Психология

Раздел: Экономика и юриспруденция

В процессе роста и развития, прежде чем ребенок идет в школу и даже прежде чем он овладевает родным языком, он начинает усваивать культуру, к которой принадле­жит. Он усваивает ее в ритмах и течении времени, в способах невербального общения с близкими и незнакомыми людьми, в стилях мышления и в особенностях отношения к природе, домашней среде, самому себе и другим людям. Все это называется процес­сом социализации, который, большей частью, происходит полубессознательно и на этом глубоком уровне определяет наши желания и поступки, наше «видение мира».

Модель связи культуры и общения по Триандису. Основное положение, лежащее в основе модели Г. Триандиса, заключается в том, что культура влияет на процесс об­щения не прямо, а косвенно — через факторы ситуации общения (ценности, нормы,  роли, социальные когнитивные и аффективные процессы и т.д.), которые и обусловливают процессы коммуникации.

 Нормы, правила, роли — это факторы ситуации межкулькультурного, взаимодействия, оказывающие влияние на эффективность общения. Они в значительной степени обусловлены культурой и влияют на то, как мы кодируем и декодируем вербальную и невербальную информацию, отчего зависит степень понимания собе­седниками друг друга, а значит, и успешность самого общения.

Нормы — это принципы, предписывающие поведение в той или иной культуре, разделяемые членами данной культуры. Нормы включают в себя:

-         коллективную оценку того, каким должно быть поведение представителя дан­ной культуры;

-         коллективную интерпретацию того, что значит то или иное поведение;

-         частные реакции на поведение, включая попытки наложения санкций на «неже­лательные» варианты поведения.

Исследователи выделяют две основные нормы, оказывающие заметное влияние на поведение членов разных культур в ситуациях межличностного взаимодействия — нормы правосудия и взаимности. Норма правосудия складывается из двух различных и в чем-то противоположных значений: справедливости и равенства. Норма справед­ливости означает, что в сознании людей существует некий баланс между тем, что они дают и что получают взамен, будь то материальные блага, обмен услугами, а также чувствами» например любовью или ненавистью. Норма справедливости тесно связа­на с понятием заслуженности («что заслужил, то и получил»). Иной смысл у нормы равенства: социальная награда распределяется поровну между участниками взаимо­действия независимо от вклада и потребностей каждого из индивидов.

Согласно данным кросскультурных исследований, люди, принадлежащие к инди­видуалистическим культурам, чаще соглашаются с нормой справедливости, а члены коллективистских культур поддерживают норму равенства. При исследовании нор­мы правосудия в Японии и США установлено, что при распределении наград япон­ские студенты предпочитают норму равенства, а американские — норму справедли­вости. Аналогичные исследования нормы правосудия у китайцев и американцев обнаружили ту же тенденцию: китайцы предпочитают норму равенства, а американ­цы — норму справедливости. Выявлены также и половые различия внутри культур. Так, китайцы-мужчины чаще предпочитали норму равенства, чем китайские женщи­ны, а те, в свою очередь больше, чем мужчины, ценили норму справедливости. У аме­риканских респондентов все было наоборот: мужчины чаще предпочитали норму справедливости, чем женщины, а женщины — норму равенства. По мнению исследо­вателей, норма справедливости служит индивидуальным интересам личности, а нор­ма равенства — общим интересам членов группы. В культурах, ценящих норму спра­ведливости, поощряются индивидуальные вклады, идеи, права и обязанности отдельной личности. Культуры, ценящие нормы равенства, признают важность груп­повой гармонии и согласия, прав и обязанностей личности по отношению к группе.

В нашей стране также изучалось отношение к законам, понимание справедливо­сти и прав личности, мотивировки законопослушности у отечественных респонден­тов в контексте сравнения их морально-правовых суждений с суждениями предста­вителей других стран (США, Дании, Италии и др.). Как показал сравнительный анализ, у российских респондентов более развитой оказалась способность к измене­нию и нарушению законов, чем     у респондентов из других стран. Результаты исследо­вания позволяют говорить о том, что в сознании отечественных респондентов изна­чально, существует разграничение понятий «закон» и «мораль», что и вызвало трудности в определении «справедливого закона», так как понятие «справедливость» у русских связано с областью нравственности, а законы считаются несправедливы­ми, бездействующими и необъективными. Данные результаты сравниваются с пока­зателями Д. Тапп, согласно которым в сознании респондентов стран Запада понятия «закон», «мораль», «справедливость» на первоначальном уровне морального разви­тия слиты воедино. Интересные данные о понимании русскими правды и лжи, ко­ренящиеся в российской историко-культурной традиции, представлены в работах В. В. Знакова. Согласно его исследованиям, не только в прошлом, но и сегодня рус­ские считают морально-приемлемой так называемую «ложь во спасение». С помощью экспериментов, проведенных на различных российских выборках, автором был выяв­лен феномен «нравственной лжи», состоящий в том, что статистически значимое большинство респондентов согласилось дать в суде ложные показания ради спасения невиновного обвиняемого. Сами респонденты объясняют это тем, что несовершенство законов допускает возможность осуждения невиновного, поэтому ложные показания в суде во имя спасения невиновного человека в психологическом и нравственном плане перестают быть ложными. Такая ложь понимается как «атрибут честности», не­обходимое условие справедливого отношения к людям, попавшим в беду. Истоки та­кого отношения, по мнению автора, коренятся в различном понимании «правды» и «истины» в русской культурной традиции. «Правда» в сознании русских понимается как категория, выражающая целостное мировоззрение человека, понятие, основанное на вере, традициях, представлении о справедливости в отношениях между людьми («жить по правде»), а «истина» — только «общезначимая обезличенная констатация соответствия высказывания действительности». Как неоднократно отмечал Ф. М. До­стоевский, когда русский человек вынужден выбирать между истиной и справедли­востью, то он скорее предпочтет ложь, чем несправедливость. Таким образом, по мне­нию В. В. Знакова, «истина» и «справедливость» в сознании русского человека могут быть понятиями разного порядка, и справедливость всегда будет дороже истины, даже если для ее восстановления приходится прибегать ко лжи. Это — один из ключевых моментов отношения к понятиям «правда», «ложь», «справедливость», «мораль», «за­кон» в русском этническом сознании.

