем высокоразвитые борисфениты-сколоты. Причина  этого

  станет нам ясна, как только мы сопоставим этот скоропостижный отток

  населения плодородной лесостепи в суглинистые леса севера  с  таким

  общеевропейским событием, как нашествие сарматов.

      Все  предшествующее  развитие  восточного  участка   славянской

  прародины более чем за тысячу лет было поступательным  и  не  знало

  крупных и длительных поражений в борьбе со степными соседями: против

  киммерийцев были построены мощные крепости и создано  всадничество,

  а со скифами сложились отношения  некоего  равновесия,  исключавшие

  порабощение  земледельцев;  отношения   могли   быть   вассальными,

  федеративными или просто союзными -- это пока не просматривается, но

  влияние скифов-кочевников несомненно.  Сарматское  же  нашествие  и

  оттеснение земледельцев  даже  из  лесостепи  длилось  около  шести

  столетий и именно на эти столетия падает  зарубинецкая,  обедненная

  форма быта.

      Одним  из  важных  центров  зарубинецкой   культуры,   наиболее

  насыщенным импортными вещами, являлся все тот же  участок  Среднего

  Поднепровья, который так выделялся в предшествующее сколотское время

  -- правый  берег  Днепра  от  Киева  до  устья  Роси 

  Зарубинецкая культура почти всеми  археологами  и  лингвистами  (Т.

  Лер-Сплавинский, Ф. П. Филин) признается славянской. Попытка связать

  ее с балтскими племенами оказалась несостоятельной.

      В западной половине славянского мира,  синхронной  зарубинецкой

  была пшеворская культура.  Сарматского  ига  там  не  было,  и  эта

  культура была более полнокровной, чем зарубинецкая.

      К  концу  существования  этих  двух   археологических   культур

  (раннепшеворской и зарубинецкой) имя славян-венедов впервые попадает

  в географические описания античных авторов: Плиний Младший (ок.  77

  г. н. э.) знал носителей пшеворской культуры в Прибалтике, а  Тацит

  (98 г. н. э.) знал и  о  зарубинцах,  так  как  пишет  о  смешанных

  венедосарматских браках.

      Мы   ознакомились   со   сменой   культур,   происходившей    в

  интересующем пас регионе за целое тысячелетие. Много веков  границы

  этих культур определяла старая область славянской  прародины  в  ее

  восточной оконечности. Только в конце I тысячелетия до  н.  э.  под

  давлением сарматов по всей тысячеверстной  южной  границе  началось

  колонизационное  движение  в  лесную  зону,  нарушившее  устойчивые

  границы прародины.

      Перед нами стоят теперь два вопроса, без ответа на  которые  мы

  не  получим  истинной  исторической  перспективы  происхождения   и

  предыстории Руси: во-первых, вопрос о взаимоотношениях черняховской

  и зарубинецкой культур и их отношения к славянству, а во-вторых  --

  вопрос об отношении сколотской культуры скифского времени к славянам

  или, точнее, к праславянам.

                                    *

      Историческому осмыслению черняховской  культуры  мешало  прежде

  всего то, что ее  рассматривали  обособленно  от  общего  процесса,

  противопоставляя  ее   как   предшествующим,   так   и   синхронным

  археологическим культурам. Основания для такого  противопоставления

  на первый взгляд имелись:  география  черняховской  культуры  очень

  своеобразна -- она, в отличие от зарубинецкой, охватывала не только

  лесостепь, но и степи Причерноморья, вплоть  до  побережья;  другим

  географическим отличием было то, что она  не  углублялась,  подобно

  зарубинецкой, в глухую лесную зону и шире растекалась по  лесостепи

  до  самых  Карпат  и  доходила  до  Черного  моря  на  юге.  Другим

  существенным отличием черняховской культуры от  предшествующей  был

  иной,   более   высокий   уровень    жизни:    земледелие    велось

  усовершенствованным плугом (с "череслом" -- плужным ножом), гончары

  заимствовали    (вероятно    из     Ольвии)     гончарный     круг,

  усовершенствовалась выплавка железа, возобновилась после длительного

  перерыва широкая торговля  хлебом,  отразившаяся  в  сотнях  кладов

  римских серебряных монет, обнаруженных в лесостепи, появилось вновь

  множество античных предметов роскоши,  ввезенных  из  греко-римских

  городов юга,  изменилась  форма  поселений  --  старые  укрепленные

  родовые поселки сменились  обширными  открытыми  селами  с  вольной

  планировкой.

      Всех  перечисленных  отличий,  говорящих  о  новом,  повышенном

  уровне развития, оказалось достаточно для того, чтобы исследователи

  стали  не   столько   исторически   сопоставлять   зарубинецкую   и

  черняховскую культуры, сколько противопоставлять их  друг  другу  и

  отчуждать их вопреки тому, что открывший обе  культуры  в  1899  г.

  киевский археолог В. В. Хвойко определил их как две  фазы  развития

  славянской культуры Среднего Поднепровья. К настоящему времени  обе

  культуры достаточно хорошо изучены, и мы можем рассмотреть  их  как

  звенья исторического процесса за время с III в. до н. э. и до IV --

  V вв. н. э. Рубеж между рассматриваемыми нами культурами -- II  век

  н. э. -- делит этот семисотлетний промежуток почти поровну;  первая

  его половина -- примитивная зарубинецкая культура, а вторая половина

  -- вырастающая (по  археологическим  формам)  из  зарубинецкой,  но

  значительно более развитая  культура  черняховская,  сохранившая  в

  своих бытовых чертах  много  зарубинецких  элементов  (например,  в

  керамической посуде) 12.

      12 Сымонович Э.  А.  Зарубинецкая  и  черняховская  культуры  в

  Поднепровье. -- В кн.: Древние славяне и их соседи. М., 1970.

      При  изучении   этих   семи-восьми   веков   истории   Среднего

  Поднепровья перед исследователями в  первую  очередь,  естественно,

  должен стать вопрос об исторических условиях развития этого большого

  хронологического отрезка. Как только мы этот  вопрос  поставим,  мы

  сразу же определим  причины  всех  отмеченных  выше  различий  двух

  сменяющих друг друга археологических культур.

      При этом еще раз необходимо  подчеркнуть,  что  археологические

  культуры следует рассматривать не как  самодовлеющие  организмы,  а

  лишь как доступные нашему изучению формы быта;  это  в  особенности

  относится к культурам, сменяющим друг  друга  на  одной  и  той  же

  территории.

      1.  Переход  в  Среднем  Поднепровье  от  сравнительно  высокой

  сколотской (скифо-земледельческой) культуры VI -- IV вв. до н. э. с

  ее всадничеством  и  хлебным  экспортом  к  более  примитивной,  но

  сохраняющей преемственность, культуре последующих веков (III в.  до

  н. э. -- III  в.  н.  э.),  названной  по  первому  месту  раскопок

  зарубинецкой,  связан  с  нашествием  на  степи  и   на   лесостепь

  многочисленных сарматских племен с берегов Дона в III в. до н. э.

      Зона  соприкосновения  праславян  Правобережья  и   Ворсклы   с

  сарматами была протяженностью  около  600  км.  Кочевники  временно

  отвоевали у пахарей широкую полосу плодородных земель.

      Общеизвестно, что царские скифы-кочевники  не  смогли  удержать

  ни своих  приморских  пастбищ,  ни  священных  могил  у  Порогов  и

  перекочевали в Крым.

      Исследователи почему-то не  обращали  внимания  на  то,  что  в

  источниках сарматской эпохи есть сведения и о том, что скифы-пахари

  (сколоты) тоже переместились из своей земли, так подробно описанной

  Геродотом, но в другом направлении, чем скифы-номады. Первым об этом

  говорит Страбон (7 год до н. э.):

      "Множество людей из Малой  Скифии  переправлялось  через  Тирас

  и Истр и поселялось в той стране (Фракии). Значительная часть Фракии

  была также названа Малой Скифией тем более, что  фракийцы  уступили

  пришельцам отчасти подчиняясь силе, отчасти из-за плохой земли, так

  как большая часть земли болотиста" 13.

      Из   текста   Страбона   недостаточно   ясно,   какая   область

  подразумевалась под Малой Скифией.

      Интересны сведения Плиния  о  задунайских  землях,  дополняющие

  Страбона:

      "Фракия  с  одной  стороны  начинается  от  берега  Понта,  где

  впадает в него Истр (Дунай). В  этой  части  прекраснейшие  города:

  основанный милетянами Истрополь, Томы, Каллатия (прежде называвшаяся

  Кербатирой).  Здесь  же  лежали  Гераклея  и  Бизона,   поглощенная

  разверзшейся   землей.   Теперь   остается   Дионисополь,    прежде

  называвшийся Круном. Здесь течет река Зира. Всю эту область занимали

  скифы, называемые пахарями. У них были города: Афродисиада, Либист,

  Зигера, Рокобы, Эвмения, Парфонополь и Герания" 14.

      Еще одно дополнение дает  сочинение  Арриана  (первая  половина

  II в. н. э.), перечисляющего те же приморские города (с добавлением

  Одесса -- Варны, Месембрии, Анхиала и Аполлонии) и поясняющего: "Все

  это -- эллинские города, лежащие в Скифии" 15.

      13 Страбон VII-4-5. -- Страбон. География. М., 1964, с. 284.

