|
«Знак вопроса» 11/89 Последняя книга Сивиллы?
РОСЦИУС Юрии Владимирович Этапы развития способности биопрогностики
2. ПРЕДЧУВСТВИЕ ЭПИЗОДИЧЕСКИХ ЛОКАЛЬНЫХ ОПАСНОСТЕЙ
Привлекает внимание группа фактов, связанных с широко распространенными рассказами о странных состояниях, порой беспричинно охватывающих человека. В обычной обстановке, не предвещающей беды, человек внезапно начинает испытывать беспричинное беспокойство. Он не может дать отчет в том, какая сила побуждает его к немедленным энергичным, незапланированным действиям или удерживает от предстоящих запланированных, парализуя волю и тело, мешая, тормозя их исполнение.
В противовес рассмотренным способностям проявления предлагаемой группы не имеют характера юридически, тем более научно установленной достоверности, хотя известны практически всем и коротко описываются как «счастливые избавления от неминуемой смерти». Несомненны широкое распространение этой способности, ее защитный характер.
Вот несколько примеров, взятых из литературы и жизни.
Случай первый. Некто аббат де Монморен молился в церкви Св. Людовика. Находясь в коленопреклоненной позе, он ощутил непреодолимую потребность переменить место. Он пытался противиться этому неуместному и странному желанию, Но Не мог. Поднялся с колен и перешел на другое место. В тот же миг со свода сор-вался камень и обрушился на место, которое аббат только что покинул (Д-р Симон. Мир грез.—СПб., 1890). Случай второй. Молодой врач собирался посетить своих родителей. Он договаривается со знакомыми офицерами о совместной поездке в почтовой карете. Когда он садился в карету, провожавшие заметили, что он внезапно изменился в лице. Ко всеобщему удивлению, он отказывается от поездки — какая-то сила мешает ему сесть в карету, и карета отправляется без него. Но стоило карете уехать, как наваждение рассеивается, и врач при первой возможности покидает город. Подъезжая к Эльбе, он видит толпу — оказывается, карета упала в воду и оба офицера погибли (там же).
Случай третий. Лорд Байрон путешествовал по Греции. Вдруг его проводника сильно залихорадило, и он так ослабел, что не смог идти. На вопрос Байрона о причине внезапного приступа проводник ответил, что неподалеку, должно быть, происходит что-то ужасное. И рассказал, как два года назад его также сильно трясло! и он задержался в пути. Эта задержка спасла ему жизнь, ибо население деревни, в которую он спешил, было вырезано турками.
Байрон скептически отнесся к словам проводника, но тем не менее дождался, пока тот придет в норму. Полчаса спустя они двинулись в путь и через три версты наткнулись на следы крови, а затем увидели трупы... Восемь человек были убиты совсем недавно.
Пораженный происшедшим, скептичный Байрон описал это в дневнике, хотя склонен был считать увиденное случайным совпадением (Дьяченко Г. Простая речь о бытии и свойствах...— СПб., 1900). Случай четвертый. Молодая женщина возвращается домой на автобусе. Летний теплый вечер. Она сидит у окна. Внезапно возникает неосознанная тревога, озабоченность, хотя ничто не предвещает опасности. Однако эмоция настолько властна, требовательна, что она пересаживается на другое место. На следующей остановке это место заняла девушка, вошедшая в автобус с молодым человеком. И почти сразу же — авария, разбитое стекло, и девушку с травмой лица увозит «скорая помощь».
Пятый и шестой случаи сообщены Александром Михайловичем П., бывшим сотрудником одного министерства, затем заведующим кафедрой московского вуза. По его собственным словам, он, «убежденный атеист, относящийся ко всем оккультным наукам резко отрицательно, бывал неоднократно в прифронтовых зонах и никогда ничего подобного не ощущал, хотя условия были несравненно опаснее; всегда сохранял внутреннее и внешнее спокойствие...»
