Экономика

Экономика

Раздел: Бизнес, финансы

Прежде всего внесем ясность относительно того, что здесь рассматривается. В других, предыдущих и последующих, главах подробно обсуждаются различные аспекты проведения фискальной и кредитно-денежной политики. Здесь предметом анализа является совсем другое. Здесь мы скорее интересуемся тем, что волнует рядового американца, а именно фактом, что в результате войны США получили государственный долг в размере около 1/4 трил. долл.

Теперь уже стало достоянием истории, что для внутреннего положения в Соединенных Штатах вторая мировая война означала следующее: путем государственного рационирования и прямого контроля над распределением товаров потребления в 1941-1945 гг. было снижено до минимума; патриотические и другие призывы послужили значительному увеличению занятости среди гражданского населения как по линии увеличения рабочей недели, так и по линии роста числа работающих среди женщин и стариков; и наконец, в результате тщательно разработанной системы контроля над скрьем и инвестициями гражданские инвестиции практически сократились до предела — здания и оборудование не обновлялись и даже не ремонтировались, запасы сокращались. Хотя современную тотальную войну, по-видимому, можно было бы вести без установления такого прямого контроля, в то время все происходило именно так; и поскольку все подлежало строгому рационированию, нельзя было ожидать, чтобы небольшое увеличение личных доходов или допускавшиеся изменения в относительных ценах производили обычный количественный эффект.

В качестве первого приближения, допустимого для вводного анализа, можно сказать, что в конечном итоге страна имела минимальное количество капитальных благ, необходимых для победы в течение данного времени; и это наследство 1945 г. не бшю бы существенно иным, если бы применялись прочие мыслимые методы финансирования войны, например, если бы мы имели значительно более высокие налоги, а не дефицитное финансирование войны, результатом которого явился государственный долг.

В соответствии с этой очень упрощенной оценкой послевоенный недостаток капитальных благ (оборудование, промышленные сооружения, жилые дома, товаро-материальные запасы, потребительские товары длительного пользования) был следствием необходимости выиграть войну, и выиграть ее быстро. Это бремя войны легло на наши плечи, и мы не сожалеем, что мы сделали то, что сделали.

Мы будем продолжать нести это бремя войны, пока мы должны обходиться без тех капитальных благ, которые в противном случае были бы у нас. Экономически это похоже на жестокий ураган 1938 г. в Новой Англии, ущерб от которого до сих пор ощущается в наших лесах. Но еще больший ущерб, который, может быть, и не заметен для невооруженного глаза, состоит в том, что те большие усилия, которые пришлось затратить на исправление причиненного ураганом вреда, могли бы дать нам новые прекрасные деревья и другие вещи.

Бремя урагана 1938 г. не имеет ничего общего с государственным долгом. В приведенной выше упрощенной модели военных финансов то же самое может быть сказано о бремени войны: связанную с ним потерю капитальных благ нельзя избежать, даже если бы мы выдавали рабочим военного времени налоговые расписки вместо государственных облигаций или даже если бы мы выдавали им бумажные деньги, которые после отмены контроля военного времени вызвали бы трехкратный рост послевоенных цен по сравнению с их фактическим уровнем.

Значит ли это, что созданный войной государственный долг не имеет никаких последствий? Некоторые последствия действительно имеют место, однако необходимо строго различать истинные и ложные последствия.

Приводим пример истинного влияния государственного долга.

Из двух сестер-близнецов Джейн Дей во время войны много работала, а Роза — нет. Поскольку наше правительство использовало дефицитное финансирование, оказалось, что Джейн в 1945 г. имела государственные облигации, а не только расписки об уплате налогов. С 1945 г. Джейн получает большую долю потребления, чем Роза; Роза же платит больше налогов, чем было бы в противном случае, чтобы дать государству возможность выплачивать Джейн проценты и погашать долг. Мораль: государственный долг определенно может вызвать перераспределительный эффект между отдельными лицами одного и того же или различных возрастов.

Внешний и внутренний долг. Большой внешний долг, то есть долг народам других стран, был бы реальным бременем для американской экономики. Последнее объясняется тем, что мы как нация были бы вынуждены предоставлять другим странам ценные товары и услуги, чтобы оплатить проценты и, возможно, для погашения некоторой части основного долга. При условии, что 10% национального дохода утекает таким образом за границу, бремя было бы если и не невыносимым, то достаточно тяжелым. Американский народ вынужден был бы работать напряженнее и дольше и должен был бы потуже затянуть пояс.

Внутренний государственный долг, подобный нашему, тоже порождает бремя, но бремя внутреннего долга качественно и количественно отлично от бремени внешнего долга.