      14 ВДИ, 1949, № 2, с. 275 -- 276, по  общей  пагинации  с.  843

  -- 844.

      15 ВДИ, 1948, № 1, с. 275, по общей пагинации, с. 401.

      Перед нами две группы населенных пунктов в  низовьях  Дуная,  в

  Добрудже: во-первых,  приморские  гавани,  населенные  греками,  но

  находящиеся в Скифии, и,  во-вторых,  собственно  скифские  города,

  нередко с негреческими  именами.  На  побережье  Черного  моря  эта

  область простирается примерно на 200 -- 250 км. Скифские города, как

  предполагают, находились не у моря. Наличие нескольких  городов  на

  сравнительно  небольшой  территории  подтверждает  слова  Плиния  о

  "скифах-пахарях", так как настоящие скифы-кочевники  "не  имеют  ни

  городов, ни укреплений" (Геродот IV -- 46).

      Чрезвычайно важно  указание  на  скифов-пахарей,  которых,  как

  уже многократно  говорилось,  следует  отождествлять  со  сколотами

  ("борисфенитами").

      Наличие семи городов  у  скифов  дополнительно  свидетельствует

  о том. что речь идет именно  об  оседлом,  земледельческом  народе,

  каковым и  являлись  по  археологическим  данным  сколоты  Среднего

  Поднепровья,  у  которых  тоже  были  "города",  хорошо   известные

  археологам. Сведения  Плиния  подкрепляются  сообщениями  Тацита  о

  славянах-венедах в устьях Дуная и смыкаются с  целым  рядом  других

  данных,  завершающихся  рассказами  о  болотистом  "острове  русов"

  восточных авторов IX -- X вв.16 Тацит (98 г. н. э.) говорит о своих

  современниках, славянах, под их новым именем венедов, а Плиний пишет

  в прошедшем времени о какой-то давней ситуации,  когда  переселенцы

  перенесли  за  Дунай  древний  термин   "скифы-пахари".   По   всей

  вероятности,   Плинием    отражено    продвижение    южной    части

  среднеднепровских сколотов в III --  II  вв.,  теснимых  сарматами.

  Южную половину сколотских царств на Днепре ("парадатов" и "авхатов"

  см.  ниже)  заняли  сарматы,  археологические   памятники   которых

  вклиниваются в зарубинецкую  область  на  Роси.  Очевидно,  богатое

  сколотское всадничество, хорошо знавшее торговые пути на юго-запад,

  к Ольвии-Борисфену, ушло в этом направлении от сарматской угрозы  и

  оказалось далеко  за  Дунаем,  где  отвоевало  у  фракийцев  земли.

  Зарубинецкая культура -- это проявление быта простых людей, рядовых

  членов племени, оставшихся без своей племенной знати, смогшей  уйти

  или в Крым или во Фракию,

      16 Рыбаков Б. А. Киевская Русь..., с. 342 -- 358. Карта  на  с.

  345.

      2.  Катализатором   социального   развития   среднеднепровского

  праславянского  населения  была   в   скифское   время   экспортная

  хлеботорговля. Сарматское господство в степях  перерезало  торговые

  пути и нарушило экономическое развитие Ольвии, этого "окна в Европу"

  для  среднеднепровских  борисфенитов.   Торговля   с   днепровскими

  земледельцами была для Ольвии, по-видимому,  настолько  важна,  что

  постепенно и имя города, расположенного не на  Днепре,  а  западнее

  Буга, стало заменяться именем реки, устье которой отстоит от Ольвии

  на 40 км: город стали называть Борисфеном.

      Начиная  с  III  в.  до  н.  э.   Ольвию   ослабляли   сарматы,

  кельты-галаты и дунайско-днепровские геты, разгромившие город в  48

  г. до н. э. Критическое состояние города в III  в.  до  н.  э.  при

  начале  сарматского  вторжения  явствует   из   такого   ценнейшего

  эпиграфического источника, как мраморный декрет в честь  Протогена,

  богача, спасавшего город от голода и позора  (власти  заложили  под

  залог храмовую утварь).

      Зарубинецкая   культура   и   декрет    Протогена    (как    ни

  парадоксально совместное упоминание о них) -- два результата одного

  и того  же  события,  нарушившего  нормальную  жизнь  и  сколотских

  "царств" на Среднем Днепре, где резко понизился облик  культуры,  и

  "Торжища  Борисфенитов"   --   Ольвии,   при   посредстве   которой

  борисфениты-сколоты общались с античным миром.

      Кроме  того,  следует  отметить,  что  сама   Греция,   главный

  покупатель восточноевропейского хлеба, переживала тяжелый кризис: Во

  времена  Страбона  (рубеж  нашей  эры)  "Эллада  представляла  поле

  развалин с великими памятниками прошлого: целые области обезлюдели,

  города превратились в захолустные деревушки..." 17

      17 Страбон. География. Предисловие, с. 775.

      3. Значительное  превышение  территории  зарубинецкой  культуры

  над  древней  областью  славянской  прародины   прямо   связано   с

  упомянутыми выше событиями III в. до н.  э.  Если  племенная  знать

  Среднего Поднепровья (известная нам по богатым курганам VI -- IVвв.

  до н.э. с вещами скифского стиля) могла силой оружия  пробиться  во

  Фракию, то простым  людям  приднепровских  племен  оставалось  одно

  испытанное  средство  --  уходить  в  леса,   недоступные   набегам

  кочевников. И началось продвижение праславян на север в лесную зону

  вверх по Днепру и его притокам,  включая  Припять  и  Десну.  Таким

  образом, Зарубинецкая культура  охватила  большое  пространство  от

  Пинска на западе до Брянска на востоке и от Кременчуга  на  юге  до

  Могилева-Днепровского на  севере.  Эта  обширная  область  включала

  разные ландшафтные зоны и жила  неодинаковой  жизнью:  когда  общая

  историческая ситуация стала более  благоприятной,  то  южная  часть

  зарубинецкой культуры быстрее  перешла  к  новым  формам,  активнее

  восприняла новшества и возобновила древние связи с античным  миром,

  что в  глазах  археологов  стало  выглядеть  как  "появление  новой

  культуры". Северные племена долгое  время  не  ощущали  этих  новых

  условий бытия и оставались поэтому при прежних формах  быта,  тогда

  как на юге Черняховский этап развития  сильно  отличался  от  более

  примитивного позднезарубинецкого, уцелевшего на севере.

      4. Время и  условия  видоизменения  форм  быта  в  южной  части

  зарубинецкого  ареала  мы   тоже   должны   сопоставить   с   ходом

  исторического процесса в  Европе.  Прежде  всего  следует  отметить

  ослабление сарматского ига. Сарматы вторглись в  южнорусские  степи

  как завоеватели и  разрушители,  нарушившие  нормальную  жизнь  как

  варварских племен Скифии, так и прибрежных греческих колоний, грабя

  и разоряя и тех и других. Постепенно сарматская  знать  нашла  свое

  место в  системе  античных  городов,  которые  являлись  "узорчатой

  каймой, пришитой к варварской одежде".

      Кроме  того,  в  I  в.  н.  э.  сарматы   особенно   интенсивно

  устремились на запад: при императоре Клавдии (41 -- 54 гг.  н.  э.)

  сарматский авангард -- языги -- оказался уже за Карпатами в  Дакии,

  а к 70-м годам сарматы, оттеснив даков,  заняли  дунайскую  долину,

  став  соседями  германцев  (Плиний).  Изменились  и  отношения   со

  славянами:  заключались  сармато-венедские  браки,   славяне-венеды

  заимствовали сарматские обычаи (Тацит. Археологические данные будут

  приведены ниже). Складываются временные сармато-венедские племенные

  союзы (Певтингерова карта). Очевидно, сарматы в I -- II вв.  н.  э.

  перестали  быть  той  неодолимой  силой,  от  которой   лесостепные

  земледельцы бежали в III -- II вв. до н. э. за Дунай во Фракию  или

  в глухие леса на Припяти, Десне  и  Верхнем  Днепре.  Изменилось  и

  славянское общество -- для создания славяно-сарматского союза где-то

  у  северо-западного  угла  Понта  нужно  было,  чтобы   возродилась

  славянская знать и возобновились пути на юг; о том, что  славянские

  дружины доходили до устья Дуная, пишет Тацит (98 г. н. э.).

      5.  Важным  показателем  возрождения   Причерноморья   является

  судьба Ольвии: еще на  протяжении  I  в.  н.  э.  Овидий  в  начале

  столетия,  а  Дион  Хризостом  в  конце  его   красочно   описывали

  бедственное   состояние    причерноморских    городов    (Томы    и

  Борисфен-Ольвия), постоянно подвергавшихся  сарматским  нападениям.

  "Дела тамошних эллинов пришли в крайний  упадок...",  однако  жизнь

  брала свое и  греки  "снова  заселили  город  (Борисфен),  как  мне

  кажется, по желанию скифов, нуждавшихся  в  торговле  и  посещениях

  эллинов..." 18

      18 Дион Хризостом. Борисфенитская речь. -- ВДИ, 1948, №  1,  с.

  229. По общей пагинации с. 355.

      Тяга  варварского  мира  к  торговым  эмпориям  юга  привела  к

  новому расцвету Ольвии во II -- начале III в. н.  э.,  о  чем  ярко

  свидетельствует  декрет  в  честь  архонта  Теокла,  сына   Сатира.