Сходная ситуация прослеживается в культурах, где законы государства воспри­нимаются как «нереалистичные» или не согласующиеся с традициями. Например, угонщики скота в Сардинии соединяют норму равенства и справедливости воедино. Они рассуждают так: «Бог хочет, чтобы у всех было поровну, поэтому мы забираем скот у тех, кто имеет много скота, тем самым следуя пожеланиям Бога». Конечно, воровство скота противоречит итальянским законам, но угонщики скота использова­ли эту норму задолго до того, как Италия стала государством (Triandis H., 1994). Было выявлено, что угон скота не считается преступлением и во многих других культура. В подобных ситуациях присутствуют как бы две нормы: одна, согласующаяся с нор­мами традиционной культуры, и вторая, отражающая государственные законы. Осо­бенно отчетливо это проявляется в ситуации с этническими и культурными меньшин­ствами (баски в Испании, ирландцы в Великобритании, некоторые народы Северного Кавказа в России и т. д.). В таких случаях популяции, недостаточно интегрирован­ные в культуру доминирующего большинства (т. е. несогласные с тем, что они обяза­ны подчиняться законам страны), находятся в перманентной ситуации непонимания с правительством страны. В случаях с субъектами федераций, основанными по нацио­нально-культурному признаку, необходимо иметь в виду, что там могут работать, как минимум, две нормативные системы — традиционная и государственная, и понимать, что нормы, укорененные в сознании народа многовековой           историко-культурной тра­дицией, несомненно, являются более мощными регуляторами поведения, чем госу­дарственные законы. Их нужно умело «встраивать» в регуляцию правовых отноше­ний в регионе.

Правила — это предписания, говорящие, как должно вести себя в данной ситуа­ции. В отличие от норм, в сильной степени «пропитанных культурой», правила обще­ния более индивидуализированы и зависят от ситуации и личностных особенностей включенных в общение людей.

Чем больше потребность общества в координации деятельности людей, тем выше требования к точности и понятности правил поведения. Исходя из этого можно предположить, что в коллективистских культурах выше потребность в координации дея­тельности, чем в индивидуалистических, соответственно и правила в таких культу­рах должны быть более четкими и ясными. В кросскультурном исследовании М. Аргайла с соавторами, проведенном в 1986 г. в Великобритании, Японии, Гонконге и Италии (изучалось отношение к 33 правилам в 22 ситуациях общения), было установлено, что практически все типы социальных отношений регулируются структурой социально-одобряемых правил, но некоторые правила характеризуются особой универсальностью и присутствуют в большинстве исследованных ситуаций (напри­мер, в отношениях мужа и жены, доктора и пациента и т. д.). Эти универсальные пра­вила таковы:

1) следует уважать частные права другого человека;

2) следует смотреть в глаза собеседнику во время разговора;

3) не следует обсуждать с другими то, что было сказано конфиденциально;

4) не следует проявлять сексуальную активность в отношениях с другим челове­ком;

5) не следует публично критиковать другого человека;

6) следует возвращать долги, услуги, любезности, сколь бы малы они ни были.

В исследовании в Японии, Гонконге, Италии и Великобритании была доказана универсальность правила уважения частных прав другого человека. Правило сохра­нения тайны подтвердилось в Гонконге, Италии и Британии, но не соблюдалось в японской культуре. Правило недопустимости публичной критики «работало» в Япо­нии и Гонконге, а в Британии, и особенно в Италии, часто нарушалось. Это можно объяснить тем, что в коллективистских культурах (Япония и Гонконг) соблюдение данного правила гарантирует предупреждение публичных столкновений и причине­ния ущерба «лицу» другого, в то время как в индивидуалистических культурах вер­бальное самораскрытие важнее сохранения групповой гармонии, поэтому в данных культурах менее настаивают на следовании этому правилу. Правила поведения тес­но связаны с исполнением той или иной роли в конкретной ситуации взаимодействия.

Роль — это система ожиданий определенного поведения от субъекта, связанная с его позицией в группе (примеры позиций: профессор, студент, мать, отец, учитель, ученик, юрист, продавец, пассажир и т. д.). От каждого субъекта, занимающего ту или иную позицию, ожидается поведение в соответствии с его ролью.

Степень личностной значимости ролевых отношений хорошо иллюстрируется в исследовании Г. Триандисом американцев в Греции в 1967 г. Он установил, что гре­ки воспринимают поведение американцев на службе как «бесчеловечно-законническое, ригидное, холодное и чересчур нацеленное на производительность». Несмотря на то, что греки воспринимают свои организации как в высшей степени бюрократи­ческие, решения в них часто принимаются на основе дружеских отношений и личност­ных норм и правил. Греки не могут понять разделения между «служебным» и «дру­жеским» поведением. Таким образом, в греческой культуре ролевым отношениям приписывается большая личностная значимость по сравнению с американской куль­турой.