80-е годы нашего века отмечены резким возрастанием агрессивности американского империализма. Стремясь реализовать свои гегемонистские установки, правящие круги США наряду с использованием военно-силовых методов активно прибегают к средствам, почерпнутым из арсеналов психологической войны. Как отмечается в новой редакции Программы КПСС, «острейшая борьба двух мировоззрений на международной арене отражает противоположность двух мировых систем — социализма и капитализма»'1. Нынешний этап их идейно-политического противоборства по своей напряженности и ответственности занимает особое место. Крупные поражения, которые Соединенные Штаты понесли на международной арене в 60—70-е годы, глубокий внутренний кризис, переживаемый государственно-монополистическими структурами, существенно повредили образ американского капитализма даже в глазах его союзников. Правящие круги США любой ценой пытаются создать позитивный облик американской модели общественного устройства. Все, на чем стоит клеймо «Сделано в США», объявляется эталоном, не подлежащим критике. Усиленно насаждаются стереотипы тех или иных компонентов так называемой «американской системы», имеющие, как правило, мало общего с реальной действительностью.

Эйфория американизма захлестнула не только мощный информационно-пропагандистский комплекс буржуазного государства. Затронула она и серьезные академические круги. В ходе развернувшейся еще в первой половине 70-х годов массированной идеологической кампании, связанной с 200-летием провозглашения независимости США, появилось большое число апологетических работ, принадлежащих перу маститых историков, правоведов, философов, политологов. Выгодно отличаясь от множества дешевых пропагандистских бестселлеров высоким профессиональным уровнем, в концептуальном плане они вполне вписываются в общую картину восхваления и идеализации американских политико-правовых институтов.

Примером подобных исследований могут служить монография одного из патриархов американских историков Г. С. Коммаджера «Империя разума: как Европа представляла, а Америка воплощала идеалы Просвещения», фундаментальный труд известных юристов А. Келли и У- Харбисона «Американская Конституция. Ее происхождение и развитие» и книга одного из наиболее влиятельных политологов У. Чем- берса «Первая партийная система: федералисты и республиканцы». Авторы указанных работ рассматривают американскую модель государственного устройства, американские конституционно-правовые докт' рины не только как высшее достижение человеческой мысли, но и как универсальную основу организации общества.

Поэтому возрастает актуальность дальнейшей разработки и совершенствования марксистско-ленинской концепции возникновения и развития конституционно-правовых доктрин США, выявления их истинной роли в системе классового господства американской монополистической буржуазии. А эта роль весьма значительна. Конституция — Основной закон, обладающий высшей юридической силой,—«сохраняя за буржуазией командные высоты, в экономической и политической системе, в то же время в известном смысле освящает, фетишизирует существующий политический механизм диктатуры монополий. Опираясь на свой юридический авторитет, она в большей степени, чем какой- либо иной юридический институт или установление, окрашивает этот механизм и все государственные институты в целом в демократические тона, создает видимость народовластия и политического участия. Таким образом, она оказывает сильное идеологическое влияние на широкие массы населения, в котором так нуждается монополистическая буржуазия в условиях общего кризиса капитализма и сужения своей социальной базы»2. И хотя в самом тексте Конституции США мы не найдем указаний на классовую структуру американского общества, на характер господствующих в нем производственных отношений и других элементов, составляющих основу буржуазного общества, все ее принципиальные положения подчинены и направлены на решение одной задачи — охрану и увековечение буржуазных общественных отношений.

Развитие конституционно-правовых доктрин в США, практика интерпретации Конституции блестяще подтверждают тезис, выдвинутый В. И. Лениным: «Сущность конституции в том, что основные законы государства вообще и законы, касающиеся избирательного права в представительные учреждения, их компетенции и пр., выражают действительное соотношение сил в классовой борьбе»3. - Иными словами, реальное соотношение классовых сил, а не какая-то абстрактная идея <гобщественного блага»—тот критерий, который детерминирует уровень демократичности конституционных положений, реальность их выполнения на практике. Именно такой подход к Конституции США—не просто как к юридическому документу, а как к явлению социальному—присущ советской историографии с самого ее зарождения.