Следующий вопрос требует некоторых комментариев. Как возникает внешний долг? Он мог возникнуть вследствие получения нами товаров из-за границы во время войны; естественно, что за них надо в конце концов платить. Или он мог возникнуть в силу определенных иностранных инвестиций в нашей стране, которые мы будем рассматривать в части 5 кни . Если иностранцы дали нам капитальные блага для развития наших ресурсов, то вызванный этим рост на- "О чистого национального продукта (NNP), возможно, будет более чем достаточен для платежей процентов к 1идендов по внешнему долгу. Таким образом, если взять всю сделку в целом, то мы отнюдь не стали беднее, -о мы беднее, чем могли бы быть, если бы внешний долг каким-то образом мог быть «списан», тогда как более высокая продуктивность, которая стала возможной в силу исходных иностранных инвестиций, осталась бы при нас. Все это будет рассмотрено позднее в связи с анализом международной торговли и развития. Что касается войны, предположим, что мы решили брать товары из-за границы в кредит, а не проедать свой собственный капитал. Мы не имели такого выбора, но предположим, что такое решение могло быть принято. Возникновение такого внешнего долга не оставило бы нас в худшем положении в 1945 г., чем то, в котором мы фактически оказались, поскольку наш сохраненный таким образом внутренний капитал компенсировал бы и уравновесил бы наш внешний долг. Анализ многих подобных проблем см. в книге Дж. М. Бьюкенена (J. M. Buchanan, Public Principles of Pubic Debt, Irwin, Homewood, III, 1958).

Это первый и наиболее важный урок, без усвоения которого никто не может продвинуться далеко в понимании экономической сущности государственного долга. Проценты по внутреннему долгу американцы платят американцам; здесь нет прямой потери товаров и услуг. Когда проценты по долгу выплачиваются за счет налогового обложения, то здесь нет прямой потери чистого личного дохода. Павел получает то, что Петр теряет, причем иногда — но только иногда — Павел и Петр — это одно и то же лицо.

Это объясняет, почему небольшой внешний долг причиняет англичанам значительно больше беспокойства, чем их неизмеримо больший внутренний долг; первый прямо ведет к обеднению Британских островов. К счастью, Соединенные Штаты вышли из самой дорогой в истории войны с небольшим сокращением производственного оборудования и небольшим внешним долгом.

Государственный долг и перенесение во времени экономического бремени. Еще одно различие между внешним и внутренним долгом связано со следующим часто встречающимся положением: «Когда мы финансируем войну займами, а не налогами, истинное экономическое бремя фактически перекладывается на будущие поколения, которые будут платить проценты и погашать долг».

Поскольку это касается внешнего долга, возникшего за счет ущемления реальных капиталовложений, этот сдвиг бремени во времени вполне реален. Но в применении к нашему внутреннему долгу это рассуждение наивно в экономическом смысле и может привести к заблуждению.

Чтобы вести войну, надо обрушить на врага существующую военную технику, а не долларовые векселя и не будущие товары и услуги. Если мы занимаем военное снаряжение у некоторых нейтральных стран и связываем наших детей и внуков обязательством оплатить их товарами и услугами, тогда поистине можно сказать, что внешние займы позволяют переложить экономическое бремя с современного на будущее поколения.

Но предположим, что за пределами страны нет наций, которые могли бы одолжить нам товары. Предположим, что гражданское капиталообразование уже сокращено до предела, но наше правительство все еще нуждается в дополнительных ресурсах для военных усилий.

Предположим, что конгресс не хочет утверждать такое расширение налогов, которого было бы достаточно, чтобы позволить правительству сбалансировать его раздутый бюджет, или было бы достаточно жестким, чтобы ограничить расходы населения до такой степени, при которой правительство могло бы использовать ресурсы для военных усилий и остановить рост цен. Тогда правительство будет иметь хронический дефицит и образуется громадный долг.

Будет ли поэтому правильным сказать, что «внешние займы перекладывают военное бремя на будущее поколение, тогда как налогообложение возлагает его на современное поколение»?

Нет. Современное поколение все равно должно жертвовать ресурсами, чтобы возместить затраты, связанные с производством военного снаряжения, необходимого для разгрома врага.

Перераспределение в будущем. Через несколько десятилетий после войны явившийся ее результатом государственный долг, вероятно, потребует, чтобы одни наши еще не родившиеся внуки были обложены налогом, чтобы уплачивать проценты (а возможно, и сам долг) другим нашим еще не родившимся внукам. Хотя такое перераспределение и имеет важное значение, это еще не все. Через несколько десятилетий наша уже упоминавшаяся Джейн Дей все еще может быть жива, а рабочий, которого еще не было на свете во время второй мировой войны, будет платить налог для уплаты процентов по облигациям, которые она получила за напряженную работу во время войны. Мораль: даже без внешних займов или изменения объема капиталовложений во время войны эффект государственного долга может состоять в перераспределении, при котором лица, еще не родившиеся во время войны, отдают часть своих средств тем, кто во время войны трудился.