  Перечисление различных городов, выразивших благодарность ольвийскому

  архонту, будучи положено на карту, дает нам представление о широких

  торговых связях города близ  устья  Борисфена.  Здесь  мы  видим  и

  соседние города северного берега (Тира, Херсонес и Боспор) и города

  южного побережья Понта (Гераклея, Амастрия, Синоп, Никомидия, Никея,

  Кизик). Важным направлением был тот район, в котором разместились в

  свое время уходившие от сарматов "скифы-пахари", давние контрагенты

  Ольвии: Истрия, Томы, Каллатия, Одесс (совр.  Варна).  Конец  этого

  западного каботажного пути отмечен  городом  Византией,  позднейшим

  Константинополем -- Царьградом, конечным пунктом торговых экспедиций

  Киевской Руси в X в. Ольвия вернула себе международные  связи.  Для

  приднепровских славян окно в Европу было снова открыто.

      6. Важную роль в судьбах Юго-Восточной Европы сыграла  в  I  --

  II вв. н. э.  Римская  империя,  заинтересованная  в  экономических

  ресурсах Причерноморья. Мозаику племен, городов и микрогосударств в

  северо-восточной части Черноморско-азовского акватория объединило и

  привело в некую систему Боспорское  царство,  а  такую  же  пеструю

  мозаику в западной  половине  объединила  усилиями  своих  легионов

  Римская империя. Император Тиберий (14  --  37  гг.  н.  э.)  занял

  Фракию, при Клавдии (в 56 г.) римляне заняли Тиру в устье  Днестра,

  легионы Нерона оказались в Крыму и, по-видимому, в  Ольвии.  Особое

  значение имели военные предприятия императора  Траяна  (98  --  117

  гг.), покорившего обширную Дакию и  продвинувшего  границы  империи

  вплотную к восточным славянам. Власть Рима в ольвийской зоне  Понта

  окрепла.  Торговые  связи  с  лесостепными  хлебородными  областями

  получили некоторую военную поддержку и значительно возросли. Во всей

  бывшей  земле  "скифов-пахарей"  (сколотов)  найдены  сотни  кладов

  серебряных римских монет, документирующие размах торговли славян  с

  Римом во II -- IV вв. н. э. Известны два сгустка таких кладов: один

  в земле Полян и Руси (от Киева до Роси), являвшейся  основой  земли

  сколотов, а другой в верхнем течении Днестра, точно в  том  районе,

  где О. H. Трубачев обозначил одно из скоплений архаичных славянских

  гидронимов.

      Особый интерес  представляет  датировка  начала  этого  мощного

  потока римского серебра. Если составить диаграмму монет, распределив

  их по времени правления императоров начиная с рубежа нашей эры,  то

  на протяжении всего I в. н.  э.  количество  серебра  будет  весьма

  невелико. Резкое возрастание количества римских денариев, зарытых в

  Среднем  Поднепровье,  наблюдается  именно  с  императора   Траяна.

  Огромная империя Траяна и постоянные войны в Европе и Азии требовали

  непрерывного пополнения продовольственных запасов; среднеднепровский

  рынок хлеба был важным элементом в экономическом  балансе  империи.

  Высокий уровень притока серебра держится в лесостепи несколько веков

  вплоть до гуннского нашествия.  Это  объясняет  нам,  почему  автор

  "Слова о полку Игореве" упоминает "Трояновы  века"  как  счастливую

  эпоху   славянского    прошлого.    Hа    территории    задунайских

  "скифов-пахарей" Траян поставил  величественный  монумент  в  честь

  покорения Дакии -- "Тропеум Траяни".  В  "Слове  о  полку  Игореве"

  "тропа Трояна" означает ориентир, к которому скачут "черес поля  на

  горы" славянские дружины, по всей вероятности, в  эпоху  завоевания

  Балкан в VI в. Очевидно, эпическая память восточных славян сохранила

  и имя Траяна и воспоминание о благоденствии в последующие века  (до

  трагического "времени Бусова", т. е. до конца IV в. н. э.).

      7. Перечисленные выше некоторые общеисторические  черты  первых

  веков  нашей  эры  исчерпывающе  объясняют  все   особенности   так

  называемой черняховской  культуры  и  ее  существенное  отличие  от

  предшествующего  зарубинецкого   этапа.   Географическое   отличие,

  заключающееся  в  том,  что   характерные   Черняховские   признаки

  проявились не на всей зарубинецкой территории, а лишь на ее  южной,

  лесостепной половине, объясняется тем, что только эта южная половина

  и вошла в тесные и плодотворные взаимоотношения с возродившимися  и

  оправившимися от сарматского удара античными городами и прежде всего

  с Ольвией-Борисфеном. Вторая географическая черта  --  просачивание

  черняховской культуры на юг, по Днепру и в приморскую зону --  тоже

  стоит в прямой связи с той оживленнейшей торговлей с античным миром,

  которая возобновилась для Среднего Поднепровья в "Трояновы века", во

  II -- IV вв. н. э.

      Развитие ремесла, покупка предметов роскоши, переход  к  новой,

  более высокой форме поселений -- все это  следствие  экономического

  подъема,  обусловившего  и  новую  ступень  социального   развития,

  связанного с обогащением местной знати без существенного выдвижения

  военного, всаднического элемента, что, очевидно, следует  связывать

  с  жизненной  заинтересованностью  империи  в  сохранении  мира   и

  регулярных  торговых  связей.  Характерно  отсутствие  крепостей  в

  черняховское время на всем пространстве лесостепи.

      8.  Наш  экскурс  в  предысторию  Руси   требует   рассмотрения

  степени устойчивости центров сменяющих друг  друга  археологических

  культур. Задача эта очень проста, так как для  каждой  эпохи  четко

  вырисовывается один и тот же район правобережья Среднего Поднепровья

  -- от Киева до р. Роси (или до р. Тясмина).

      Скифское  время  VII  --  IV  вв.  до  н.   э.   --   "киевская

  археологическая группа" от Киева до Тясмина 19.

      Зарубинецкая культура III в.  до  н.  э.  --  I  в.  н.  э.  --

  сгусток поселений от Киева до Роси20.

      Черняховская  культура  II  --  IV  вв.  н.  э.  --  на   карте

  наблюдается два крупных сгустка памятников: один в бассейне р. Роси,

  другой на Днестре. Три меньших сгустка: 1. Средний Буг (Южный);  2.

  Излучина Днепра у Порогов (правый берег); 3. Между Дунаем и Тирой21.

      19 Тереножкин А. И., Ильинская В. В. "Скифский  период".  --  В

  кн.: Археологiя УРСР, Київ, 1971, т.  II,  Карта;  Петренко  В.  Г.

  Правобережье Среднего Приднепровья в V -- III вв. до н. э. М., 1967.

  Карта на с. 7; Онайко H. А. Античный импорт в Приднепровье и Побужье

  в VII -- V вв. до н. э. М., 1966, Карта-рис. 7 на с. 45.

      20 Максимов Е. В. Зарубинецкая  культура  на  территории  УССР.

  Київ, 1982. Карта на с. 8; Он же.  Античный  iмпорт  на  Середньому

  Поднiпров' в зарубинецький час. -- Археология, Київ, 1963,  т.  XV.

  Карта на с. 111.  См.  так  же:  Симонович  Э.  Л.  Зарубинецкая  и

  черняховская культуры в Поднепровье, с. 17 -- 22.

      21  Последнюю  по  времени  публикации  сводную  карту  см.   в

  статье: Гей О. А. Черняховские памятники Северного Причерноморья. --

  Сов. археология, 1980, № 2. Карта на с. 49.

      Район Роси и треугольник, образуемый Росью,  Днепром  и  линией

  от верховий Роси к Киеву, постоянно во все времена является главным,

  наиболее  значительным   и   ярким   по   культуре.   Кроме   того,

  археологический материал позволяет установить  преемственную  связь

  между культурами: позднескифская культура "генетически"  связана  с

  раннезарубинецкой,   а   черняховская   культура   в   определенных

  исторических условиях вырастает в южной  половине  зарубинецкой  из

  зарубинецких форм. После бурных событий великого расселения  славян

  в V -- VI вв. мы снова видим район Роси как главный культурный центр

  "Русской земли", память о рубежах которой дожила до XII в.

      9. В итоге о черняховской культуре  следует  сказать,  что  она

  является прежде всего порождением, прямым следствием того подъема в

  развитии причерноморского региона и его широкой периферии,  который

  наблюдается начиная со II в. н. э. Отток сарматов на Средний Дунай,

  прекращение разгрома античных городов,  появление  в  эпоху  Траяна

  такого могучего хозяина, как  Рим,  заинтересованного  в  экономике

  варварского земледельческого мира, широкая  и  длительная  торговля

  хлебом с ним, социальное развитие самого варварского  мира  --  вот

  комплекс тех новых исторических условий, в которых протекал переход

  от первобытных (поневоле) зарубинецких форм быта к новым, называемым

  нами условным термином черняховских.

      Черняховская культура,  сложившаяся  под  сильным  воздействием

  римской, обозначилась в южной части зарубинецкой области во II в. н.

  э. одновременно с началом упомянутого  подъема  и  прекратила  свое

  существование в IV -- V вв. н. э., выродившись в более  примитивные

  формы в связи с тем общеевропейским кризисом IV --  V  вв.  н.  э.,

  который был следствием нашествия гуннов и падения Римской империи в

  результате варварских завоеваний.