Не менее важно и то, что Конституция всегда была и остается документом конкретно-историческим. Уже само ее появление—отнюдь не результат саморазвития либеральной общественной мысли, а следствие борьбы буржуазии за власть, за утверждение нового политико- правового порядка, идущего на смену феодальной организации общества. Хотя формально текст Конституции США за 200 лет своего существования изменился сравнительно мало, реальное ее содержание в конце XV111 века и сегодня, в конце XX века — вещи весьма несхожие. На разных стадиях эволюции капиталистического общества в зависимости от того, какая фракция класса буржуазии была в данный момент наиболее активна в политическом плане и кто и насколько решительно противостоял ей на другом полюсе политического процесса, трактовка основных конституционных положений заметно трансформировалась.

Как справедливо отмечается в советской юридической литературе, <гистория конституционализма—это политико-правовой аспект истории капиталистического способа производства»''. Действительно, совершенно очевидно, что без вполне определенной социально-политической базы реализация идеи конституционного правления, т. е. государственного устройства, основанного не на воле монарха и его окружения, а на своде законов, закрепляющих и регламентирующих конкретный тип общественных отношений, характер связей между различными элементами политической системы, между правительством и гражданами, немыслима.

В плане государственного строительства появление и распространение этой идеи означало замену феодальной монархии, черпавшей обоснование своего существования в теологических догматах, буржуазной республикой, формально основанной на согласии всех граждан делегировать на известных условиях достаточно четко очерченные полномочия органам власти, комплектуемым путем выборов. На неразрывную связь капитализма как общественной формации и системы представительного правления как ее политической оболочки указывал еще В. И. Ленин: «Нормальное капиталистическое общество не может успешно развиваться без упроченного представительского строя, без известных политических прав населения, которое не может не отличаться сравнительно высокой требовательностью в «культурном» отношении»5,— писал он в 1910 году.

В США эти черты, присущие процессу становления конституционного правления в любом буржуазном государстве, проявлялись, пожалуй, наиболее рельефно. Соединенные Штаты стали той страной, которая дала миру первый образец писаной конституции, вобравшей в себя лучшие по тем временам достижения как европейской, так и собственно американской общественной мысли. К этому следует добавить конкретный политический опыт сначала колонистов, а затем жителей независимых штатов. Становление конституционных доктрин, их практическая реализация проходила в США быстро и, в отличие °т Европы, без особых зигзагов, ибо на территории бывших английских колоний буржуазные отношения развивались на почве, практически не засоренной феодальными пережитками.

В оценке роли и значения Конституции США необходимо четко следовать принципу историзма. Бесспорно, для своего времени это бь'л прогрессивный документ. Он стал своеобразным итогом буржуаз- н°й революции, которая в свою очередь дала толчок целой серии европейских и латиноамериканских революций. Долгое время Конституция США оставалась образцом для буржуазии. Вместе с тем нельзя не видеть ее классовой ограниченности, не учитывать того факта, что она была символом и конкретным выражением политического компромисса между торгово-финансовой буржуазией Севера и плантаторами Юга. «Отцы-основатели» сознательно отказались от включения в Конституцию наиболее радикальных идей, высказывавшихся в публицистических произведениях идеологов революционно-демократического лагеря, и отбросили ряд демократических принципов, зафиксированных в конституциях штатов на более раннем этапе революции. «Стремление консолидировать позицию имущих классов на основе компромисса определило всю деятельность конвента»5, а следовательно, и характер Конституции.

По мере развития рабочего движения, распространения марксистских идей ограниченность американской Конституции становилась все более очевидной. С победой социалистической революции в Советской России начал успешно строиться социализм, ставший зримой, исторически прогрессивной альтернативой буржуазно-демократическому обществу. В нашей стране впервые было достигнуто не просто формально-юридическое равенство, но обеспечено действительное равноправие всех граждан, уничтожена всякая почва для эксплуатации человека человеком.

Влияние идей Великого Октября сказалось и на развитии буржуазного конституционализма. Новые конституции буржуазных государств, особенно принятые после второй мировой войны, ушли значительно дальше американской по уровню демократизма политического процесса, по степени инкорпорирования в конституционное право доктрины, «социальной ответственности» государства. Ныне Конституция США уже не может служить образцом передовой правовой мысли, даже если вести отсчет по шкале буржуазно-демократических ценностей. Причина замедленной (по сравнению с западноевропейскими странами) модернизации американских конституционно-правовых доктрин, их отставания по темпам приспособления к новым реальностям, порожденным развитием государственно-монополистического капитализма и противоборством двух общественных систем, заключается в том, что в США «главная клетка капитализма — частная собственность гораздо дольше и безотказнее функционировала в более чистом виде, с минимумом государственного вмешательства...»1.