 У. Г. Боуен, Р. Г. Девис и Д. X. Копф из Принстонского университета обратили внимание на этот момент (см. «American Economic Review», September, 1960, p. 701-706). Их анализ показывает, что, даже если бы Джейн Дей умерла в 1955 г., она могла оы потребить больше за 1945-1955 гг., продавая облигации. Бремя этого дополнительного потребления можно было бы переложить на родившихся после 1955 г., во-первых, поскольку это потребление соответственно уменьшило инвестиции в 1945-1955 гг. и, во-вторых, поскольку имеется промежуточное поколение молодых послевоенных рабочих (кто, работая в 1945-1955 гг., купил ее облигации на свои личные сбережения), которых, когда они достигнут старости, будут поддерживать рабочие 1980 г., платя налоги для уплаты процентов по государственному долгу.

«Мы должны сами себе». Если внутренний долг — это только отношение между американцами, почему некоторые люди считают, что выпущенные в период войны государственные облигации на сумму 250 млрд. долл. делают население более богатым и более склонным расходовать деньги? Если мы подведем свободный баланс для нации в целом, то увидим, что (внутренний) долг представляет собой некоторый род фиктивного финансового богатства, которое взаимно погашается как пассив и актив.

Чисто финансовые активы имеют тем не менее важное значение. Всякий владеющий государственными облигациями, подводя свой периодический баланс, присоединяет их к другим своим активам. Однако он редкостный чудак, если одновременно рассматривает как свой текущий пассив величину тех будущих налогов, которые ему предстоит выплатить для финансирования платежей процентов и погашения государственного долга. Он не знает даже способа определения своей доли этих налогов. В результате внутренний долг, который как пассив должен целиком погасить самого себя как актив, вместо этого рассматривается населением прежде всего как актив. Дайте человеку пачку облигаций, которые можно продать или погасить, и он вполне справедливо будет чувствовать себя богаче и более обеспеченным. В силу этого он, возможно, проявит более высокую склонность к расходованию текущего дохода.

Управление долгом и кредитно-денежная политика. Существование огромного государственного долга может оказать также влияние на норму процента и ее использование для противодействия экономическому циклу. Некоторые писатели опасаются, что отведение инвестиционных капиталов в каналы приобретения государственных облигаций вызовет рост нормы процента для частных заемщиков. Александр Гамильтон, оратор консервативной Федералистической партии, придерживался прямо противоположного мнения. Он полагал, что в разумных пределах и правильно регулируемый государственный долг был бы «национальным благому, ибо он обеспечил бы страну надежными ценными бумагами, которые приносили бы доход бизнесменам и давали бы им возможность вести дела даже при невысокой прибыли.

Как было показано в последних двух главах, ФРС имеет большие возможности воздействия на ставки процента по государственным облигациям. Поэтому любое чрезмерное давление долга на процент вверх или вниз может быть сведено на нет путем покупок и продаж на открытом рынке государственных бумаг. Но — ив этом иронический парадокс — существование большого государственного долга, хотя оно увеличивает силу федеральных резервных банков, в то же самое время может служить препятствием в проведении эффективной кредитно-денежной политики и политики процента.

Следует напомнить, что кредитно-денежная политика предполагает повышение нормы процента и стеснение условий получения кредита, когда совокупный спрос угрожает стать инфляционным. Но при большом объеме облигаций в руках банков и населения государственные власти весьма склонны к облегчению кредита — с целью удержания процента по долгу на низком уровне. Если курс государственных облигаций не может понижаться, то и норма процента не может быть повышена; население и банки всегда могут превратить свои облигации в наличные деньги, необходимые им для расходов на потребление и инвестиции. Поэтому в период 1945-1951 гг. наличие большого долга затрудняло использование кредитно-денежной политики для контроля за экономическим циклом и возлагало тем самым еще большее бремя на фискальную политику.

После 1951 г. положение настолько изменилось, что перестало быть проблемой. Соглашение, заключенное между казначейством и Федеральной резервной системой, вернуло последней свободу проведения антициклической кредитно-денежной политики. Многие эксперты полагают, что существование широкого рынка государственных ценных бумаг делает возможными большие операции стабилизирующего типа на открытом рынке и имеет тенденцию усиливать эффективность кредитно-денежной политики.

Управление долгом посредством мероприятий казначейства и политики операций на открытом рынке с облигациями различной срочности — если все эти мероприятия проводятся правильно   —  может повысить стабильность современной системы.

Действительное косвенное бремя выплаты процентов. Когда налоги используются для выплаты процентов по государственном)' долгу, то деньги переходят из одного кармана в другой. При этом нет прямого бременя, подобного тому, какие имеет место при внешнем долге1.

