ЖЗЛ: Жизнь Замечательных Людей

ДАНТЕ

 Биографическая библиотека Ф. Павленкова

Аллегория «Божественной комедии».—Нравственно-религиозное и политическое ее значение.—Пантера, лев и волчица.— Вергилий — символ высшего разума и идеи гибеллинства,—Личная история Данте.—Апофеоз Беатриче.— Точность и определенность архитектуры Ада, Чистилища и Рая.— Художественность фигур «Божественной комедии».— Сатира в восьмом круге: встреча с папой Николаем Ш.— Ненависть Данте к предателям

В предыдущей главе мы сделали краткий пересказ поэмы Данте в буквальном ее смысле, теперь займемся разъяснением аллегорического ее значения. Поэт указывает здесь Италии, и вообще людям, в зеркале сверхчувственного мира, представленного с удивительною реальностью, их заблуждения и следствия этих последних, а вместе с тем и средства вернуться к утраченному счастью, если уничтожится мешающее тому зло.

«Божественная комедия» — великая аллегория человека, греха и искупления с религиозной и с нравственной стороны. Здесь перед нами падение и возрождение человека; здесь, следовательно, знут-ренняя история его, наравне с историей внешней. Всякий человек носит внутри себя свой ад и свой рай. Ад — смерть души, владычество тела, образ зла и порока; Рай — образ добра и добродетели, внутреннего мира и счастья; Чистилище — переход из одного состояния в другое посредством раскаяния. Пантера, лев и волчица, заграждающие путь к солнечному холму, изображают собою три главенствующие порока, считавшиеся тогда преобладающими в мире, а именно: сладострастие, гордость и алчность. В этих трех пороках кроется причина испорченности людской,— так думали в средние века, и об этом сохранились многочисленные указания. Между прочим, характеристичен рассказ в «Золотой легенде» о видении св. Доминика в Риме, куда он прибыл по делам устройства основанного им ордена. Ему привиделся Сын Божий, который с вышины неба направил на землю три меча. Святая Богоматерь, полная милосердия, осведомляется у Своего Сына, что он намерен делать, и Христос отвечает, что земля до того переполнена тремя пороками — сладострастием, гордостью и алчностью, что он хочет уничтожить ее мечом. Кроткая Дева смягчает Своими молитвами Сына и выражает надежду на исправление людского рода путем насаждения новых орденов: доминиканцев и францисканцев.

Кроме этого нравственно-религиозного значения, «Божественная комедия» имеет еще значение и политическое. Темный лес, в котором поэт заблудился, означает также анархическое состояние мира, и специально Италии. Избрание поэтом в руководители Вергилия тоже не лишено аллегорического значения. В средние века существовало нечто вроде культа Вергилия. В народных преданиях Вергилий является чем-то вроде кудесника, волхва и величайшего в мире мудреца. Но и Отцы церкви, например св. Августин, считали его в то время лучшим и наидостойнейшим из всех поэтов и смотрели на него, как на предвозвестника пришествия Христа, основываясь на предсказании в одной из его эклог, именно в четвертой, рождения Спасителя-Младенца, с появлением которого на свет кончится железный век и во всей вселенной начнется век золотой, причем описание этого золотого века имеет большое сходство с пророчеством Исайи. Главным же образом Вергилий олицетворяет собой у Данте разум, высшую способность разумения, которой человек может достигнуть без божественного откровения. А так как автор «Энеиды» не только национальный поэт Рима, национальный историк древней Италии, но и певец римской истории, певец, наиболее прославивший римское государство, то он изображает собою в «Божественной комедии» символ идеи гибеллинов — идеи римской универсальной монархии, и пророчит Италии политического мессию, который прогонит обратно в Ад волчицу, т. е. причину всякой несправедливости на земле. Поверье о грядущем избавителе и освободителе было тогда народным поверьем, как, например, «Сказание о возвращающемся императоре». Общий психический мотив тот, что ничто великое, знаменательное, раз появившееся в жизни, не исчезает бесследно, но только на время скрывает свои силы, чтобы проявить их снова в минуты крайней опасности.

Изображая в «Божественной комедии» судьбы человечества, Данте дает нам одновременно и историю личной, внутренней своей жизни — величавое, потрясающее дополнение той автобиографии, начало которой мы видели в «Vita nuova». Он — герой своей поэмы; он сам падает, отчаивается, борется и воскресает. После смерти Беатриче поэт очутился в лесу юношеских заблуждений, но мало-помалу выбрался оттуда путем изучения философии и нашел наконец успокоение и надежду вечного спасения в вере и богословии.