Превращение США после второй мировой войны в оплот сил реакции и империализма неизбежно вело к тому, что правящая элита в целом весьма настороженно относилась к попыткам включения в конституционное право новых демократических установлений, рассматривая их как проявление «ползучего социализма». Вашингтонский истэблишмент не только сам не спешил с обновлением конституционного «багажа» своей страны, но крайне неодобрительно встречал известия о подобных акциях в стане своих союзников — во Франции, Италии, а позднее в Испании и Португалии. Такой подход к внутриполитическому развитию западноевропейских стран особенно характерен для нынешней администрации США, которая откровенно делает ставку на наиболее консервативные, а порой и просто реакционные, круги буржуазии стран Североатлантического блока.

Конституция США— как, впрочем, и любой другой Основной закон—имеет свои специфические черты. Пожалуй, наиболее интересная и важная ее особенность—постоянно существующий разрыв между Конституцией формальной и «живой». Хотя вся работа политической системы в принципе регулируется положениями Конституции, в ней с момента образования США стали возникать элементы, не предусмотренные сотцами-основателями». Прежде всего это касается такого ин ститута, как политические партии. Хорошо известно негативное отношение к ним Дж. Вашингтона, Т. Джефферсона, Дж. Адамса, Д. Тейлора, А. Гамильтона и других лидеров буржуазно-плантаторского блока, пришедшего к власти в результате революции. Партии возникли не только помимо Конституции, но и вопреки субъективным устремлениям руководства молодой республики8. Объяснить подобную аномалию можно тем, что, вступая на буржуазный путь развития, «различные круги американского общества по-разному представляли себе набор средств, с помощью которых предстояло осуществлять это развитие, что и стало причиной возникновения первых партий...»9. Несмотря на то что сейчас партии стали неотъемлемым элементом политической структуры США, в конституционном плане они (в отличие от Основных законов ряда западноевропейских стран) до сих пор не институциализированы.

По мере развития государственно-монополистического капитализма все большую роль в конституционном механизме начинает играть федеральная бюрократия, которая «приобретает солидную долю относительной самостоятельности по отношению к высшим органам государственной власти...»10. Не случайно американские политологи именуют ее четвертой «ветвью» государственной власти. В тексте Конституции опять-таки на ее существование нет даже намека.

Текст Конституции не давал достаточно четкого ответа на вопрос о соотношении прерогатив властей штатов и федерального правительства. Лишь серия судебных решений первой половины XIX века, а главное, итоги Гражданской войны разрешили принципиальный диспут сторонников доктрины «прав штатов» с приверженцами концепции полного верховенства федерального законодательства.

Существенно трансформировались функции трех традиционных «ветвей» государственной власти. Так, Верховный суд присвоил себе право интерпретации Конституции. Став высшим органом конституционного надзора в США, он из сугубо судебной инстанции, каковой его мыслили «отцы-основатели», превратился в мощную политическую силу, приобрел функции, судебной власти не свойственные. «Его решения, формально вырастающие из правовых оснований, особенно если речь идет о признании недействительными законов, влекут за собой далеко идущие политические последствия>п.

Этатизация конституционных доктрин, начавшаяся в 30-е годы нашего века, открыла дорогу резкой эскалации полномочий исполнительной власти, позволила ей «на законной основе» взять на себя функции регулирования социально-экономических отношений. Потребности совершенствования законодательного процесса привели к формированию системы комитетов конгресса, по своему реальному значению нередко оттесняющих на задний план пленум палат конгресса. Таким образом, тот текст Конституции, который был одобрен 200 лет назад, в сущности является не более чем «•скелетом механизма власти»12.

Надо отметить, что расплывчатость положений Конституции в условиях, когда большой бизнес достаточно прочно контролирует все нити политического процесса, в общем-то устраивает американских идеологов и политических лидеров. Она позволяет сравнительно безболезненно приспосабливать конституционные доктрины и механизм к постоянно меняющейся ситуации, инкорпорировать в право определенные требования масс, не нанося при этом ущерба базовым совокупным интересам правящего класса. Бурные баталии, разворачивающиеся в США вокруг вопроса об интерпретации тех или иных положений Конституции, помогают поддерживать видимость демократичности политического процесса, затушевывают классовую сущность как самого документа, так и всей системы государственной власти, создают питательную среду, способствующую распространению реформистских иллюзий, отвлекают массы от борьбы за коренное переустройство общества и, следовательно, помогают укреплять буржуазные общественные отношения.