Случай пятый. «В ноябре 1941 г. мне в Москве дали квартиру в Б. Кисловском переулке, напротив консерватории (мою разбомбили 22 июля). Взял свободный день, чтобы обустроить светомаскировку. Ко всякого рода налетам, артобстрелам и др. относился всегда спокойно. Не было случая, чтобы спускался в бомбоубежище. Была объявлена воздушная тревога, и появился какой-то животный страх, я по-настоящему боялся, был готов залезть хоть под кровать. Сказал сестре: «Может, пойдем?» Та — против («Ты что, боишься?»). Подавляя чувство страха, продолжал работать, как вдруг так хорошо знакомый шипящий шум падающей тяжелой авиабомбы. Успел только пригнуться. Бомба ударила в угол нашего дома метрах в 40-50 от места расположения нашей квартиры, похоронив в убежище более 50 человек (в моей квартире «высадило» все окна и двери). Была облачная погода. Бомбили наверняка по отсчету времени от контрольной точки маршрута. Вероятность попадания ничтожна, а ведь почувствовал я заранее совершенно случайное явление! Потом в этой квартире при тревогах и бомбежке, если они заставали дома, ничего подобного не возникало».
Случай шестой. «Летом 1942 года я встретился с родственницей в Хавско-Шаболовском переулке во время тревог)). Стали под бетонный козырек «Дома промышленности», как его тогда называли. И вот в самый разгар, когда над облаками шумели самолеты, гремели взрывы зенитных снарядов, а на мостовую со свистом шлепались осколки, на меня вдруг нашло «наваждение». Мне трудно описать это состояние, это какое-то внутреннее принуждение — ни секунды промедления, прочь с этого места! Я сорвался и побежал по переулку, за мной с криками возмущения — моя родственница (под козырьком-то безопаснее, многие пострадали от осколков). Успел пробежать 2—3 дома, как опять знакомый шум падающей бомбы. Бросился плашмя на мостовую (на тротуарах было опасно — осколки стекла, падающая стена и т. п.). Бомба упала в 2—3 метрах от подъезда. Шесть человек, которые находились там, разнесло в куски. Я же благодаря какому-то чутью «выскочил».
Как видим, все приведенные случаи объединяет появление некоторой немотивированной директивной эмоции. Ее описание можно суммировать так: смутное беспокойство, переходящее в беспокойство явное; подсознательная неосознанная тревога; желание, перерастающее в жгучее, властный порыв, наваждение. Иногда отмечается нарастание интенсивности эмоции, порой она сопровождается судорогами, спазматическим дыханием, бледностью или покраснением кожных покровов, может возникнуть лихорадочное состояние, тело становится неуправляемым, ноги слабеют — тем сильнее, чем ближе человек находится к месту предстоящих событий.
Эта эмоция не мотивирована, потому что нет никаких внешних причин для ее появления, внутреннее состояние человека в этот момент также ей не соответствует, эмоция нередко вызывает недоумение, удивление своей неуместностью. Она директивна, потому что мощно побуждает человека к незапланированному действию (или удерживает от исполнения запланированного), и противиться ей, по описанию переживших это состояние, практически невозможно.
Ее сила и властность достигают такого предела, что человек совершает поступки вопреки рассудку, здравому смыслу.
Исполнение директивной немотивированной эмоции приводит к успокоению, улучшению состояния, исчезновению потребности (или запрета) к перемещению. Удивительно, что эмоциональная «переориентация» организма происходит без изменения окружающей обстановки. Не похоже ли это ощущение на такие всем знакомые, как чувство голода, жажды, боли, сигнализирующие о состояниях организма, чреватых неприятностями только в будущем? Нельзя ли предположить, что любая опасность для организма, требующая принятия срочных мер, отзывается в нем отрицательными эмоциями, которые замещаются положительными после устранения опасности либо изменения ситуации?
