Экономика

Экономика

Раздел: Бизнес, финансы

Чтобы понять значение всех этих терминов, представьте себе, что дело происходит в давно прошедшие времена и что я — управляющий компании и веду борьбу против организации рабочих в профсоюз. Я не жестокий человек; я хороший семьянин и не бегаю от кредиторов, но для меня война есть война, и я считаю своим долгом бороться за то дело, которое мне кажется правым. Итак, исключая случаи кровопролития, вот что я мог бы предпринять пару десятков лет назад.

Во-первых, я спрашиваю мастера: «Кто руководит ячейками нового профсоюза?» Узнав имена этих людей, я их увольняю. Более того, я вношу их имена в черный список, чтобы все другие предприниматели не приняли их на работу. Я внимательно слежу, чтобы уже за стенами предприятия этих профсоюзных организаторов вымазали дегтем и обваляли в перьях или чтобы они либо покинули город, либо по крайней мере были предупреждены о необходимости уехать из города, если только они не хотят быть арестованными местной полицией за бродяжничество и (или) за нарушение спокойствия. Я использую все свое влияние, чтобы местные школы и церкви отказывали членам профсоюза в предоставлении помещений для собраний и митингов.

Прежде чем профсоюз начнет забастовку, я наношу ему удар, первым объявляя локаут. Я закрываю завод до тех пор, пока рабочие не одумаются и не выйдут из профсоюза. Каждый новый рабочий, которого я принимаю, должен подписать так называемый контракт «желтой собаки», обещая никогда не вступать в профсоюз. Если впоследствии какой-либо профсоюзный организатор будет пытаться подстрекать к нарушению контракта, я могу попросить суд вынести постановление, запрещающее подобные действия.

Несмотря на мои усилия, профсоюз продолжает расти. Тогда, чтобы защитить себя от профсоюзных деятелей, действующих вне предприятия, я вынужден обратиться за помощью извне. Имеется несколько профессиональных сыскных агенств, специализирующихся на такого рода работе; я могу нанять в них как пять, так и пятьсот детективов. Конечно, эти люди не вызовут симпатий у неистовых членов профсоюза; поэтому они должны быть вооружены в целях самообороны, а также для того, чтобы помочь в защите частной собственности от возможного незаконного насилия. Может даже оказаться необходимым, чтобы некоторые из них дали присягу местному шерифу и стали его официальными помощниками в поддержании порядка.

Я призываю этих профессионалов не применять насильственных методов. И я действительно не хочу этого. Но они тоже люди, и под угрозу поставлена их собственная жизнь. Поэтому они, естественно, предпримут все необходимое, чтобы защитить себя.

Наступает неприятный день, и профсоюз, окончательно потеряв рассудок, объявляет забастовку. Я рассчитываю, что на работу не выйдет лишь несколько недовольных, но в действительности более половины рабочих поддается на удочку ораторов и покидает завод. Они устанавливают пикеты за воротами завода. Забастовщики утверждают, что пользуются предоставленным конституцией гражданским правом свободы слова, но речи, с которыми они обращаются к моим лояльным рабочим, продолжающим ходить на работу, трудно назвать гражданскими1. «Продажная шкура» и «штрейкбрехер» — это наиболее вежливые из употребляемых ими слов. Даже их жены становятся в ряды пикетчиков, выкрикивая по адресу моего сторожа такие неженственные слова, как «подпевала» и «доносчик». Неизбежно кто-либо входит во вкус и начинает бросать камни в окна и автомобили администраторов компании. Толпа теряет чувство меры и начинает ломать забор. Обороняясь и стараясь спасти завод от разрушения, один из детективов открывает огонь. А на следующий день газеты пестрят заголовками о расправе над рабочими. Так возникают злосчастные проблемы общественных отношений.

В конце концов рабочие не могут дольше выдержать, и я выигрываю забастовку. Но и после того, как они вновь приступили к работе, беспорядки и недовольство продолжаются, и я чувствую, что должен смириться с неизбежным. Если люди хотят создать союз, пусть они создают его. Но почему это должен быть разъединенный союз, руководимый извне, а не союз, созданный разумно, союз, состоящий из людей, давно работающих в данной компании и знающих ее проблемы? Поэтому я склоняю некоторых способных лидеров из среды рабочих на создание «союза компании». Я покупаю бочку пива для их первого совместного пикника, а для того чтобы помочь союзу сколотить казну, разрешаю продажу на заводе безалкогольных напитков, прибыли от которой поступают в профсоюзную кассу.

