Всемирная история

Культура древнего Рима

Европа

Каждый горожанин повседневно и ежечасно сталкивался со своими соседями по дому (если оп был мпогоэтажиый и многоквартирный), по улице, встречался с ними на агоре, в храмах, портиках, термах, ремесленных мастерских, при выполнении религиозных обрядов. Одним из ярких источников, по которым можно судить об отношении горожанина к родственникам и соседям, являются проклятия на надгробиых памятниках тем, кто осквернил могилу. Варианты их различны. Например, в надписи из Силанда (ТАМ, V, 1, Л° 64) Аталапта, дочь Онеспфора. «пугает» нарушившего покой ее могилы (а она ставила надгробие при жизни) тем, что осквернитель не получит воды из святилища богипи Анаит. Комментатор этой падписп (Л. Робер) приводит мнение К. Бу-реша, считавшего, что ритуал культа богини Анаит, заимствованный от персов, был тесно связан с водой, с источником.

Жителям города Саитты, чтобы они но парушали покой могилы, адресовалось следующее проклятие: «Да не будет ему море годным для плавания, земля —удобном для обработки, да не будет ему потомства» (ТАМ, V, 1, № 101).

Надпись на надгробном памятнике в одном из карийских городов (CIG, Л° 2685) гласит: «Я не хочу, чтобы кто-нибудь был бы здесь похоронен, кроме моего рода». За парушеиие этого распоряжения — штраф в 500 денариев.

В ряде лидийских надписей, помимо указания на размер штрафа, подчеркивается, что данным памятником или могнлоп наследникам пользоваться не разрешается (CIG, № 3270, Buresch, № 58: ВСН, 1977, CI, 1, р. 44) 2\

Не случайно, ВИДИМО, В надгробных надписях Памфилтш говорится, что наследники обязаны похоронить своего завещателя не позднее чем через три дня после его смерти2S. Б противном случае они платят штраф в казну (SEG, XVII, Ш 635). Можно понять, что необходимость такого условия была вызвана реальными житейскими ситуациями, а это свидетельствует о весьма сложных отношениях между членами одной и той же семьи, не говоря уже о тех случаях, когда наследники были не родственниками, а соседями умершего

В городах запрет на похороны в чьей-то могиле других лиц обычно выражался в такой форме: здесь похоронен такой-то и такая-то л никто другой   (o'j8evt ЬЬ Ырш - ТАМ, V, 1, № 739-239/40 г. н. э.).

Другим спостюм охраны могилы является указанный в надгробной надписи штраф за порчу могилы с точным обозначением, куда его платить: либо в государственную казну (ТАМ, V, 1, 741), либо в казну города или деревни. Суммы могли быть при этом совершенно различными. В надписи из местечка Капптелида (Киликия) . (IGRH, III, № 866) штраф в императорскую казну составлял 1000 денариев, в казну города Себасты — 8000 и в казну народа Каннтелиды — 2500 донариек.

На надгробном памятнике, где обычно перечислены имена домочадцев, может встретиться и вовсе лаконичная фраза: «только им и никому другому»   (IGRR, III, № 648, 652, город Идебесс в Писидии).

В одной из ликийских надписей из города Аптифелла (ТАМ, V, 1, № 56) сказано: того, кто повредит или перекупит памятник, ожидает гибель от руки богини Лето. В пафлагопской надписи из Олимпа (IGRR, III, № 750) говорится, что данная могила приготовлена для Сеыиропия, сына Никета, его дочери и ее мужа «и для тех, кому бы я п моя дочь дали письменно разрешение». Последние слова очень показательны — либо в этой семье отношения были таковы, что устно выраженного согласия было мало, либо письменного подтверждения требовал город, не доверявший наследникам.

Отношение крестьян друг к другу определял, конечно, тот факт, что сельская община в I—III вв. представляла собой объединение территориальное, а не родственпое, в большинстве случаев соседи были чужими людьми, за исключением браков внутри общины. Каждая семья имела свой дом, свое хозяйство, своп огород, свой инвентарь, свой участок земли. На стелах, как надгробных, так и почетных, часто изображался ключ, которым запиралась входная дверь крестьянского дома, что говорит о настороженном отношении общинников друг к другу. О том же свидетельствуют проклятия на надгробных памятниках.

Факты доброжелательного отношения родственников друг к другу в надписях отражепы крайне редко .