Эту группу ощущений и соответствующих ей поступков можно назвать неотчетливыми проявлениями предчувствия будущего. Существенно, что они имеют ярко выраженный защитный характер. Возможно, что через них проявляются защитные механизмы организма, поскольку предчувствие опасности в любой биологической системе повышает ее выживаемость.
Иными словами, приходится допустить возможность упреждающей во времени и пространстве способности организма знать о надвигающейся опасности, о зонах, потенциально опасных в будущем. Но как объяснить механизм такой упреждающей защиты, если подвигающаяся опасность случайна, безусловно непредсказуема, казалось бы, не имеет никаких заблаговременно фиксируемых признаков?
Допустив защитный характер описанной способности, можно выделить несколько важных моментов:
1. Появление директивной немотивированной эмоции порой весьма незначительно упреждает реализацию опасности. Чаще это упреждение исчисляется несколькими секундами, порой несколькими минутами, реже часами. Только в одном случае, проверка которого затруднительна (о нем несколько позже),— пятнадцатью годами. 2. Некоторые информаторы отмечают связь между интенсивностью директивной эмоции и приближением (во времени или пространстве) к еще не реализовавшейся опасности. Отмечается также зависимость между «властностью» эмоции и «градиентом опасности». 3. Иногда достаточно переместиться в точку, удаленную от вызйвающей директивную эмоцию зоны на несколько метров, как эта эмоция исчезает или замещается удовлетворенностью, успокоением, безразличием, а опасность проходит стороной! 4. Директивная эмоция проявляется, как правило, в состоянии активного бодрствования, когда окружающие условия дают номинальную эмоциональную нагрузку организму, а директивная эмоция, развиваясь на ее «фоне», перекрывает ее по интенсивности, «пробивается» сквозь нее.
Следует, сказать, что, возможно, человек не является единственным носителем описываемой способности. Мы не говорим о животных лишь потому, что не располагаем зафиксированными фактами такого рода, хотя известно сходное поведение животных, упреждающее землетрясения, сели, наводнения, лавины и прочие катаклизмы.
Попробуем сформулировать предположения о смысле описываемых случаев. Основной их смысл, сущность в избежании локальной, точечной во времени и пространстве опасности посредством изменения положения организма в пространстве-времени.
По характеру опасности и видам ее носителей описываемые случаи можно разбить на три группы с такими условными названиями:
1) абиогенная — когда причиной и непосредственным носителем опасности являются объекты неживой природы; 2) биогенные — когда причиной и непосредственным носителем опасности являются объекты живой природы, включая человека; 3) смешанные — когда причиной опасности и ее носителем являются как организмы, так и объекты неживой природы.
Наиболее просто объяснить механизмы дистантного обнаружения локальных во времени и пространстве «неподвижных» опасностей, как, например, в случае с аббатом де Монмореном, избежавшим смерти от обрушившегося фрагмента потолка. Почему? Потому что не вызывает сомнения, что наличие в некоторой точке пространства любого материального тела сказывается на состоянии пространства в окрестности этого тела. При этом любое изменение состояния (положения, формы, скорости, температуры, структуры, состава, освещенности и т. п.) материальных тел, несомненно, сопровождается перераспределением энергии в окружающем пространстве и принципиально дистантно обнаружило.
Не исключено, что именно аномалии энергетических полей потенциально опасной локальной зоны фиксируются организмом и побуждают его к перемещению в зону минимального риска. И если мы еще не можем зафиксировать подобный случай технологическими системами, то это отнюдь не доказывает техническую неразрешимость задачи.
Учитывая подчеркиваемую рядом информаторов взаимосвязь между степенью ощущаемого дискомфорта с приближением во времени (или пространстве) к потенциально опасной зоне, можно предположить непрерывность восприятия энергетической аномалии по осям времени и пространства.