Но эта же расплывчатость в ряде случаев таит в себе известную опасность для тех, кто привык считать себя хозяевами Америки. В ключевые моменты американской истории, когда решались вопросы о выборе магистральных путей дальнейшего развития буржуазных отношений, в условиях обострения споров в высшем эшелоне государственных деятелей, неопределенность многих положений Конституции приводила к резким столкновениям на политическом Олимпе (90-е годы XVIII века, период Гражданской войны, «новый курс»), что временно ослабляло позиции буржуазии, заставляло ее порой идти на довольно существенные уступки массам.

Наличие возможностей широкой интерпретации Констит уции — неплохой потенциальный плацдарм для борьбы прогрессивных сил за демократизацию политического процесса, за ограничение всевластия монополий и даже осуществление структурных социально-эко номиче- ских реформ, на проведении которых настаивают американские коммунисты. Подчеркивая важность борьбы за демократизацию -голити- ческого строя, американские коммунисты вместе с тем предуп режда- ют трудящихся против опасности настроений, которые В. И. Ленин характеризовал как «конституционные иллюзии»13. В новой Программе Коммунистической партии США говорится: «Как свидетельствует исторический опыт США, было бы наивным ожидать, будто боязнь нарушить Конституцию помешает монополистическому капиталу прибегнуть к насилию, чтобы, предотвратить реализацию воли демократического большинства к проведению социалистических преобразований>14. Лишь активное и постоянное давление со стороны широкой антимонополистической коалиции может создать в стране атмосферу, когда основные права человека превратятся из объекта демагогической межпартийной полемики в реальные завоевания трудящихся, гарантированные Основным законом.

Данная работа продолжает солидную традицию изучения различных аспектов Конституции США, сложившуюся в советской научной литературе. Основное ее отличие от предшествующих исследований заключается в том, что в ней впервые в нашей историографии предпринята попытка осуществить комплексный анализ стержневых направлений эволюции конституционно-правовых доктрин на протяжении всей истории США, показать их роль в развитии американского государства и в системе классового господства буржуазии. В работе прослеживаются социально-экономические, идейно-политические и философские предпосылки появления Конституции, рассматривается политическая борьба вокруг ее принятия, вычленяются принципы, положенные в основу этого документа. Авторы попытались продемонстрировать ту роль, которую сыграла Конституция, а точнее говоря, интерпретация конституционных доктрин основными политическими группировками, в процессе формирования государственного механизма новой республики, возникшей на месте бывших английских колоний.

Процесс становления государственного аппарата США завершился в общих чертах в 30-е годы XIX века, в период «джексоновской демократии». Надо сказать, что история эволюции конституционных доктрин в XIX — первой трети XX века пока крайне слабо освещена в трудах советских историков и правоведов. Настоящая работа, дающая общую картину развития конституционных доктрин в указанный период, призвана в какой-то мере восполнить этот пробел.

Второй раздел монографии посвящен комплексному анализу современного состояния конституционных доктрин, выявлению их влияния на функционирование как политической системы в целом, так и ее отдельных элементов — партий, законодательных органов, общественных организаций и т. д. Здесь же исследуется роль конституционных доктрин в решении ключевых социально-экономических вопросов, стоящих сегодня перед США. Читатель сможет познакомиться с теми спорами, которые активно идут в США в последние полтора десятилетия о путях и методах дальнейшей модификации Конституции. За этими разногласиями кроются серьезные противоречия, вызванные неспособностью правящих кругов США найти действенные рецепты лечения многочисленных социальных болезней, порождаемых все более углубляющимся общим кризисом капитализма. Наконец, большое внимание в работе уделено разоблачению апологетических концепций, используя которые американский пропагандистский аппарат тщится доказать миру, что Конституция США — надежный гарант прав человека. Показ несостоятельности таких концепций представляется существенно важным для правильного понимания механизма действия конституционной системы Соединенных Штатов Америки на современном этапе ее развития и в исторической ретроспективе.