Из сказанного видно, что в «Божественной комедии» соединены самые разнообразные мотивы: нравственное совершенствование человека вообще, итальянского народа в данную эпоху и лично Данте, а также реформа политическая и, наконец, апофеоз Беатриче, как женщины и как олицетворения религии. В громадных рамках дан-товской поэмы умещаются все элементы тогдашней культуры: наука, религия, политика, история его народа и личная его внутренняя и внешняя повесть. Вместе с тем «Божественная комедия» — изумительнейшая научная энциклопедия средних веков, и в те времена именно эта величайшая ученость поэта и ставилась ему в высшую заслугу, ценилась куда больше поэтических достоинств его поэмы. Летописец Джованни Виллани называет «Божественную комедию» трактатом и восхищается поставленными там великими и утонченными нравственными, физическими, астрономическими, философскими и богословскими вопросами. Нечего и говорить, что у нас на это совершенно иной взгляд,— мы хорошо понимаем, что самая великая, возвышенная, отвлеченная мысль, самая глубочайшая ученость не создают еще поэта, а Данте был в полном смысле — гениальный поэт. Как таковой, он избрал для своей поэмы народный, жизненный сюжет, воспламенивший его воображение. Видения загробного мира служили ему лишь покровом, внешней оболочкой для его поэзии; но дело в том, что сам он верил в этот мир и, воспроизводя его, до того сжился с ним, так все прочувствовал, что вызывает и в читателе те же сильные ощущения, которые он испытывал, создавая свою поэму. Данте был пламенной и страстной, истинно поэтической душой, и потому на его произведении не могли отразиться внутренние, глубочайшие его интересы — его религиозность, научный энтузиазм, политическая партийная ненависть, сладкие воспоминания о родном городе, о дружбе; наконец, самое нежное из его чувств — любовь к Беатриче, временно затмившееся, но никогда не иссякавшее вполне в его душе и здесь снова расцветшее и создавшее апофеоз возлюбленной.

Представления древнего мира о будущей жизни были, как известно, неопределенны, туманны; его царство теней едва намечено. Древние слишком любили земную жизнь, чтобы много заниматься будущей и думать о ней. Но в христианском мировоззрении преобладающая мысль — именно мысль о будущей жизни, и потому естественно, что в средние века в народных легендах, живописуя местность и муки ада и чистилища и блаженство рая, стараются изобразить их более реальными красками. Но как все это грубо намалевано и далеко от художественных изображений Данте!

Бледными и плохо выраженными представлениями легендарной традиции о загробном мире овладела фантазия необычайно сильная и смелая и начертала с удивительной наглядностью и ясностью три сверхчувственные царства, С особенной рельефностью изображены у Данте Ад и Чистилище: архитектура их так определенна и точна, что хочется взять и нарисовать план дантовских загробных царств, что, впрочем, часто и делали.

Впрочем, главная поэзия не столько в местностях, сколько в их обитателях, в тех лицах, которых поэт встречает во время своих странствований и с которыми он разговаривает. В них, в самих тенях этих, нет ничего туманного; они очерчены резкими контурами как бы прямо с натуры. Войдя в царство мертвых, Данте вносит туда все людские страсти, ведет за собой вею землю, как удачно выразился Франческо де Санктис. Образы Данте — живые личности, которые в загробном мире являются с теми же чувствами и мыслями, какие они имели в земной жизни. В особенности «Ад» заключает в себе целую бурю чувств, страстей и событий. Данте в высшей степени обладает умением обрисовывать свои фигуры одним штрихом; он — великий мастер поэтического выражения; своим энергическим слогом влагает он целый мир идей и чувств в одну строчку, в одну картину. Пластическое могущество Данте разнообразно, неистощимо; его рука несколькими взмахами вырезывает фигуры и сцены, которые становятся живыми.

Грехи, казнимые в этих кругах, допускают в согрешивших и величие духа, и мягкость, и чуткость сердца. Вследствие нравственных своих убеждений, Данте принужден поместить в Ад Франческу, Фаринату, Кавальканте, Пьера делла Винья и даже отеческого наставника своего Брунетто Латини; но он не бранит их, не насмехается над ними, хотя не утаивает их греха; грех этот таков, что не унижает их характера, и Данте не только чувствует глубокое сострадание к их мукам, но любит их, восхищается ими и увековечивает симпатичные их образы в своих картинах. Ад — пьедестал, на котором фигуры эти подымаются, стоят во весь рост.