Во-первых, хотя деньги просто переходят из одного кармана в другой, брюки, в которых находятся эти карманы, могут принадлежать разным лицам. Современный национальный долг находится в руках очень широких слоев населения, так что почти каждое лицо владеет некоторой его долей либо в форме прямых вложений, либо в форме банковых вкладов и страховых полисов. Тем не менее статистические данные свидетельствуют о том, что те лица, которые получают проценты по облигациям, в среднем не относятся к низшим группам получателей дохода. Поэтому критики заявляют, что процент по государственному долгу является отрицательным элементом в нашей фискальной системе. По их словам, «богатым передается то, что выкачано из бедных». Однако если это зло, то необходимое зло, поскольку прошлые обязательства в отношении государственного долга должны скрупулезно выполняться.

Тем не менее при нашем современном государственном долге эта передача от одного класса получателей дохода к другому, возможно, не является наиболее важным косвенным бременем. Более важно то, что даже передача налоговых денег Петра для платежей процентов по облигациям, принадлежащим тому же самому Петру, накладывает тяжелое косвенное бремя на экономику! Последнее объясняется тем, что налогообложение всегда оказывает некоторое нарушающее влияние на экономическое поведение населения. Столетия назад дома облагались налогом по количеству окон, в результате чего население строило темные дома, а правительство, просто подняв ставки налога за небольшое число оставшихся окон, все же получало прежний доход. Аналогично этому обложение налогом дохода населения может побудить его работать слишком мало или, во многих случаях, наоборот, слишком напряженно, чтобы сохранить прежний уровень жизни. Может быть, еще более важно то, что высокий налог на доходы корпораций и личный доход часто может оказывать неблагоприятное влияние на готовность людей вкладывать свой капитал в новые рискованные предприятия. В результате происходит замедление технического прогресса и сокращение возможностей занятости.

Здесь вы можете возразить, что все это бессмыслица, что в самой внутренней передаче нет никакого чистого налогового бремени, ибо, если предположить, что мы вес владеем облигациями пропорционально нашей даче налогов, то в результате будем платить лишь самим себе. Это рассуждение совершенно ошибочно. Налоги на ка>:дого индивида, точно равные процентным платежам ему же, в экономическом смысле слова не аннулируются взаимно!

Это так, ибо то, что верно для всех, неверно для каждого в отдельности. Предположим для простоты, что все американцы получают в форме заработной платы 4500 долл. в год. Предположим, что каждый имеет на 25 тыс. долл. государственных облигаций, которые при 2% ежегодно приносят 500 долл. Чтобы платить этот процент на общую сумму дохода в 5 тыс. долл. (4500 долл. + 500 долл.). Прежде я считал, что государство в дополнение к существующим налогам устанавливает, скажем 10% налога как раз стоит отработать последний кусочек сверхурочного времени, чтобы заработать последний доллар моих 4500 долл. Но теперь правительство отбирает один дайм (десятицентовую монету) последнего доллара. Я (и каждый американец, подобно мне) может теперь почувствовать, что не стоит работать столь продолжительное время1: при сокращении моего рабочего времени, скажем, на V$ мой доход будет теперь лишь 3500 долл. Налог подорвал национальные усилия и производство.

Все еще не убежденный читатель может сказать: «Что произойдет, если каждый, как и вы, сократит свое рабочее время? Тогда для покрытия всей суммы процентов по облигациям добавочную ставку налога придется поднять с 10 почти до 15 % ». Совершенно верно. Но это лишь подтверждает наше положение. Конечная позиция может означать еще большее искажение усилий и нарушение стимулов и еще более высокую ставку налога. Все это получается потому, что, хотя нация в целом не может избежать роста налогов для уплаты процентов, каждый человек знает, что он может воздействовать на выплачиваемую им сумму налога путем изменения своих усилий, так или иначе получая свои собственные маленькие платежи процентов независимо от того, что он — как отдельная маленькая личность — делает.

Приведенный выше пример весьма упрощен и, несомненно, преувеличивает вредное влияние перераспределения. Следует отметить также, что различные типы налогов оказывают неодинаковое вредное влияние. Однако при наших уже таких высоких налогах любое дополнительное бремя, порожденное процентами по государственному долгу, во всяком случае, окажет соответственно более вредное влияние.

Мы пренебрегли также благотворным влиянием платежей процентов банкам, университетам, вдовам и прочим рантье. Если бы не было государственного долга или если бы норма процента существенно понизилась, тогда 1) благотворительные учреждения пришлось бы поддерживать больше за счет текущих государственных и частных взносов, чем за счет процентов на пожертвования, вложенные в государственные облигации; 2) рантье, ныне живущие за счет процентов, перешли бы на содержание за счет социального обеспечения и 3) банки, часть доходов которых ныне идет от процентов на облигации, в этом случае взимали бы больше за свои услуги.