НОВЫЙ ХАРАКТЕР ТРУДОВЫХ ОТНОШЕНИЙ

Такого управляющего компанией, которого мы только что карикатурно изобразили, пожалуй, нигде не найти, за исключением нескольких мест на Юге. Он вышел в тираж, а его место заняло новое поколение управляющих. Почему? Во-первых, потому, что профсоюзам удалось еще в ЗО-е годы объединить рабочих на большинстве крупных предприятий, и с точки зрения чистых доходов корпорации было бы просто невыгодно продолжать дорогостоящую войну против профсоюзов. Во-вторых, профсоюзы добились успеха в конечном счете не в результате насильственных действий или своего превосходства в вооружении. В действительности происшедшие сдвиги были следствием изменившейся позиции правительства. В 30-е годы государство действовало не в ущерб, а скорее на пользу профсоюзному движению. Лидеры бизнеса, хотя они и превратно толковали политику Нового курса в области трудовых отношений, все же хорошо понимали, что им не под силу бороться с правительством США. (Ниже будет показано, как начался этот исторический сдвиг в роли государства и какой оборот он принял в последнее время.)

Кроме того, многие лидеры бизнеса начали понимать мудрость слов Сайруса С. Чинга1, в прошлом вице-президента «Юнайтед Стейтс раббер компани», а затем главы федеральной комиссии по посредничеству и примирению:

«Мы являемся свидетелями появления того типа руководителей организованного рабочего движения, который мы сами представляем».

И многие безнесмены стали понимать, что по меньшей мере зерно реализма содержится в следующем заявлении одного из профсоюзных лидеров:

«Предприниматели обычно устанавливают такого рода взаимоотношения с рабочими, какие их устраивают. Если профсоюзы прибегают к «излишествам*, предпринимателю, как правило, некого в этом винить, кроме самого себя. Например, если он пользуется услугами антирабочих шпионских агенств типа «Железнодорожных ревизоров» («Railway Audit»), пинкертоновцев и др.; если он создает на своем заводе запасы слезоточивых газов, ручных гранат, автоматов, дубинок, винтовок и прочих орудий войны; если он нанимает высокооплачиваемых адвокатов с Уолл-стрита, чтобы измотать профсоюз тяжбами в министерстве труда и в судах; если он распространяет среди своих мастеров антипрофсоюзную литературу и дает понять, что любой вред, который они могут принести профсоюзу, будет им прощен; если он делает взносы в антирабочие организации типа пресловутого комитета граждан Джонстауна (Johnstown Citizens' Committee); если он изворачивается и отказывается давать согласие на проведение выборов или подписать договор, зная, что большинство на стороне союза; если после того, как он вынужден был согласиться на договор, он занимается проволочками и препятствует рассмотрению жалоб; если он продолжает проводить дискриминацию членов профсоюза; если предприниматель ведет себя подобным образом, тогда и рабочие отвечают ему соответственно, и тогда девять из десяти бизнесменов, наблюдая за этим со стороны, твердят: *А, снова излишество* .

Итак, каждый, кто сколько-нибудь знаком с современными трудовыми отношениями, не может исходить из ложного представления, что все управляющие настроены против профсоюзов. Случаи насилия отражаются в заголовках газет, тогда как терпеливое сотрудничество не вызывает сенсаций и остается незамеченным. В большинстве отраслей в течение длительного времени рабочие и администрация предприятий плодотворно сотрудничают друг с другом. Национальная ассоциация планирования опубликовала результаты исследований, в которых описаны факты успешного развития трудовых отношений. Эти отчеты показывают, «как исторически враждебные группы могут сосуществовать,на основе разумного равенства в положении на предприятии, будучи одновременно участниками общего процесса, приносящего обеим группам уверенность, новые возможности и средства к существованию»1.