      Начало  и  конец  Черняховского  этапа  в   развитии   Среднего

  Поднепровья точно совпадают с этими  крупными  рубежами  в  истории

  Восточной Европы и Европы в целом.

                                    *

      В  нашем  затянувшемся  поиске  предков  Руси   нам   предстоит

  рассмотреть давний и спорный вопрос о готах в  Причерноморье  и  их

  отношении к черняховской культуре. Это тем более необходимо сделать,

  что именно в связи с  готами  упоминается  соседний  с  ними  народ

  "росомонов". Когда археологи на рубеже XIX и XX вв. обнаружили  два

  этапа культуры "полей погребальных урн" в Среднем  Поднепровье,  то

  обе культуры рассматривались как славянские  древности  центральной

  восточноевропейской области Полян  --  Руси.  Взгляды  Хвойко  были

  поддержаны   рядом   археологов,    в    том    числе    крупнейшим

  археологом-систематизатором А. А. Спицыным. Однако уже через восемь

  лет после открытия черняховской культуры немецкие  ученые  объявили

  эту культуру готской, хотя от Приазовья, где исторические источники

  размещают готов III -- IV вв. н. э., до Черняхова и Ромашок, где вел

  работу Хвойка, свыше 500 км. Hе сходится и хронология: черняховские

  элементы  появляются  во  II  в.  н.  э. 22,  а "готы  появились  в

  южнорусских степях лишь в начале III в. н. э," 23, точнее  в  230-е

  годы. Тем не менее, начиная с П.  Рейнеке,  немецкие  археологи  из

  Майнца, Франкфурта-на-Майне, Вюрцбурга, Лейпцига  упорно  стремятся

  внедрить  готскую  гипотезу  как   якобы   единственно   научную24.

  Ошибочность этих искусственных построений  хорошо  доказана  М.  Ю.

  Смишко25. Черняховская культура  как  важное  историческое  явление

  требует серьезного и всестороннего рассмотрения  и  обобщения  всех

  "черняхоидных" материалов. Современное состояние изучения  (главным

  образом для западной части ареала) отражено в книге В. Д. Барана 26.

      22 Баран В. Д. Черняхiвська культура. Київ, 1981, с. 153.

      23 Скржинская  Е.  Ч.  Комментарий  к  Иордану.  --  Иордан.  О

  происхождении и деяниях гетов. М., 1960, с. 364. Прим. 828.

      24 Баран В. Д. Черняхiвська культура, с. 8 -- 10.

      25 Смiшко М. Ю. Вiдносно  концепцiї  про  германьску  належiсть

  культури полiв поховань. -- МДАПВ, 1961, вып. 3, с. 59 -- 76.

      26 Баран В. Д. Черняхiвська культура.

      Немаловажным является  и  полный  анализ  греческих  и  римских

  письменных  источников,  из  которых  сторонники  готской  гипотезы

  черпают отдельные сведения о готских племенах III -- IV вв.  н.  э.

  Выводы  сторонников  готской  гипотезы  основываются  на  следующих

  положениях, требующих строгой проверки:  1.  Черняховская  культура

  прослеживается  там,  где  древние  авторы  размещают   готов.   2.

  Черняховская  культура  угасает  в  то   время,   когда   готы   из

  Причерноморья уходят в Западную Европу.  Второй  тезис  не  требует

  особых разысканий, так как конец  черняховской  культуры,  как  уже

  говорилось,  был  вызван  прежде  всего  нашествием  гуннов,  новым

  разгромом   причерноморских   центров   и   всем   тем   комплексом

  общеевропейских событий, который создает рубеж между античностью  и

  средними веками. Можно добавить, что если бы черняховская  культура

  была создана готами, то  при  своем  продвижении  на  Балканы  и  в

  Западную Европу готы, двигавшиеся с женами и детьми, должны были бы,

  хотя бы на часть своего пути, пронести с  собой  основные  элементы

  черняховской культуры. Hо этого нет.

      Остается вопрос о географическом размещении  готских  племен  в

  III -- IV вв. и о  степени  его  соответствия  ареалу  черняховской

  культуры II -- IV вв. Серьезный исчерпывающий анализ всех греческих

  и латинских источников, проведенный с  учетом  новейшей  литературы

  вопроса, осуществлен в последние годы В. П. Будановой27.

      27 Буданова В.  П.  Готы  в  системе  представлений  римских  и

  византийских  авторов  о  варварских   народах.   --   Византийский

  временник, 1980, т. 41, с. 141 -- 152; Она же. Передвижения готов в

  Северном Причерноморье и на Балканах в III в. -- ВДИ, 1982, № 2; Она

  же.  Этническая  структура  "государства  Германариха"  (по  данным

  письменных источников). -- КСИА, М., 1983, вып. 178.

      Основные выводы исследовательницы таковы: первой  волной  готов

  были везеготы, направившиеся в конце II в. на Дунай и не заходившие

  восточнее Днестра. Остроготы продвинулись несколько позже, в первой

  половине III в. к Меотиде, а затем часть их переместилась на  запад

  к дунайским сородичам. Эти  приазовские  готы  в  союзе  с  другими

  племенами  предпринимали  морские  походы  на  восточное  побережье

  Черного моря;  существовало  и  юго-западное  направление  походов,

  начинавшееся  иногда  от  устья  Днестра.  Перенося  выводы  В.  П.

  Будановой на карту, мы замечаем, что готские племена не  составляли

  сплошного массива: одна многочисленная  группа  обитала  на  левом,

  северном, берегу Дуная, а другая -- далеко от первой, в Приазовье и

  точнее не определяется. Судя по "Слову о полку  Игореве",  это  был

  северный  берег  Азовского  моря.  Пространство  между  Днестром  и

  Днепром, судя по письменным источникам, не было постоянно  заселено

  готами; только часть готов-остроготов проходила это пространство для

  того, чтоб присоединиться к дунайским везеготам. Чрезвычайно  важно

  отметить, что именно этот, не заселенный готами промежуток Иордан и

  отводит древним славянам-антам:

      "Анты же,  сильнейшие  из  обоих  племен,  распространяются  от

  Данастра до Данапра, там, где Понтийское море образует излучину. Эти

  реки удалены одна от другой на расстояние многих переходов" 28.

      28 Иордан. О происхождении и деяниях готов, с. 72.

      По  тексту  Иордана  трудно  определить,   относится   ли   это

  указание на географическое положение антов к эпохе  самого  Иордана

  (сер. VI в.), когда он писал далеко от Днепра  в  Равенне,  или  же

  географический фон дан им для той эпохи, которую он описывал, т. е.

  для III -- IV вв.  Поскольку  для  обрисовки  географического  фона

  Иордан пользовался картой К. Птолемея, то возможно, что он стремился

  воспроизвести древнее  размещение  племен,  близкое  по  времени  к

  появлению готов на Дунае и у Меотиды.

      Упоминание о "многих  переходах"  свидетельствует  о  том,  что

  автор имел в виду не расстояние между  устьями  Днестра  и  Днепра,

  равнявшееся примерно 5 дням пути, а всю ширину  пространства  между

  Средним Днестром и Средним Днепром, превышавшую 400 км.

      Наложение  сводной  карты  всех  черняховских   памятников   на

  схематичную  карту  размещения  готов  и  антов   дает   интересные

  результаты:  вся  Черняховская  культура  укладывается  в  широтном

  направлении от бассейна Днестра до бассейна  Днепра;  на  побережье

  Понта ("где море образует излучину") черняховские памятники усеивают

  всю прибрежную полосу от устья Дуная до Днепра.

      В достоверно  готских  районах  дело  обстоит  так:  на  Нижнем

  Дунае западнее Прута, где постоянно упоминаются  различные  готские

  племена, черняховских памятников почти нет. В Приазовье,  восточнее

  Днепра, их нет совершенно 29.

      29 Гей О. А. Черняховские памятники..., см. карту.

      Если бы Черняховская культура принадлежала готам,  то  было  бы

  невозможно  объяснить  обилие  черняховских  поселений  на  правом,

  западном, берегу большой излучины Днепра и отсутствие их  на  левом

  берегу, обращенном к Меотиде, и у самой Меотиды, которая  постоянно

  упоминается как ориентир местоположения готов (остроготов).

      Единственный   участок,   относительно    которого    допустимо

  говорить о возможной принадлежности его смешанному населению, это --

  берега Днестра, где упоминаются готы-грейтунги. Hо  принадлежат  ли

  черняховские  памятники  Поднестровья  в  той  или   иной   степени

  грейтунгам, нам совершенно неизвестно.

      Никогда  не  производилось   сопоставления   сведений   русской

  летописи с материалами черняховской культуры, а между тем именно для

  этого южного региона такое сопоставление  вполне  возможно  и  дает

  поразительные результаты. Переходя в  своем  географическом  обзоре

  славянства к описанию южнорусских племен уличей и тиверцев,  Нестор

  сообщает очень важные сведения о южной части восточного славянства,

  которые касаются не только современного автору размещения племен, но

  и какого-то прошлого:

      "А Уличи и Тиверцы седяху по Дънестру и  приседяху  к  Дунаеви.

  И бе мъножьство их: седяху бо преже по Бъгу и по  Дънепру,  оли  до

  моря. И суть гради их и до сего дьне. Да то ся зъваху  от  грьк  --

  "Великая Скифь" 30.