Следует особо отметить, сколь большое место занимал и в жизни, и в психологии тогдашнего сельского жителя его дом. Угрозой тому, кто нарушит целостность могилы, почти всегда служит кара его дому. Это либо просто зло (хахшд) без точного определения, что именно произойдет с его домом (МАМА, VII, № 199, из Акшехира в Восточной Фригии), либо проклятие его дому (ярее k xov oTxov) (MAMA, VI, № 277), либо, как в МАМА, VII, № 147 (а), пустой дом (olxov &рщюч), т. е. дом, лишенный вещей, а не домочадцев, так как в том же проклятии есть еще один пункт о лишении обидчика детей.

Характерно, что ряд памятников, поставленных рабами плп вольноотпущенниками, не имеет па рельефах изображений — ни ключей от дома, ни молоточка для стука в дверь. Вероятнее всего, в ряде случаев эти неполноправные лица не имели собственного дома и жили в доме своего господина. Этим объяснялось то обстоятельство, что и на надгробном рельефе усопшего подчеркивалось, -что он в этой земной жизни своего дома не имел (МАМА, VII, № 337, восточная Фрпгпя, совр. Си-нанли).

Основной ячейкой жизни общины была семья. Сельский житель опирался на членов своей семьи, с ними делил все трудности п лишения, с ними обрабатывал СБОЮ землю и нелегким трудом получал урожай, с ними и за пх благополучие возносил молитвы богам. Поэтому самое страшное проклятие, которое встречалось в надгробных надписях: «Да будешь ты в случае осквернения могилы лишен жены и детей». Слова i/pWcaov и axsxvov   (MAMA, VI, № 213) встречаются в надписях чрезвычайно редко — человек в одиночку не мог справиться с жизненными трудностями в крестьянском хозяйстве.

Именно поэтому одно из проклятий на памятнике в восточной Фригии (МАМА, VII, Ш 485, совр. Аткафаси), поставленном человеком по имени Мамае своей сожительнице Бабе и дочери Нане, звучит следующим образом: если кто-нибудь испортит это сооружение, останется в безбрачии.

Показательно отношение в деревнях к наследникам — родственникам или соседям. Очень часто в надгробных надписях встречается общая формула, в которой содержится запрет на наследование ими могилы (IGRR, III, № 338: heredes non sequetur).

Психология сельских жителей очень отчетливо выражалась в тех проклятиях, которыми угрожали человеку, испортившему, нарушившему могилу. Типична в этом смысле надгробная стела ТАМ, V, 1, № 815 из района Юлии Горды (Лидия), где говорится: «кто стеле причинит вред или испортит, того постигнет полная погибель» (КР, II, 75 sq., № 157, 149/50 г. н. э.). Особенно характерны для деревенских жителей формулы проклятий, грозящие лишением детей, неурожаем

Надпись, найденная в одной из лидийских катойкий, проливает свет на отношения внутри общины (Buresch, S. 113). В ней говорится, что, воспользовавшись смертью должностного лица (может быть, комарха деревни) Филиппика, девять человек, опутанных долгами, выкрали списки пахарей и другие записи из дома Филиппика. Проступок стал известен жителям катойкии, которые, считая его постыдным, сурово их покарали. Скорее всего, виновных постигла смерть, поскольку в надписи указывается, что божество этой катойкии «отомстило, наказало и погубило злоумышлявших».

Напряженными были отношения соседей в общине, но не менее напряженными и отношения лежду соседними поселениями. Интересен случай из жизни софиста Элия Аристида, жившего в Адрианутере и владевшего несколькими имениями в ее окрестностях. Одно из них» Ланейон, нерешло к его семье, когда он находился в Египте в 142 г. н. э. (Orat., XLIX, 42; L, 105, 8). Его соседи мисийцы — собственники окружающих земель, не любившие его, поскольку Элий Аристид старался захватывать прилежащие к его имениям участки, воспользовались его отсутствием, вооружили многих своих рабов и арендаторов напали на имение и разорили его. Узнав об этих событиях, Элий Аристид вынужден был обратиться с жалобой к проконсулу, который вернул ему имение Ланейон.

Таким образом, эпиграфические источники свидетельствуют, что во взаимоотношениях со своими соседями и наследниками у горожанина и крестьянина было много общего. И тот и другой не доверяли окружающим и обрушивали на их головы самые страшные угрозы и кары, устанавливали штрафы, призывали на обидчика гнев богов. Отношение к окружающим в деревне, являвшейся соседской общиной, также было настороженным. Нарушение фискальных обязанностей каралось очень сурово, вплоть до смерти, и единственной ячейкой, где крестьянин чувствовал себя уверенно, была его семья.