Так, бумажная и целлюлозная промышленность западного побережья (ее ведущая компания «Краун Зеллербах корпорейшн») в течение 27 лет являла пример здоровых трудовых отношений. Отделение «Дьюи энд Элми» акционерной компании «У. Р. Грейс» имеет 21-летнюю историю коллективных договоров со своим профсоюзом, которая была нарушена лишь тремя случаями прекращения работы. «Нэнуа корпорейшн» в течение 27 лет поддерживала отношения не менее чем с семью профсоюзами АФТ; за это время не было ни одной забастовки. А «Хикей-Фримэн компани», производящая мужскую одежду, в своих отношениях с профсоюзами за 42 года не знала забастовок, причем в течение 30 лет ни одна жалоба не дошла до арбитража.

И хорошие отношения между предпринимателями и рабочими обычно сопровождаются упорством в переговорах с обеих сторон; обоюдная апатия или диктат какой-либо одной стороны затягивали бы переговоры и, в конце концов, вели бы к их срыву. Здоровая обстановка создается уважением одной стороны к правам другой. Стороны не питают любви друг к другу. Но их интересы вполне совместимы.

РОЛЬ ГОСУДАРСТВА В БОРЬБЕ С ПРОФСОЮЗАМИ

Зародившиеся полтора века назад профсоюзы Англии были тогда на нелегальном положении. Старые доктрины обычного права, направленные против монополистического сговора с целью ограничения торговли, использовались для заключения членов профсоюза в тюрьму. Впоследствии парламент принял законы, которые полностью легализовали организацию рабочих в профсоюзы. В США примерно 100 лет назад суды также признали, что объединение людей в профсоюз с целью повышения заработной платы не является незаконным сговором при условии, что для достижения этой законной цели используются законные средства.

В 1890 г. антитрестовский закон Шермана объявил недопустимым монополистическое ограничение торговли. В нем ничего не говорилось о профсоюзах. Однако на протяжении последующих 20 лет закон Шермана все чаще использовался судами для ограничения деятельности профсоюзов. Если какой-либо союз преследовал цели, которые судья мог посчитать нежелательными, он объявлял такой профсоюз незаконным. Даже многие традиционные средства, использовавшиеся профсоюзами в своей деятельности и направленные на достижение совершенно законной цели, судьи объявляли противозаконными.

Уголовные преследования членов профсоюзов стали обычным делом. Как сами профсоюзы, так и их должностные лица объявлялись ответственными за нанесение ущерба; так, например, в крупном процессе по делу профсоюза шляпников из Дэнбери в 1908 г. на каждого члена союза, а также на его должностных лиц была возложена персональная ответственность за убытки, причиненные бойкотом; уплатив четверть миллиона долларов, профсоюз разорился. Кроме того, профсоюзы часто втягивали в дорогостоящие дела об убытках, издержки по которым были им явно не под силу, даже если победа и была на их стороне. Суды не только ограничивали право профсоюзов на бойкот, но и зачастую принимали решения, запрещавшие пикетирование без забастовки, а также пикетирование значительными силами, хотя оно не было массовым и не имело насильственного характера. Судьи признали законность контрактов, «желтой собаки» и в борьбе с профсоюзами широко применяли систему судебных запрещений.

Хотя АФТ и выступала против того, чтобы профсоюзы играли активную роль в политике, она все же оказалась вынужденной выйти на арену политической борьбы. И

борьба профсоюзов увенчалась успехом: в 1914 г. был принят антитрестовский закон Клейтона. Этот закон, предусматривавший прекращение преследования профсоюзов по закону Шермана, был назван Великой профсоюзной хартией. Однако он не устранил законодательной и судебной оппозиции профсоюзному движению.

ГОСУДАРСТВО КАК ЗАЩИТНИК ПРОФСОЮЗОВ

После 1930 г. право профсоюзов на заключение коллективных договоров получило мощную поддержку. В том году Верховный суд признал конституционным принятый в 1926 г. Закон о трудовых отношениях на железных дорогах, который заложил основу коллективных договоров. А в 1932 г. закон Нориса-Ла Гардиа окончательно исключил возможность навязывания правительством контрактов «желтой собаки», а также фактически упразднил вмешательство судов в трудовые споры; что касается запретов, налагаемых судами на бойкотирование и групповое пикетирование в процессе трудовых споров, то эти методы борьбы были признаны законными.