Скорее всего, на значительных дистанциях сигнал опасности ниже порога срабатывания системы. По мере приближения опасности он увеличивается по амплитуде и провоцирует все более четкую реакцию организма, хотя и не вызывает еще ощущения дискомфорта. Лишь в непосредственной близости от опасности интенсивность ощущения возрастает, достигая такого уровня, что побуждает организм занять безопасную позицию, обеспечивающую жизнь. При этом происходящее сохраняется в памяти, подвергается анализу, в результате которого последующее действие (или бездействие) связывается постфактум с имевшейся опасностью после ее реализации.
Пожалуй, не следует утверждать, что «дальнобойность» этого вида защиты во времени невелика. Верно лишь, что нет свидетельств, устанавливающих надежную взаимосвязь защитных ощущений и действий, упреждающих на несколько часов, суток, тем более лет, реальную опасность,' которую удалось таким образом избежать. Если верить хроникам, есть лишь одно свидетельство, относящееся к роду Радзивиллов, когда локальная опасность вызывала у девочки из этого рода с детства ужас, сопровождавший ее на протяжении более полутора десятка лет, и незадолго до свадьбы привела к смерти. Всю жизнь она боялась подходить к старинной картине, тяжелую раму которой украшал массивный фамильный герб Радзивиллов.
Став невестой, она не смогла уклониться от шествия под пугавшим ее предметом. Смерть наступила мгновенно — картина упала со стены, и фрагмент фамильного герба пробил голову несчастной. Так гласит семейная хроника. Но все же мри больших сроках установление взаимосвязи между эмоцией, действием и результатом малодостоверно.
Однако элементарно интерпретируется лишь ограниченная часть наиболее простых случаев, когда критичность ситуации под воздействием тех или иных абиогенных причин нарастает в неподвижной точке какого-либо устройства, транспортного средства и т. п. К этим случаям, помимо случая с аббатом, можно отнести и второй случай — с молодым врачом, если предположить, что падение кареты в Эльбу и гибель офицеров были вызваны дефектом кареты (прямых указаний на это нет).
В жизни приходится сталкиваться со случаями несоизмеримо более сложными. Так, видимо, следует выделить особую группу, где опасность подстерегает человека в движущихся объектах, когда причина опасности может находиться как в самом транспортном Средстве, гак и на всем пути следования, иногда протяженном, а кроме того, и в том и в другом случае иметь как абиогенный, так и биогенный характер. Примером могут служить второй и более сложный четвертый случаи из описанных.
Если допустить фактологичность свидетельства лорда Байрона (хотя не исключено, что проводник догадался о ситуации или располагал какой-то информацией), то третий случай мы отнесем ко второй (биогенной) категории*. Можно предположить, что и в нем проявились какие-то энергетические аномалии пространства, обусловленные нахождением и некоей точке разбойников и их жертв. Ведь биосыстемы представляют собой материальные образования, но более сложной, нежели объекты неживой природы, структуры с соответственно большими возможностями. Почему бы не допустить деформации ими пространства, «промодулированной» психогенной компонентой?
Попытаемся разобраться в пятом и шестом случаях. Траектория сброшенной с самолета бомбы представляет сложную пространственную кривую, параметры которой зависят от калибра и конструкции бомбы, плотности воздуха, режима бомбометания, высоты сброса, направления и скорости ветра, скорости бомбардировщика, кориолисовой силы и т. п. При этом заблаговременное определение координат точки встречи бомбы с поверхностью земли практически невозможно.
Однако есть интересный момент, который, может быть, прольет свет на данный случай. Противовоздушная оборона Москвы 1941 —1945 годов была хорошо организована. Большое количество аэростатов' воздушного заграждения и эффективный заградительный огонь заставляли немецких летчиков бросать бомбы с высоты 5—6 км.