      30 Шахматов А. А. Повесть временных  лет.  Пг.,  1916,  с.  12.

  Слово "скифь" было написано через ижицу и фиту.

      Из слов: "седяху бо преже" историками  (в  том  числе  и  мною)

  делался вывод о полном переселении этих племен со старого места  на

  новое, но Нестор, отмечавший все  переселения,  ничего  не  говорит

  здесь о перемещении. Указанием на Днепр и Буг  летописец  объясняет

  многочисленность уличей и тиверцев, которые в прошлом находились  и

  на Днепре и на Буге, а не только на Днестре и Дунае, как во времена

  летописца. Именно эта огромная территория и заставила его обратиться

  к античному определению -- "Великая Скифия", во что,  очевидно,  им

  вкладывался и какой-то хронологический  смысл,  так  как  иначе  не

  стоило бы и вспоминать это архаичное обозначение.

      Действительно,  одно  примечание  Нестора  возвращает  нас   ко

  временам черняховской культуры, к "Трояновым векам": "суть грады их

  и до сего дьне". Древнерусских городов, современных  летописцу,  на

  Нижнем Днепре не было. "Особенностью поселений степного Поднепровья

  древнерусского времени был их открытый, неукрепленный характер" 31.

  "Грады",  иногда  с  каменными  стенами,   существовали   здесь   в

  римско-черняховское время (часть их была построена еще во II в.  до

  н. э.). Науке известно 16 городищ в нижнем течении Днепра. Все  они

  прекратили существование в IV в. н. э. после гуннов 32.

      31  Смїленко  А.  Т.  Слов'яни  та  ix   сусiди   в   Степевому

  Поднiпров'i (II -- XIII ст.). Київ, 1975. с. 178.

      32 Смїленко А. Т. Слов'яни..., с. 17, рис. 1.

      Все  пять  географических  ориентиров   в   приведенной   фразе

  Нестора полностью соответствуют  сгусткам  памятников  черняховской

  культуры: 1. Днестр; 2. Низовья Дуная (не переходя реку,  а  именно

  "приседяху", "подступая" к Дунаю; 3. Южный Буг в его среднем течении

  (племя бужан жило не на Южном, а на Западном Буге); 4. "По  Днепру"

  значительный сгусток Черняховских памятников в  излучине  Днепра  у

  Порогов. Hе от излучины ли и названы "уличи"? В районе этих городов

  тоже есть Черняховские памятники,  хотя  строительство  их  следует

  приписать более раннему туземному населению. 5. "Оли  до  моря"  на

  побережье Черного моря тоже имеется много  Черняховских  памятников

  (см. карту). Все эти  пять  Черняховских  районов  охвачены  единым

  историческим понятием Великой Скифии. География Скифии у Нестора не

  соответствует полному определению Скифии Геродотом, но ведь киевский

  историк и не ставил перед собой задачу описания всей Скифии  --  он

  просто указал, что часть славянских племен в древнее время жила  на

  той земле, которая греческими авторами именовалась Скифией. И в этом

  Нестор  был,  безусловно,  прав,  так  как  очерченная  им  область

  полностью вписывается в Скифию Геродота, но занимает только западную

  часть бывшей Скифии. Все, что рассматривалось выше, не подтверждает

  принадлежности черняховской культуры готам.

      Готская  гипотеза  держится  прежде  всего  на  словах  Иордана

  (придворного и весьма льстивого историка  готских  королей)  о  так

  называемой державе Германариха, вождя приазовских готов.  В  состав

  будто бы покоренных Германарихом (Эрманарихом)  к  375  г.  народов

  Восточной Европы входят такие отдаленные народы,  как  Меря,  Чудь,

  Мордва.

      Однако,  прежде  чем  приступить   к   анализу   Перечня   всех

  "покоренных" готами племен,  обратим  внимание  на  бесцеремонность

  Иордана в отношении к своим  источникам.  Для  возвеличивания  рода

  готских князей он  не  брезгует  привлечением  любого  легендарного

  материала, даже если тот никакого отношения к готам не имеет.  Так,

  используя сочинение Помпея Трога, в котором описание походов скифов

  в VII в. до н. э. в Малую Азию переплетено с  мифом  об  амазонках,

  Иордан ничтоже сумняшеся приписал этот поход готам и сочинил рассказ

  о победе готов над египетским фараоном.  Готский  король  будто  бы

  "покорил себе чуть ли  не  всю  Азию"  33.  При  этом  Иордан  даже

  ссылается на Помпея Трога, не  смущаясь  тем,  что  в  произведении

  римского автора ни слова не говорится о готах, о которых во времена

  Трога никто еще ничего не знал. Такой же беззастенчивостью веет и от

  параграфов, посвященных у Иордана прославлению  Германариха,  князя

  ("рекса") приазовских готов:

      "Умом своим и доблестью он (приазовский  князь)  подчинил  себе

  так  же  племя  эстов,  которые  населяют  отдаленнейшее  побережье

  Германского океана. Он властвовал таким образом над всеми племенами

  Скифии и Германии как над собственностью" 34.

      33 Иордан. О происхождении и деяниях готов, с. 74.  84  Иордан.

  О происхождении и деяниях готов, с. 90.

      Многие  историки  (кто  по  германскому  национализму,  кто  по

  непонятной доверчивости) восприняли эту "державу  Германариха"  как

  историческую  реальность  конца  IV  в.,   пренебрегая   тем,   что

  сочинитель, подробно повествовавший о пограничных войнах Германариха

  с соседними народами (герулами, венетами), даже не упомянул о  том,

  каким образом и когда Германарих, отдаленный от эстов на  1500  км,

  завоевал всю Скифию и Германию (до пределов птолемеевской  Германии

  от Меотиды по прямой -- 2300 км). "Державу Германариха"  изображали

  на картах, очерчивая на карте Европы государство, равнявшееся  чуть

  ли не половине Римской империи времен ее расцвета. Наиболее  свежим

  примером является  карта  "империи  Германариха",  изданная  В.  H.

  Топоровым в 1983 г. 35  "Империя" простирается  на  этой  карте  от

  Куриш-гафа в Балтийском море до Нижней Камы; оттуда ее граница идет

  на Северный Кавказ (примерно  до  уровня  Сочи),  охватывает  Крым,

  Приазовье,  все  Северное  Причерноморье   до   Днестра   и   затем

  поворачивает на северо-запад к низовьям Вислы.

      35 Топоров В. H. Древние германцы в  Причерноморье:  результаты

  и перспективы (Балто-славянские исследования 1982  г.).  М.,  1983.

  Карта на с. 232 (рис. 1). Автор статьи считает готов особо одаренным

  народом, деятельность которого привела к "перестройке  всего  строя

  тогдашней Европы" (с. 229); он как бы прямо  следует  за  Иорданом,

  утверждавшим, что "среди всех варваров готы всегда были едва ли  не

  самыми образованными, чуть ли не равными грекам, как передает Дион,

  составивший их историю..." (Иордан, с. 73). Hо ведь Дион Хризостом,

  писавший за 130 лет до появления готов, говорил не  о  готах,  а  о

  фракийском племени гетов! В статье В. H. Топорова  очень  интересно

  предположение, что под "желанной землей" Ойум, куда стремились готы

  из Балтики, следует понимать дунайские гирла (с. 254).

      Выписав   откуда-то   перечень   восточноевропейских   народов,

  Иордан забывает  о  нем  и,  описав  смерть  Германариха  от  раны,

  нанесенной росомонами, ничего не говорит о судьбе обрисованной  им

  "империи". Когда на остроготов в 375 г. напали гунны, то ни один из

  весьма воинственных народов, будто бы повиновавшихся Германариху, не

  был привлечен им для противостояния гуннам. Далее в  труде  Иордана

  идет лишь не очень достоверная генеалогия готских царьков (regulus),

  подчиненных гуннам вплоть до смерти Аттилы в 453 г. А  после  этого

  Иордан повествует лишь об остроготах, ушедших далеко в Паннонию  за

  Дунаем.

      Все сказанное вызывает большое недоверие к  толкованию  перечня

  народов как описания готской империи.

      Рассмотрим самый перечень.

      "Германарих...  покорил  много  весьма  воинственных   северных

  (употреблено  греческое  слово  "arctoi")  племен  и  заставил   их

  повиноваться своим законам. Покорил же он племена:

      1. Гольтескифов (Golthescytha)      7. Имнискаров (Imniscaris)

      2. Тиудов (Thiudos)                 8. Рогов (Rogas)

      3. Инаунксов (Inaunxis)             9. Тадзанс (Tadzans)

      4. Васинабронков (Vasinabroncas)    10. Атаул (Athaul)

      5. Мерено (Merens)                  11. Hавего (Navego)

      6. Морденс (Mordens)                12. Бубегенов (Bubegenas)

                                          13. Колдов (Coldas)" 36.

      Е.   Ч.   Скржинской,    исследовательнице    труда    Иордана,

  принадлежит очень интересная догадка  относительно  первоначального

  характера этого перечня. Исходя из того, что давно были расшифрованы

  имена чуди (тиуды), веси (васинабронки),  мери  (меренс)  и  мордвы

  (морденс), Скржинская, признав, что  "остальные  названия  остаются

  неясными", добавляет: "...ряды этнических названий наводят на мысль

  об итинерариях, где области,  по  которым  пролегал  путь,  нередко

  обозначались названиями населявших их племен"37.