Статья 7(а) закона о восстановлении промышленности (НИРА), принятого в 1933 г., закрепила право рабочих на заключение коллективных договоров. Наконец, в 1935 г. вошел в силу имеющий важное значение закон о трудовых отношениях (закон Вагнера). В нем указывалось, что «рабочие имеют право на самоорганизацию, на создание рабочих организаций, вступление в них или оказание им помощи, на ведение коллективных переговоров через собственных представителей и на проведение совместных действий в целях заключения коллективных договоров или оказания взаимной помощи и защиты в других формах» (статья 7). Кроме того, закон учредил национальное управление по трудовым отношениям для наблюдения за тем, чтобы предприниматели не применяли против профсоюзов «нечестную трудовую практику»1. Представители национального управления по трудовым отношениям выезжают на предприятия и проводят там выборы, чтобы иметь представление о той организации, которая будет представлять рабочих при заключении коллективных договоров. Управление может издавать и действительно издает направленные против предпринимателей «запретительные приказы», которые вступают в силу после утверждения их судом; оно зачастую заставляет предпринимателей восстанавливать на работе несправедливо уволенных рабочих с выплатой им денежной компенсации.

РЕФОРМА ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА

В 1940 г. чаша весов еще больше склонилась в пользу профсоюзов. Законодательные органы и суды теперь полностью признали право на заключение коллективных договоров, и предприниматели стали подвергаться суровым наказаниям за «нечестную трудовую практику». Но и это еще не все. В области законодательства об охране труда события также приняли благоприятный для профсоюзов оборот.

В XIX в., когда в Англии принимались первые законы, регулировавшие условия безопасности и сохранения здоровья работавших на фабриках, они, как это ни странно, были утверждены партией тори, или консерваторов. Виги, или либералы, которые были сторонниками политики laissez faire, считали такие указы правительства посягательством на естественные права и свободу; более того, они утверждали, что такое посягательство принесет больше вреда, чем пользы, и поыспснно, в условиях конкуренции, станет излишним.

В США первые попытки принять законы, устанавливающие минимум заработной платы, регулирующие условия труда женщин и ограничивающие детский труд, натолкнулись на сильную оппозицию. Суды объявили многие из этих законов неконституционными. Но мало-помалу законодательство об охране труда женщин и малолетних получало распространение. Накануне первой мировой войны был принят закон о компенсации рабочих, предусматривавший, что в случае увечий рабочий должен получать пособие. Все же в 30-х годах АФТ пришлось выдержать серьезную борьбу по вопросам социального страхования в целом и, в частности, о минимуме заработной платы для мужчин.

Администрация Франклина Рузвельта усовершенствовала механизм «государства благоденствия». Закон Уолша-Хили о государственных контрактах (1936 г.) предусматривал, что по предписанию министра труда заработная плата по правительственным контрактам должна выплачиваться на основе существующих минимальных стандартных ставок. В 1938 г. правительство сделало еще один шаг вперед, приняв закон о справедливых условиях труда. Этот закон установил минимальные ставки заработной платы для большинства несельскохозяйственных рабочих, которые работают в частных компаниях, участвующих в межштатной торговле (в 1960 г. — 1 долл. в час). Была введена 40-часовая рабочая неделя, причем почти во всех случаях предусматривалось, что за каждый час, проработанный сверхурочно, рабочий в обязательном порядке получает полторы ставки. Был, наконец,запрещен детский груд в отраслях, ведущих межштатную торговлю. Многие штаты приняли также законы о минимуме заработной платы и максимальной продолжительности рабочего дня.

ИЗМЕНЕНИЕ ОТНОШЕНИЯ К ПРОФСОЮЗАМ. ЗАКОН ТАФТА — ХАРТЛИ

После второй мировой войны положение изменилось — Франклин Рузвельт умер. Новый курс утратил силу и растерял часть своих сторонников. Избиратели были по горло сыты забастовками и растущими ценами. К профсоюзам больше не относились как к слабой стороне. Многие конгрессмены считали, что закон Вагнера был односторонним, что он поставил профсоюзы в благоприятные условия и все тяготы взвалил на предпринимателей. И в 1947 г. конгресс принял новый закон об отношениях между рабочими и предпринимателями — закон Тафта-Хартли.