Восстановим детали впечатлений А. М. П. — заявителя пятого и шестого случаев. В пятом — расстояние от места нахождения очевидца -в момент появления директивной эмоции до точки разрыва бомбы 40—50 метров. Хотя он и почувствовал несвойственный ему страх, был готов «забиться хоть под кровать», но превозмог себя и остался на месте. В случае же шестом, когда разрыв бомбы произошел в 2—3 метрах от точки, где он почувствовал властную потребность перемещения, она достигла невероятной силы: «...на меня вдруг нашло «наваждение». Мне трудно описать это состояние... Ни секунды промедления, прочь с этого места. Я сорвался и побежал...» А. М. П. успел пробежать 2—3 дома, когда грянул взрыв почти в той точке, откуда он «едва унес ноги». Отбежал на расстояние 50— 100 метров, преодоление которого занимает 10—20 секунд.
Итак, за 10—20 секунд до взрыва он почувствовал «наваждение». Что же было в этот момент с бомбой? Непосредственно после отделения от бомбардировщика бомба продолжала двигаться в направлении его полета с той же, что и он, скоростью, испытывая сопротивление воздуха, тормозящее се движение. С другой стороны, бомба падает под воздействием силы тяжести и постепенно наращивает скорость падения. В какой-то момент горизонтальная составляющая скорости бомбы приближается к нулю, а ее вертикальная скорость возрастает до значения, определяемого ее калибром, конструкцией, плотностью воздуха и высотой сброса. На этом участке траектория бомбы спрямляется. Бомба падает почти по вертикали, и скорость ее у земли достигает ,100—150 м/с.
Даже звуковые колебания воздуха в диапазоне от инфразвука до ультразвука могли служить сигналом опасности, ибо их интенсивность в точке будущего контакта с землей была наивысшей. К тому же область уплотненного передней частью бомбы воздуха могла, пожалуй, подобно собирательной линзе, формировать звуковой поток, фокусировать его. Что же касается локирования источника звука,'то организмы с этим справляются недурно, тогда как сигнал может восприниматься подсознательно, особенно его инфра- и ультразвуковые составляющие, угнетающе воздействующие на организм.
Кроме того, поскольку корпуса подавляющего большинства авиабомб электропроводны, то в них при падении в магнитном поле Земли индуцируется электроток, возникают магнитные поля, которые также принципиально индуцируемы дистанционно.
Правомочность изложенного можно проверить двояко: а) экспериментально — с использованием в качестве чувствительного элемента организма; б) статистически — посредством анализа числа невыходов на работу В обычные дни и в дни аварий сотрудников предприятий горнодобывающей и химической промышленности, где значительные коллективы пребывают в зонах повышенного риска.
По обнаружении закономерности можно будет перейти к исследованию описанной способности И к попыткам создания технологических аналогов устройств дистантного обнаружения приближения нагрузки к пределу прочности различных систем и сооружений.
Однако, по-видимому, арсенал защитных средств организмов не ограничивается описанными в п. 1 и 2. В иных случаях при наличии более или менее развитого головного мозга, интеллекта можно представить себе дальнейшее расширение прогностических возможностей за счет появления новых средств накопления и обработки информации. И под воздействием уже описанных факторов могло бы начаться формирование более сложных (и действенных!) механизмов упреждающей защиты с использованием преимуществ, даваемых интеллектом.
Так, если случайно, в результате мутаций, возникли когда-то способности прогнозирования будущего (самомалейшие, пусть типа экстраполяции!) и выработки корректирующего поведения (элементарного!) и организм использовал эти свойства — он получает Большой Приз — жизнь!!! А далее — мутации и Отбор (Случайность — Необходимость), многократно действуя, могли отточить перечисленные выше способности и довести их ДО совершенства, изумляющего нас ныне настолько, что мы не можем в них поверить!
Оглавление: Свидетельства предсказателей, их ощущения Этапы развития способности биопрогностики Синоптические способности биосистем Предчувствие эпизодических локальных опасностей Комплекс средств упреждающей защиты. Есть ли он? Мир система, состоящая из организма и окружающей среды Восприятие времени и обработка информации мозгом Необходимость изменения масштаба времени МОЗГ, восприятие времени во сне Восприятие времени в критических состояниях при бодрствовании |