      36 Иордан. О происхождении и деяниях готов, с. 89 и 150.

      37 Скржинская Е. Ч. Комментарий к Иордану, с. 265 -- 200.

      Предположение  Е.  Ч.  Скржинской  о  том,   что   Иордан   для

  возвеличения Германариха использовал какой-то  дорожник-итинерарий,

  написанный на греческом языке, чрезвычайно важно. Едва ли  это  был

  итинерарий в полном смысле слова, так как,  кроме  перечня  больших

  народов, состоявших из многих племен, здесь нет ни одного намека на

  пути, на реки, на направление по странам света.  Скорее  всего  это

  было описание какого-то однократного проезда, рассказ о путешествии,

  по  землям  отдаленных  северных  народов  без  обозначения  самого

  маршрута.

      Без  труда  давно  уже  были  определены   четыре   народа   из

  тринадцати (или из четырнадцати, как увидим  ниже).  Нам  предстоит

  предпринять  попытку  определения  всех  звеньев  этого  перечня  и

  размещения их на карте.

      Судя по порядку перечисления (Чудь -- Весь -- Меря  --  Мордва)

  перечень упоминает эти народы в определенной  последовательности  с

  запада на восток.

      1. Начинается перечень  с  гольтескифов,  которые  должны  быть

  западными  или  (учитывая  конфигурацию  берега  Балтийского  моря)

  юго-западными соседями чуди -- эстонцев. По всей вероятности, здесь

  обозначено прусское племя галиндов --  голяди,  известное  Птолемею

  ("...ниже  венедов  --   галинды,   судины   и   ставаны...")   38.

  Происхождение дополнительного определения "скифы"  можно  объяснить

  стремлением  автора  отделить  единственный  индоевропейский  народ

  перечня от последующих финноугров.  Античные  географы  включали  в

  понятие Скифии не только землю  настоящих  скифов-степняков,  но  и

  обширное пространство  славянской  прародины  вплоть  до  Скифского

  ("Венедского" -- "Славянского") океана.  Близость  балтских  племен

  пруссов к праславянам и  обусловила  дополнительное  пояснение  39.

  Балтийские галинды могли быть названы "гольтескифами" еще и потому,

  что они очень далеко распространялись на восток,  перемешиваясь  со

  славянами. Hа востоке они  доходили  до  р.  Москвы,  оказавшись  в

  дальнейшем окруженными  славянами-вятичами.  С  летописной  голядью

  связана так называемая мощинская культура IV --  VII  вв.  н.  э.40

  Упоминание гольтескифов рядом с чудью-эстонцами говорит о том,  что

  исходным пунктом было балтийское побережье в районе устья Немана.

      38  Птолемей  Клавдий.  Географическое  руководство.  --   ВДИ,

  1948, № 2, с. 236, по общей пагинации 463.

      39  Рыбаков  Б.  А.  Геродотова  Скифия,   с.   202   --   205.

  Маловероятно, что под гольтескифами скрываются  "кельтоскифы",  так

  как  это  название  уже  во  времена  Страбона  было  анахронизмом:

  "Старинные греческие историки называли все северные народности общим

  именем  скифов  или  кельтоскифов".  Страбон.  География,  с.  480.

  Написание Гольтескифов через Th резко отлично от кельтов.

      40 Седов В. В. Восточные славяне в VI -- XIII в. М.,  1982,  с.

  44.

      2. Тиуды не вызывают сомнений --  это  финноугорское  население

  южного берега Финского залива, предки современных эстонцев,  всегда

  называемые в русских летописях "чудью".

      3.  Инаунксы  помещены  в  списке  между  чудью  и   весью   и,

  следовательно, должны были обитать в полосе, обозначенной Псковским

  озером с запада, Ладожским с севера и Белоозером с  востока.  Здесь

  древними племенами были водь и ижора. Землю  ижоры  немцы  называли

  Ингрией  или  Ингерманландией.  Археологические  памятники  води  и

  современные ижорцы размещаются  в  одном  и  том  же  районе  южнее

  восточной части Финского залива (близ Ленинграда)41.

      Скржинская полагает, что в перечне Иордана к  некоторым  именам

  народов присоединился при переписке  латинский  предлог  in;  тогда

  Inaunxis должно пониматься в соединении с предыдущим так: "Чудь  на

  (или в) Аунксе"  42.  Более  вероятно,  что  здесь  применен  союз,

  равнозначный латинскому et или греческому  xai,  но  выраженный  на

  языке не составителя-грека, а его информатора.  Эту  соединительную

  частицу мы наблюдаем в трех случаях.  Третий  народ  перечня,  если

  отбросить этот союз (или предлог), имел, очевидно, начертание имени

  -- Aunxis. Для сопоставления  с  инграми  нужно  допустить  сильное

  искажение при переписке.

      4.  Васинабронки.  Начало  этого  слова,  как  признано  всеми,

  означает финноугорский народ весь (совр. вепсы), указанный летописью

  на Бело-озере, а по археологическим  данным  документированный  для

  юго-восточного Приладожья 43.

      41 Седов В. В. Восточные Славяне... Карта № 27;  Атлас  народов

  мира. М., 1964, л. 14.

      42 Иордан. О происхождении и  деяниях  готов.  Комментарий,  с.

  265.

      43 Голубева Л. А. Весь и славяне на  Белом  озере.  X  --  XIII

  вв. М., 1973.

      Двойное обозначение очень часто  встречается  у  авторов  эпохи

  переселения народов, когда складывалось много племенных  союзов.  В

  данном случае перед нами термин, охватывающий два соседивших народа

  -- весь и пермь (соврем, коми-пермяков). Другим наименованием перми

  было биармия. Это условное и  расплывчатое  название  исследователи

  иногда значительно раздвигают на  запад,  приближая  к  Прибалтике.

  Васинабронки, по всей вероятности, -- обозначение племенного  союза

  "Весь -- Пермяки". Если это допущение верно, то средняя часть этого

  громоздкого слова, быть может, действительно означает союз "и": весь

  и пермь. Тогда в предыдущем случае чудь и загадочные аунксы  (ингры

  -- ижора?) тоже должны рассматриваться, как обозначение объединения

  двух соседних племен.

      5.  Мерено  --  несомненно  летописная  меря,  размещавшаяся  в

  основном  в  междуречье  Волги  и  Клязьмы.  Внимание   информатора

  переключается на точно локализованные народы, ориентиром для которых

  становится Волга.

      6. Морденс -- несомненно мордовские племена,  расселившиеся  по

  нижней половине Оки и на Волге в районе  Новгорода  Нижнего  (совр.

  Горького)  и  далее  вниз  примерно  до  района  верховий  Хопра  и

  Медведицы.

      7. Имнискары. Вполне возможно,  что  начало  этого  слова  тоже

  содержит предполагаемый союз. Тогда основой  имени  народа  следует

  считать "искары", что естественно  сопоставляется  с  наименованием

  столицы еще одного волжского  народа  --  марийцев  --  Йошкар-Ола.

  Наличие соединительного союза (здесь несколько  искаженного)  снова

  говорит  об   объединении   двух   соседних   народов:   мордвы   и

  марийцев-черемисов, расположенных ниже  мордвы  по  течению  Волги,

  ближе к устью Камы.

      8.   Роги.   Направление   внимания   автора   перечня   вполне

  определилось:  он  перечисляет  народы  вниз  по   течению   Волги.

  Упомянутая им  мордва  доходила  в  древности  примерно  до  широты

  Саратова, где проходила граница лесостепи и далее начиналась степь.

      Наиболее вероятно, что под "рогами"  Иордана  следует  понимать

  "ургов" Страбона. Hа самой  восточной  окраине  восточноевропейских

  степей, за сарматами (восточнее их) лежит "страна ургов, по большей

  части  кочевников,  хотя  немногие  занимаются   земледелием"44-45.

  Указание Страбона на сочетание кочевого скотоводства с  земледелием

  у ургов вполне соответствует характеру  природы  в  том  месте,  на

  котором обрывается перечень  хорошо  определимых  народов  Иордана.

  Мордва находится почти у границы степей  правобережья  Волги.  Роги

  Иордана должны быть южнее мордвы  и,  следовательно,  страбоновская

  характеристика ургов вполне к ним подходит. Возможно, что урги-роги

  -- первая  волна  угорских  выселенцев,  продвинувшихся  из  района

  Великой Унгарии на юг.

      9. Тадзанс. Определению пока не поддается.

      10. Атаул. Слово по облику тюркское  и  могло  обозначать  одно

  из авангардных гуннских племен  ("Конская  ставка"?).  Впервые  имя

  гуннов упоминает в связи с Каспийским морем и его "устьем" (дельтой

  Волги?) Дионисий Периегет, современник императора Адриана  (118  --

  138). Он называет "уннов", соседящих  с  каспийцами46.  Hа  полвека

  позже Клавдий Птолемей называет "хунов" в соседстве с роксоланами и

  бастарнами 47, т. е. уже несколько западнее  прикаспийских  земель,

  где продолжали накапливаться гунны.  Тюркский  этноним  в  низовьях

  Волги не должен нас удивлять.

      44-45 Страбон. География, с. 280.

      46 ВДИ, 1948, № 1, с. 241. По  общей  пагинации  367.  47  ВДИ,

  1948, № 2, с. 238. По общей пагинации 465.