Это двухсторонний закон о трудовых отношениях, который, в противоположность закону Вагнера, предписывает нормы поведения как для предпринимателей, так и для профсоюзов. Укрепляются позиции рабочего, не желающего вступать в профсоюз, а также внутри профсоюза — права рядового члена по отношению к руководству. Некоторые из основных положений закона Тафта-Хартли состоят вкратце в следующем:

1.         Закрытый цех официально запрещен. Предприниматели не обязаны принимать на работу лишь членов профсоюза. Штатам предоставлена свобода действий в принятии более строгих законов  в ответ на различные требования,  предъявляемые членами профсоюзов. (Отдельные штаты с тех пор приняли законы о «праве на работу», которые запрещают какие бы то ни было меры, направленные на принудительное вовлечение рабочих в профсоюз.)

2.         Забастовки в важнейших отраслях могут быть временно приостановлены судебными постановлениями. Если прежнее законодательство предусматривало преимущественно частные случаи судебных запрещений, то в настоящее время министр юстиции США  в  тех  случаях,  когда  возникает  «угроза  национальному   благополучию  или безопасности», может потребовать судебного постановления об отсрочке забастовки на 80 дней. (Одновременно расширены также полномичия и обязанности национального управления по трудовым отношениям в применении судебных запрещений при нечестных действиях в области трудовых отношений.)

3.         Впервые введено определение нечестной практики в области трудовых отношений со стороны профсоюзов. Профсоюзы могут подвергаться преследованиям, например, за нарушение договора об отказе от забастовок. Они несут теперь ответственность за действия своих представителей. Профсоюзные фонды здравоохранения и социального обеспечения подлежат строгому контролю. Ограничено их исключительное право на разбор жалоб.  Они лишены права взимать вступительные взносы без достаточного основания. Они не могут безмерно «наживаться» (то есть взимать плату за невыполненную работу). Они должны вести переговоры коллективно. Их право на автоматический вычет профсоюзных взносов ныне ограничено. Точно так же ограничено право профсоюзов наказывать своих членов за другие нарушения дисциплины, помимо неуплаты членских взносов. Можно перечислить и другие ограничения деятельности профсоюзов. Предприниматели также могут привлекаться к судебной ответственности за нарушение коллективных договоров.

4.         Профсоюзы стали подотчетными. Они обязаны сообщать, кто у них работает, размер жалованья этих лиц, порядок их избрания и т. д.

5.         Запрещена политическая деятельность, а также финансовое участие профсоюзов в федеральных и первичных выборных кампаниях. Право предпринимателя на свободу слова подтверждено и усилено по сравнению с положениями закона Вагнера.

6.         Вторичные бойкоты и забастовки по мотивам юрисдикции объявлены незаконными.

7.         Контролерам («мастерам») не предоставлено право вести переговоры коллективно; предприниматель ведет с ними переговоры на коллективной основе, лишь если он сам этого желает.

8.         Вводится 60-дневный умиротворительный период перед началом забастовки;

предусматривается, что уведомление о забастовке должно быть сделано предварительно,

за 60 дней до се начала, если коллективный договор не подлежит возобновлению.

Рабочих, начавших забастовку в этот период, наказывают лишением прав, предусмот

ренных в законе Вагнера. Арбитраж не является принудительным, однако предусматри

вается создание нового аппарата посредничества и примирения, который ныне изъят из

компетенции министерства труда.

9.         Состав национального управления по трудовым отношениям увеличен с трех до

пяти человек, и его обязанности расширены. Будучи подвергнуто новым ограничениям,

оно становится теперь квазисудебным органом.

БУДУЩЕЕ РАБОЧЕГО ДВИЖЕНИЯ

Как отмечалось выше, закон Лэндрума-Гриффина от 1959 г. установил новые меры контроля над финансовыми сделками профсоюзов и предпринимателей. Он подтвердил право штатов издавать законы по вопросам, не входящим в компетенцию национального управления по трудовым отношениям; он ограничил контракты «горячего груза» и закрыл лазейку «вторичного бойкота».

Несмотря на страшные предсказания профсоюзных лидеров, профсоюзам не был причинен существенный ущерб реформой законодательства. Профсоюзы продолжают заключать коллективные договоры; они по-прежнему одерживают победы на многих выборах, проводимых Национальным управлением по трудовым отношениям, и выступают как «исключительные посредники по заключению коллективных договоров». В ряде отраслей, например, в газетных типографиях, все рабочие продолжают оставаться членами профсоюза, хотя «закрытый цех» и запрещен законом. Как и предсказывают, эти законодательные акты, по-видимому, причинили ущерб лишь слабым профсоюзам (например, профсоюзам, пытающимся обосноваться на Юге страны), но не ослабили крупных профсоюзов.