Другие же пороки, по воззрениям Данте, грязнят человека, его нравственную природу — вот почему эти грешники не вызывают к себе ни участия, ни сострадания его; они заслуживают лишь строгой справедливости. Презрение и насмешка уместны по отношению к ним. Грешниками такого рода почти полны последние два круга Ада, почти — так как и тут есть исключения; например, нельзя не удивляться смелому, отважному Улиссу и не чувствовать ужаса, смешанного с состраданием, к Уголино. Сатирическая сила Данте достигает самой высшей точки среди «святокупцев», там, где поэт встречает папу Николая III. Последний уткнут головою в дыру третьего рва Малебольжа, откуда торчат его ноги и, сжигаемые пламенем, дрыгают от жестокой боли. Данте насмехается над ним, говорит ему презрительные слова. Но наиболее горькая ирония вложена поэтом в уста самого грешника, в его исповедь, являющуюся сатирой против него самого. Папа Николай III был уже мертв в год видения; но двое других, которых Данте считал еще более;; преступными, которых он еще более ненавидел — Бонифаций УШд и Климент V—жили еще в то время. С удивительной силой фантазии сумел поэт обратить эту сатиру на Николая III одновременно и против других двух. Папы-святокупцы должны попасть все в одну и ту же дыру, причем каждый новый пришелец заступает место своего предшественника, которого гнетет головою глубже вниз. Таким образом, происходит то, что Николай уже ожидает Бонифация VIII и предсказывает прибытие его и Климента V, так что мы можем вообразить себе и того и другого, уткнутыми в дыру головою вниз и дрыгающими горящими подошвами. Но после сарказма поэта какой искренней болью звучат строки его: «О, Константин, сколько зла наделал твой подарок!», и этот святой гнев весьма нравится доброму Вергилию, который сочувственно слушает слова своего ученика, обнимает его и, прижимая к груди, переносит до моста следующего четвертого рва. Сатира Данте потому именно так величественна, что в основании ее — искреннее, глубокое чувство; он так смел потому, что силен в своей вере. Поэт не нападает ни на религию, ни на церковные учреждения; напротив, он защищает церковь против ложного пастыря — он негодует на дурных пап, но не на папство. Данте глубоко возмущается оскорблением, нанесенным Филиппом Красивым тому самому Бонифацию VIII, которого он поместил в Ад.

Чем глубже мы спускаемся в Ад, тем слог Данте становится реальнее, грубее. Поэт не боится называть вещи по их имени и рисует даже весьма отвратительные предметы. Но в девятом круге все умолкает — кругом лед, и в нем оцепенелые грешники. Здесь казнится зло вселенной, величайший, самый черный грех, по мнению Данте,— измена. Поэт не чувствует никакого сострадания к предателям, он питает к ним только одну жестокую ненависть и топчет их ногами. Но и здесь, в этой ледяной пустыне, где, по-видимому, умерло всякое чувство, пробуждаются еще раз поэтические элементы, которые так изобиловали в первых кругах Ада. Сцена с Уголино — верх ужаса и вместе с тем трогает нашу душу. Граф Уголино, когда-то могущественный подеста города Пизы, изменнически предавший врагам крепость Кастро в Сардинии, понес скоро наказание более жестокое, чем его преступление. Благодаря архиепископу Руджери, взятый в плен с сыновьями и внуками, он заключен с ними в башню Гваланди. Несмотря на отчаянные крики заключенных, громко моливших о пощаде, Руджери велел их запереть в башню, а ключи бросить в Арно. По прошествии восьми дней отворили башню и умерших голодною смертью похоронили, с оковами на ногах. И вот перед нами зрелище, ужаснее которого не изображал ни один поэт: справедливость неба сделала пострадавшего орудием казни преступника, отдало злодея в руки его жертвы, чтобы она мстила за себя. Уголино удовлетворяет свою безграничную ярость тем, что неустанно грызет череп архиепископа Руджери. Спрошенный поэтом, он рассказывает ему свою повесть, опять-таки из желания мести. Из этого рассказа мы видим, что нежные отцовские чувства, поруганные зверским образом, и стали причиной зверской мести. Смысл этого изображения Уголино, грызущего вечно череп своего врага, тот, что в уме Руджери, как скоро пробудилась в нем совесть, беспрестанно рисуется ужасный образ умерщвленного им голодом Уголино, а последний постоянно видит тень ненавистного своего предателя и постоянно питает к ней ненависть и жажду мести.