      11. Навего. Народа с подобным именем мы у  древних  авторов  не

  найдем. Направление поиска может дать только последнее звено перечня

  -- народ  "колдов",  в  котором  можно  видеть  отражение  названия

  Колхиды.  В  таком  случае   наш   предполагаемый   путешественник,

  добравшись по Волге до Каспия, должен был пересечь Кавказ  и  через

  Аланские или  Албанские  ворота  попасть  в  Иберию  и  Колхиду.  К

  Каспийскому морю ближе древние Албанские Ворота, к которым подходили

  истоки двух рек с одинаковым  названием:  одна  Алазань  (андийская

  Кобсу) текла от хребта на север, а другая Алазань -- на юг. Hа этом

  пути обитали многочисленные народы нахской группы  (вейнахи-ингуши,

  чеченцы и др.).  Вероятнее  всего,  с  этими  племенами  и  следует

  сопоставлять "навего" Иордана.

      12.  Бубегены.  Прямого  соответствия  мы  в  перечнях  древних

  народов не найдем, но  очень  близкое  имя  среди  народов  Кавказа

  называет епископ Евсевий (перв. пол. IV  в.).  Перечисляя  каспиан,

  албанов, арменов, иберов, он называет в соседстве с ними "бибранов",

  которые могут быть сближены с иордановскими бубегенами48.

       13. Этнография кавказских народов дает нам  в  непосредственном

  соседстве с  грузинами  (древними  иберами)  небольшую  народность,

  относящуюся к нахской языковой группе  --  бацбийцев  49.  Бацбийцы

  проживают близ древних Албанских Ворот Кавказа и должны были попасть

  в поле зрения путешественника, пересекавшего Кавказ едучи от  Волги

  в Колхиду.

      48 ВДИ, 1948, № 3, с. 222. По общей пагинации 547

      49 Атлас народов мира, л. 18 -- 19.

      Варьирование  этнонима:  "бубегены"  (автор  писал  в  Италии),

  "бибраны" (автор писал в Палестине) и  "бацбийцы"  (этнография)  не

  должно нас особенно настораживать, так  как  мы  хорошо  знаем  как

  видоизменялись названия народов на  протяжении  веков  и  у  разных

  авторов.

      Обзор  предполагаемого  описания  путешествия   закончен.   Оно

  начиналось в восточной Балтике  рядом  с  древней  землей  готов  у

  низовий Вислы, откуда готы двинулись в свои долгие походы по Европе.

  Галинды-голядь -- непосредственные соседи готских земель  в  начале

  нашей эры. Путешествие велось, очевидно, морем, так  как  следующее

  упоминание народа относится к союзу соседних и родственных племен --

  чуди и води-ижоры на южном берегу Финского залива. Далее путь  шел,

  по всей вероятности, Невою в Ладожское озеро,  на  берегу  которого

  лежали западные владения веси, входившей,  судя  по  словосочетанию

  "васинабронки" в союз с пермскими племенами. Дальнейший путь в землю

  мери  мог  идти,  например,  по  р.  Паше,  протекавшей  по  хорошо

  обозначенной земле веси, а затем по Чагодоще  и  Мологе  выводил  к

  Волге, по которой и могло продолжаться движение мимо мери (в районе

  Костромы), мимо мордвы у устья Оки и черемисов-мари у  устья  Камы.

  Поскольку земли мордвы по правому берегу Волги доходили до  границы

  лесостепи и степи левого берега, где-то здесь путешественник  узнал

  о кочевниках рогах-ургах, затем миновал неподдавшееся нашему анализу

  племя  тадзанс,  видел  какое-то  тюркское  племя  атаул  и  достиг

  Каспийского моря, которое привлекало тем, что здешние сарматы-аорсы

  владели "почти что большею частью  побережья  Каспийского  моря  и

  поэтому они вели караванную  торговлю  на  верблюдах  индийскими  и

  вавилонскими товарами, получая их в обмен от армян и мидийцев" 50.

      Дальнейшее направление пути  нашего  путешественника  уже  было

  определено этими давними торговыми связями прикаспийских кочевников

  с Арменией и Ираном. Через Албанские Ворота он попал  в  Закавказье

  отметив по пути два нахских (вейнахских) племени  по  ту  и  другую

  сторону перевала (навего до перевала и бубегены за перевалом).

      Конечной  целью  данного  путешественника   была   Колхида,   с

  которой готы хорошо познакомились со стороны Понта во  время  своих

  морских походов середины III в. н. э. В  255  г.  готская  флотилия

  напала на Питиунту, а в 256 г. поход был повторен, и готы совместно

  с боранами напали на Фасис и  на  Трапезунд.  Победители  "овладели

  бесчисленным множеством сокровищ и  пленных".  Колхида  и  соседние

  области Понта были знакомы готам III в. н. э.51

      Краткий очерк  пути  от  готских  берегов  Балтики  к  богатому

  Каспию и далее к  знакомой  Колхиде  мог  появиться  как  результат

  реальной поездки готов, рекогносцировки  в  целях  поиска  удобного

  водного пути из Венедского океана в Гирканское  (Каспийское)  море.

  Возможно, что это были поиски торговых связей со странами  Востока.

  В. H. Топоров приводит два интересных  свидетельства  о  пребывании

  готов в Иране (Персеполь) и в Индии  (область  Пуны);  в  последнем

  случае есть дата -- II в. н. э. "Неясным остается вопрос, --  пишет

  автор, -- об отправной точке путешествия этих двух готов  (попавших

  в Индию) (из низовьев Вислы или из Причерноморья...). В любом случае

  они должны были на пути в Индию побывать в южнорусских степях почти

  за век до готского вторжения в Причерноморье" 52.

      50 Страбон.. География, с. 480.

      51 Зосим. Автор второй половины V в. --  ВДИ,  1948,  №  4,  с.

  276 -- 277 (707 -- 708).

      52 Топоров В. H. Древние германцы..., с. 230.

      Если принять предлагаемое мною  толкование  перечня  народов  у

  Иордана,   то,   во-первых,   подтвердится   отправление    готских

  путешественников из своей балтийской  земли,  а,  во-вторых,  будет

  видна необязательность заезда в степи --  для  готов-мореходов  был

  открыт почти сплошной водный путь от  Балтийского  моря  до  Каспия

  длиною в 3500 км с одним-единственным незначительным волоком в земле

  веси между реками Ладожского бассейна (Сясь, Паша, Оять) и притоками

  волжских рек (Чагодоща, Колочь).

      Поворот нашего  путешественника  от  "устья  Каспийского  моря"

  (дельты Волги) не в сторону Ирана, а к  Колхиде  может  объясняться

  конкретной ситуацией, возникшей после 250-х  годов,  когда  путь  к

  Колхиде со стороны Черного моря был уже освоен. Новый маршрут смыкал

  черноморские пути с каспийскими.

      Для того чтобы  убедиться  в  том,  что  иордановский  перечень

  "северных" народов (Иордан даже не представлял себе, что  в  списке

  есть и южные) не имеет никакого отношения к какой  бы  то  ни  было

  готской "империи" времен Германариха, достаточно перенести на карту

  те военные действия этого князя приазовских готов, которые  описаны

  самим Иорданом.

      1.   Германарих   покорил   соседних    герулов,    наездников,

  населявших берега  того  же  Азовского  моря,  близ  которого  жили

  остроготы Германариха.

      2. Германарих будто бы покорил венетов  и  эстиев,  "населяющих

  отдаленнейшее побережье Германского океана". Эстии-чудь же показаны

  покоренными в общем перечне. "Отдаленнейшее побережье", от которого

  готы ушли полтораста лет тому назад, --  явная  выдумка.  Очевидно,

  речь должна была идти о  стычке  с  соседними  антами-венетами  (их

  разделял только Нижний Днепр), но Иордан вспомнил какой-то источник,

  вроде сочинения Тацита,  в  котором  одновременно  говорилось  и  о

  венетах и об эстиях, "собирающих янтарь на побережье",  и  повторно

  сказал о покорении эстиев-чуди.

      3. Нашествие гуннов.  Союзное  (или  подчиненное)  готам  племя

  росомонов откололось от них; Германарих приказал  жену  изменившего

  ему росомона казнить, разорвав конями.  Братья  погибшей  отомстили

  остроготскому князю, вонзив ему меч в бок. Германарих умер, а гунны

  покорили азовских готов (375 г.) 53.

       4.  Преемник   Германариха   Винитарий,   стремясь,   очевидно,

  пробиться к западным готам  на  Дунае,  "двинул  войско  в  пределы

  антов", лежащие на его пути. Через год после победы над антами гунны

  совместно с другим готским князем разбили Винитария и застрелили его

  на реке Эрак 54, в которой справедливо видят  Нижний  Днепр.  После

  этого Иордан ни слова не говорит о делах в  Приазовье,  интересуясь

  лишь теми потомками Германариха, которые ушли на  Дунай  к  могучим

  везеготам, воевавшим с Византийской империей.

      53 Иордан. О происхождении и деяниях готов, с. 89 -- 90.

      54 Иордан. О происхождении и деяниях готов, с. 115, 323.

      Все  сведения  Иордана   говорят   о   пограничных   войнах   с

  непосредственными соседями у Азовского моря или на  Нижнем  Днепре.