С другой стороны, нельзя сказать, что оправдались и надежды приверженцев этих законов. Годы, последовавшие за их принятием, не были особенно мирными. Так, в 1959-1960 гг. страна пережила одну из самых длительных и опусташительных в своей истории забастовок в сталелитейной промышленности, которая была вызвана разногласиями в вопросе о том, может ли администрация компаний устанавливать новые нормы. Общественное мнение и правительство, как правило, считают недопустимыми забастовки в ключевых отраслях, жизненно важных для экономического благополучия и безопасности страны. Ясно, что такие забастовки приносят неисчислимый вред всему обществу. Еще в 1919 г. губернатор Кэлвин Кулидж прославился тем, что запретил забастовку полицейских Бостона, заявив: «Ни для кого, нигде и никогда не существует права бастовать во вред безопасности общества*. В известной мере эта доктрина используется сейчас для запрещения забастовок во многих важных отраслях. Каков бы ни был смысл закона, правительство на практике не разрешает забастовок в этих отраслях. Президенты Трумэн и Эйзенхауэр с сожалением говорили о необходимости привести в действие механизм судебного запрета по закону Тафта-Хартли для прекращения забастовок в решающих отраслях.

ПРОБЛЕМЫ ЗАРАБОТНОЙ ПЛАТЫ ПОСЛЕ ВОЙНЫ

Военное управление по вопросам труда ввело во время войны общее замораживание почасовой заработной платы. Поскольку количество отработанных часов возросло, фонд заработной платы резко увеличился. Однако рабочие понимали, что их почасовые ставки отстают от роста стоимости жизни и производительности труда.

По окончании войны долго сдерживаемое недовольство рабочих вылилось во всеобщее требование увеличения ставок заработной платы. Чтобы не допустить снижения получаемой рабочими на руки недельной заработной платы вследствие сокращения сверхурочных часов, профсоюзы потребовали повысить ставки на 30%. Последовала мощная волна забастовок. Только в 1946 г. общенациональные забастовки охватили угольную, сталелитейную, мясоконсервную промышленность и железные дороги.  25 дает представление о забастовочном движении в послевоенный период.

В конце концов в ряде ключевых отраслей промышленности заработная плата была повышена на 18,5 цента в час; этот пример стал общенациональным образцом, и ему последовали и другие отрасли. Так сказать, это был «первый тур» повышения заработной платы, за которым последовали и другие. Таким образом, в послевоенный период наметилась новая, не совсем четкая тенденция: во-первых, торг о заработной плате принимал все большие масштабы; во-вторых, одни крупные отрасли стремились следовать примеру других ключевых отраслей в определении ставок заработной платы; в-третьих, за каждой волной повышения заработной платы, вызывавшей рост издержек

 производства и цен, следовала новая волна; в-четвертых, после 1950 г. профсоюзы стали выдвигать требования и добиваться все новых дополнительных льгот (пенсий, страхования, отпусков, бесплатного медицинского обслуживания семей рабочих и т. д.). Уолтер Рейтер потребовал и добился изменяющейся «гарантированной годовой заработной платы» для профсоюза рабочих автомобильной промышленности; Рейтер к тому же заявил, что будет продолжать бороться за 32-часовую рабочую неделю с оплатой как за 40 часов работы.

На протяжении длительного периода уровень производительности труда в стране возрастал в среднем примерно на 2-3% в год. Но что произойдет, если денежная заработная плата будет повышаться ежегодно в среднем на 5%? Несомненно, это вызовет рост издержек производства и повышение уровня цен. Такая инфляционная спираль могла бы стать бесконечной. Уровень заработной платы следовал бы за ростом цен, способствуя все большему их повышению. Именно эта проблема и беспокоила людей в 1945-1947, в 1950-1951 и в 1956-1960 гг.

Может ли наше хозяйство достичь высокого уровня занятости и в то же время обеспечить стабильность цен? На пороге 60-х годов угроза «роста цен, следующего за издержками на рабочую силу, снова стала модной темой, к которой мы будем неоднократно обращаться в последующих главах.