  Никакого имперского размаха здесь  нет,  радиус  действий  едва  ли

  превышал 100 км. Никакого участия (хотя  бы  в  виде  информации  о

  "внезапном" для готов приближении гуннов) "покоренных"  остроготами

  племен мы не видим. Это и не мудрено, так как народы, упомянутые  в

  перечне, отстояли от Меотиды на значительное расстояние:

      Гольтескифы  -- на 1400 км (по прямой)

      Тиуды        -- на 1600 -"-"-"-"-"-"-

      Васинабронки -- на 1500 -"-"-"-"-"-"-

      Меренс       -- на 1300 км.

      Имнискары    -- на 1300 -"-"-"-"-"-"-

      Из всего  сказанного  ясно,  что  никакой  грандиозной  империи

  Германариха не было, что азовские  остроготы  действовали  в  очень

  ограниченном диапазоне  и,  кроме  того,  что  Нижний  Днепр  четко

  разделял два народа: на восток от него до Азовского моря  (Меотиды)

  обитали остроготы Германариха и Винитария, а на  запад  от  Днепра,

  вплоть до "Данастра" -- Днестра и в "излучине моря",  обитали,  как

  пишет сам Иордан многочисленные анты. Hа восток от Нижнего  Днепра,

  как мы помним, черняховских памятников совершенно  нет,  а  правый,

  западный, берег Днепра и излучина Понта усеяны ими.  Это  дает  нам

  полное право отождествить черняховскую культуру II-IV вв. с антами,

  хотя, разумеется, в южной  приморской  полосе  население  неизбежно

  должно было быть смешанным, так как земледельцы здесь жили издавна,

  а  славяне-анты  просочились  сюда  в  связи  со  своими  торговыми

  операциями,  дававшими  им  несметное  количество  римской  монеты.

  Огромная область черняховской культуры не только не  была  населена

  готами, но и не принадлежала им. Готские князья  гибли  на  границе

  антской (черняховской) области у Нижнего Днепра.

                                    *

      Последний  и  самый  важный  для  нас   вопрос,   связанный   с

  повествованием Иордана, это пересказ эпического сказания  о  вражде

  готов и росомонов. В готской  и  аланской  среде  слово  "росомоны"

  (вариант  "росоманы")  означало  "люди  рос",  что  позволяет   нам

  вспомнить свидетельство сирийского автора  VI  в.  о  народе  "РОС"

  где-то на северо-запад от земли амазонок, локализуемых в Приазовье,

  на  месте  остроготов.  Hа  северо-запад   от   реальных   владений

  Германариха на другом (правом) берегу Днепра шли поселения носителей

  черняховской культуры, наибольшее сгущение  которых  наблюдается  в

  днепровской луке по ту и другую сторону Порогов 55.

      Обилие черняховских  поселений  в  районе  Порогов  исторически

  вполне   объяснимо,   если   учесть   большую    заинтересованность

  славян-земледельцев  в  торговле  с  возрожденным   Причерноморьем.

  Пороги, заставлявшие много раз перегружать купеческую кладь, всегда

  были опасной  зоной  из-за  кочевников,  грабивших  здесь  торговые

  флотилии. Черняховская культура, как правило, не знала  укрепленных

  городищ, но именно здесь  у  Порогов  есть  небольшая  черняховская

  крепость (у с. Башмачка), которая обеспечивала опасный участок пути.

  Возможно, что именно ее упомянул Птолемей под именем города Азагария

  (Загорье?), расположенного на 2° 15' севернее устья Борисфена 56. Hе

  лишено вероятия, что поход Германариха на венетов -- антов отразился

  на судьбе этой крепости -- она была сожжена во второй  половине  IV

  в., а затем на ее месте была выстроена  новая  крепость  по  южным,

  причерноморским образцам.

      Hа Днепре мы  наблюдаем  два  сгустка  памятников  черняховской

  культуры: один из них охватывает пространство между Средним Днепром

  и Росью (это -- знакомое уже нам ядро "Русской  земли"  VI  --  XII

  вв.), а другой сосредоточен в днепровской луке, главным образом в ее

  порожистой части 57.

      55 Смiленко А. Т. Слов'яни..., с. 34, рис. 8, карта;  Баран  В.

  Д. Черняхiвська культура, с. 16, рис. 2, карта.

      56 Рыбаков Б. А. Новая концепция предыстории Киевской Руси.  --

  История СССР, 1981, № 1. Рыбаков Б. А. Киевская Русь..., с. 43-44.

      57 Гей О. А. Черняховские памятники. Карта на с. 49.

      Из  рассказа  Константина  Багрянородного  о  русских  торговых

  флотилиях X в. мы хорошо знаем, насколько важен был  для  тогдашней

  Руси порожистый участок днепровского пути, как  неразрывно  он  был

  связан с интересами Киева и киевских князей, какие благодарственные

  жертвы приносили русы на Хортице  ниже  Порогов.  Когда  в  988  г.

  Владимир ввел христианство, а старых идолов  приказал  свергнуть  в

  Днепр, то целый эскорт провожал деревянного Перуна до этих мест, до

  Порогов, где возникло потом село Перуново.

      Прочная  связь  бассейна  Роси  с  излучиной  Днепра  позволяет

  считать население Луки тоже росами  или  русами.  Днепровская  лука

  находилась в  непосредственной  близости  к  местопребыванию  ютов:

  отсюда до самого берега Меотиды было всего 100 км, т.  е.  менее  3

  дней пути.  Росомоны,  владевшие  правобережьем  днепровской  луки,

  должны  были  в  своих  интересах  поддерживать  нормальные  мирные

  отношения с готами и, возможно, как-то  оплачивали  этот  мир  (как

  потом поступали русские князья с половцами "мира деля") или платили

  проездные  пошлины  готам,  что  Иордан  представил  читателям  как

  подвластность.

      При расшифровке росомонов Иордана невозможно  исключить  тесную

  связь днепровско-росского района черняховской  культуры  с  районом

  днепровской луки. Возможно, что южные поселения  русов  в  излучине

  получили особое наименование "уличей", "улучан" по месту проживания,

  но следует вспомнить,  что  восточные  географы  всегда  причисляли

  уличей-"лудана" не к славянам вообще, а конкретно к русам 58.

      Hе  лишним  будет  отметить,  что  на  протяжении  черняховской

  эпохи, когда по Днепру  продвинулся  на  юг  целый  ряд  славянских

  поселений "оли и до  моря",  древнее  имя  Днепра  --  Борисфен  --

  заменяется у античных авторов другим именем -- Данаприс, которое до

  сих пор живет у славянских народов (рус. Днепр, укр. Днiпро).

      Страбон,  Плиний,  Арриан  и   Птолемей   еще   называли   реку

  Борисфеном,  а  перипл  Псевдо-Арриана  дает   уже   новую   форму:

  "судоходная река Борисфен, ныне называемая Данаприемъ 59.

      58 Рыбаков Б. А. Киевская Русь..., с. 346.

      59 ВДИ, 1948, № 4, с. 236. По общей пагинации 667.

      Подведем итоги  не  в  меру  затянувшемуся,  но  тем  не  менее

  неизбежному экскурсу в предысторию Руси:

      1.  Вычленение  Среднего  Поднепровья   (а   более   точно   --

  местности по Днепру и Роси) из всего лесостепного пространства, как

  наиболее  важного,  полнокровного  региона  мы  наблюдаем   уже   в

  сколотско-скифское время в VI -- IV вв. до  н.  э.  (подробнее  см.

  ниже).

      2.  В  сарматское  время,  несмотря  на   общий   упадок   всех

  праславянских земель, наибольшая густота населения и полнокровность

  жизни наблюдается все в том же киевско-росском регионе зарубинецкой

  культуры.

      3. В римскую эпоху (II -- IV вв. н.  э.)  при  общем  оживлении

  жизни земледельческих племен, сказавшемся и на днестровском участке

  (ближайшем к Дакии), одним из важных центров  славянской  (антской)

  черняховской  культуры  остается  тот  же  киевско-росский  регион,

  протянувший вниз по Днепру линию своих поселений до днепровской луки

  включительно.

      4.  "Люди  росы"  --  "росомоны"  Иордана  --   обитатели   как

  киево-росского региона, так и заселенного отсюда района днепровской

  луки и Порогов.

      5. Hа рубеже V -- VI вв.  н.  э.  основывается  крепость  Киев,

  ставшая как бы штабом  начавшегося  великого  расселения  славян  и

  завоевания Балканского полуострова. Вокруг Киева складывается особая

  археологическая культура, получившая наименование "киевского типа".

      6. В VI -- VII вв. в Среднем  Поднепровье  складывается  мощный

  поляно-русско-северянский союз, охвативший  Среднее  Поднепровье  и

  Левобережье Днепра. Территория этого союза надолго вошла  в  память

  всех восточных славян как "Русская земля". Она стала ядром Киевской

  Руси.

      Внутри этого довольно обширного союза  выделяется  все  тот  же

  древний регион Киев-Русь с преобладанием  земли  по  рекам  Роси  и

  Россаве, с чем, очевидно, и следует связывать имя народа.

      Поиск  предков  Руси  завершился  тем,  что  начинать   историю

  древних русов, как передовой части восточного славянства, следует с

  середины I тысячелетия до н. э., когда праславяне-сколоты образовали

  в Среднем Поднепровье три  "царства"  и  создали  свою,  во  многом

  сходную, но во многом и отличную от скифской, культуру, свой  эпос,

  свои языческие обряды.